Перейти к содержанию

Гавриилиада

Материал из Викицитатника

«Гавриѝлиа́да» — (в изданиях до 1922 года ошибочно: «Гаврилиада») — пародийно-романтическая поэма Александра Пушкина 1821 года, обыгрывающая сюжет Евангелия о Благовещении и названная по архангелу Гавриилу.

Цитаты

[править]
  •  

В глуши полей, вдали Ерусалима,
Вдали забав и юных волокит
(Которых бес для гибели хранит),
Красавица, никем ещё не зрима,
Без прихотей вела спокойный век.
Её супруг, почтенный человек,
Седой старик, плохой столяр и плотник,
В селенье был единственный работник.
И день и ночь, имея много дел
<…> не много он смотрел
На прелести, которыми владел,
И тайный цвет, которому судьбою
Назначена была иная честь,
На стебельке не смел ещё процвесть.
Ленивый муж своею старой лейкой
В час утренний не орошал его;
Он как отец с невинной жил еврейкой,
Её кормил — и больше ничего.

Но, братие, с небес во время оно
Всевышний бог склонил приветный взор
На стройный стан, на девственное лоно
Рабы своей — и, чувствуя задор,
Он положил в премудрости глубокой
Благословить достойный вертоград…

  •  

Царя небес пленить она хотела,
Его слова приятны были ей,
И перед ним она благоговела, —
Но Гавриил казался ей милей…
Так иногда супругу генерала
Затянутый прельщает адъютант.
Что делать нам? судьба так приказала, —
Согласны в том невежда и педант. <…>

Он сочинял любовные псалмы
И громко пел: «Люблю, люблю Марию,
В унынии бессмертие влачу…
Где крылия? К Марии полечу
И на груди красавицы почию!..»
И прочее… всё, что придумать мог, —
Творец любил восточный, пестрый слог.
Потом, призвав любимца Гавриила,
Свою любовь он прозой объяснял.
Беседы их нам церковь утаила,
Евангелист немного оплошал!
Но говорит армянское преданье,
Что царь небес, не пожалев похвал,
В Меркурии архангела избрал,
Заметя в нём и ум, и дарованье, —
И вечерком к Марии подослал.
Архангелу другой хотелось чести;
Нередко он в посольствах был счастлив;
Переносить записочки да вести
Хоть выгодно, но он самолюбив,
И славы сын, намеренье сокрыв,
Стал нехотя услужливый угодник
Царю небес… а по-земному сводник.

Но, старый враг, не дремлет сатана!
Услышал он, шатаясь в белом свете,
Что бог имел еврейку на примете,
Красавицу, которая должна
Спасти наш род от вечной муки ада.
Лукавому великая досада —
Хлопочет он. Всевышний между тем
На небесах сидел в унынье сладком,
Весь мир забыл, не правил он ничем
И без него всё шло своим порядком.

  •  

Лукавый бес, надменно развернув
Гремучий хвост, согнув дугою шею,
С ветвей скользит — и падает пред нею: <…>
«С рассказом Моисея
Не соглашу рассказа моего:
Он вымыслом хотел пленить еврея,
Он важно лгал, — и слушали его.
Бог наградил в нём слог и ум покорный,
Стал Моисей известный господин,
Но я, поверь, — историк не придворный,
Не нужен мне пророка важный чин! <…>

Тиран несправедливый,
Еврейский бог, угрюмый и ревнивый,
Адамову подругу полюбя,
Её хранил для самого себя…
Какая честь и что за наслажденье!
На небесах, как будто в заточенье,
У ног его молися да молись,
Хвали его, красе его дивись,
Взглянуть не смей украдкой на другого,
С архангелом тихонько молвить слово;
Вот жребий той, которую творец
Себе возьмёт в подруги наконец.
И что ж потом? За скуку, за мученье
Награда вся дьячков осиплых пенье,
Свечи, старух докучная мольба,
Да чад кадил, да образ под алмазом,
Написанный каким-то богомазом… <…>

Мне стало жаль моей прелестной Евы;
Решился я, создателю назло,
Разрушить сон и юноши, и девы.
Ты слышала, как всё произошло? <…>
Я видел их! любви — моей науки —
Прекрасное начало видел я.
В глухой лесок ушла чета моя…
Там быстро их блуждали взгляды, руки…
Меж милых ног супруги молодой,
Заботливый, неловкий и немой,
Адам искал восторгов упоенья,
Неистовым исполненный огнём,
Он вопрошал источник наслажденья
И, закипев душой, терялся в нём…»

  •  

Мария зрит красавца молодого. <…>
Одной рукой цветочек ей подносит,
Другою мнёт простое полотно
И крадётся под ризы торопливо,
И лёгкий перст касается игриво
До милых тайн… <…>

Красавица, которой был я мил,
Простишь ли мне <…>
Мои грехи, забавы юных дней,
Те вечера, когда в семье твоей,
При матери, докучливой и строгой,
Тебя томил я тайною тревогой
И просветил невинные красы?
Я научил послушливую руку
Обманывать печальную разлуку
И услаждать безмолвные часы,
Бессонницы девическую муку.

  •  

Подземный царь, буян широкоплечий,
Вотще кряхтел с увёртливым врагом
И, наконец, желая кончить разом,
С архангела пернатый сбил шелом, <…>
Схватив врага за мягкие власы,
Он сзади гнёт могучею рукою
К сырой земле. <…>
Уж ломит бес, уж ад в восторге плещет;
По счастию, проворный Гавриил
Впился ему в то место роковое
(Излишнее почти во всяком бое),
В надменный член, которым бес грешил.
Лукавый пал, пощады запросил
И в тёмный ад едва нашёл дорогу.

  •  

О женщины, наперсницы любви.
Умеете вы хитростью счастливой
Обманывать вниманье жениха
И знатоков внимательные взоры
И на следы приятного греха
Невинности набрасывать уборы…

  •  

… вдруг мохнатый, белокрылый
В её окно влетает голубь милый,
Над нею он порхает и кружит,
И пробует весёлые напевы,
И вдруг летит в колени милой девы,
Над розою садится и дрожит,
Клюет её, копышется, вертится,
И носиком, и ножками трудится.
Он, точно он! — Мария поняла,
Что в голубе другого угощала;
Колени сжав, еврейка закричала,
Вздыхать, дрожать, молиться начала,
Заплакала, но голубь торжествует,
В жару любви трепещет и воркует,
И падает, объятый лёгким сном,
Приосеня цветок любви крылом.

Он улетел. Усталая Мария
Подумала: «Вот шалости какие!
Один, два, три! — как это им не лень?
Могу сказать, перенесла тревогу:
Досталась я в один и тот же день
Лукавому, архангелу и богу».

Всевышиий бог, как водится, потом
Признал своим еврейской девы сына,
Но Гавриил (завидная судьбина!)
Не преставал являться ей тайком;
Как многие, Иосиф был утешен…

  •  

Я пел тебя, крылатый Гавриил, <…>
Досель я был еретиком в любви,
Младых богинь безумный обожатель,
Друг демона, повеса и предатель…
Раскаянье моё благослови!

О поэме

[править]
  •  

Мне навязалась на шею преглупая шутка. До прав[ительства] дошла наконец «Гавриилиада»; приписывают её мне; донесли на меня, и я, вероятно, отвечу за чужие проказы, если кн. Дм. Горчаков не явится с того света отстаивать права на свою собственность.

  — Александр Пушкин, письмо Петру Вяземскому, 1 сентября 1828
  •  

Ему чужда минувшей жизни мерзость,
Он подходил с насмешкой к алтарю:
Чтоб нанести царю земному дерзость,
Он дерзко мстил небесному царю.

  Демьян Бедный, предисловие, 1918
  •  

Время написания «Гавриилиады» целиком относится к так называемому кишинёвскому периоду жизни Пушкина. <…>
Безграничная радость и восторг, возникшие от созерцания яркого, пышного, многообильного мира, должны были вылиться наружу. Библия, которую в те дни читал Пушкин, подсказала ему сюжет, переносивший будущего читателя в области самые светлые и обильные <…>.
Собственной жизнью Пушкина определился дух будущего создания, — и я бы сказал, что это есть подлинный дух Ренессанса. Да, в начале XIX столетия был в России момент, когда величайший из её художников, не «стилизуясь» и не подражая, а естественно и непроизвольно, единственно в силу внутренней необходимости, возродил само Возрождение.
Из всех оттенков его атеизма тот, который проявился в «Гавриилиаде», — самый слабый и безопасный по существу, хотя, конечно, самый резкий по форме. Чтобы быть опасным, он слишком легок, весел и неприкровен. Он беззаботен — и недемоничен. Жало его неглубоко и неядовито. Из лицейских стихов Пушкина во многих, посвященных вину и любви, чаще всего под конец, как изящная виньетка, является смерть. По существу эти стихи опасней «Гавриилиады»: нужно было подлинное «безверие», чтобы написать их <…>.
Описывая «прелести греха», сияюще-чистым умел оставаться лишь Пушкин.

  Владислав Ходасевич, «О „Гавриилиаде“», апрель 1918
  •  

«Гавриилиада» — один из больших бассейнов, куда стекаются автореминисценции и самозаимствования из более ранних произведений. В свою очередь, она питает позднейшие.

  — Владислав Ходасевич, «Гавриилиада», 1923, 1937
  •  

« Гавриилиада» — не просто <…> озорная шутка, а своего рода политическое выступление против новых методов, применявшихся правительством Александра I в борьбе с освободительным движением: на помощь этой борьбе были призваны религия и мистика.[1]

  Сергей Бонди

Примечания

[править]
  1. С. П. Бонди. Примечания // А. С. Пушкин. Собр. соч. в 10 томах. Т. 3. Поэмы, сказки. — М.: ГИХЛ, 1960.