Андре Жид

Материал из Викицитатника
Андре Жид
Статья в Википедии
Произведения в Викитеке
Медиафайлы на Викискладе

Андре́ Поль Гийо́м Жид (André Paul Guillaume Gide; 22 ноября 1869 — 19 февраля 1951) — французский писатель и драматург, лауреат Нобелевской премии по литературе 1947 года.

Цитаты[править]

  • Журналистика — это то, что гораздо интересней сегодня, чем завтра.
  • Вообразите фальшивую золотую монету в десять франков. Её истинная цена каких-нибудь два су. Она будет стоить десять франков, пока не узнают, что она фальшивая.
  • Лучше когда тебя ненавидят таким какой ты есть, чем любят за то чего в тебе нет.
  • Искусство живёт принуждением и гибнет от свободы.
  • Мудрость начинается там, где заканчивается страх перед Богом.
  • Я верующий. Я никогда не стану грешником.
  • Для француза немыслимо дожить до средних лет, не получив сифилис и орден Почётного легиона.
  •  

Если жизнь опьяняла Стивенсона, то как лёгкое шампанское.[1]

  •  

Пока я засыпаю, мои задние гребцы — шестеро сара, которые уже были с нами во время путешествия вниз по реке, <…> затягивают песню; её слова мне переводит Адум.
Губернатор, он болен,
Так будем сильнее грести, чтобы опередить болезнь.
Чтобы доставить его к доктору в Логон.
(<…> с тех пор, как мы оставили Форт-Лами, бои, а за ними и весь экипаж, повысили меня в чине. «Командира» им уже недостаточно. Позже и «губернатора» покажется им мало. Тут уж ничего не поделаешь. Полные энтузиазма, они станут называть меня «правительством».)
И это самая удивительная песня, которую я слышал в этой стране. <…> Это длинная фраза, которая начинается криком, заканчивается пианиссимо, но поётся как бы каноном, так что фортиссимо одних певцов идёт параллельно с пианиссимо других, которое звучит как шепчущий бас. Ноты никогда не берутся точно (вследствие чего необычайно трудно уловить мотив); это похоже на отсутствие чистых гласных звуков в английском языке. <…> Кроме того, когда один поёт до-ре, другой поёт ре-до. Некоторые делают варианты. Каждый из шести поет немного по-своему, но нельзя сказать, чтобы это были отдельные «партии». Всё это полно очень странной гармонической насыщенности. Одна и та же фраза — почти одна и та же (иногда с небольшим изменением, как в стихах Пеги) — повторяется неустанно в продолжение четверти часа, даже иногда получаса. Порою они словно пьянеют от этого безудержного пения; тогда они гребут яростно, исступлённо. <…> (Надо лишь отметить, что они никогда не поют, если работают шестами, а только в тех случаях, когда пением можно аккомпанировать размеренному движению вёсел.) — глава II; перевод: Н. Я. Рыкова, 1936

 

Tandis que j’essaie de dormir, mes pagayeurs d’arrière — six Sara que nous avions déjà à l’aller (ceux d’avant, cinq, sont des gens de Moosgoum) commencent un chant des paroles que me traduit Adoum,
Le Gouverneur, il est malade.
Ramons, ramons pour aller plus vite que la maladie,
L’amener jusqu’au médecin de Logone.
(<…> depuis Fort-Lamy, les boys, et à leur suite tout l’équipage, m’ont fait monter en grade. « Commandant » ne leur suffit pas. Et, plus tard, « Gouverneur » non plus. Rien à faire à cela. Par enthousiasme ils m’appelleront « Gouvernement ».),
qui est bien le chant le plus extraordinaire que j’aie entendu dans ce pays. <…> C’est une longue phrase, gueulée d’abord et qui s’achève presque en pianissimo, mais chantée comme en canon, de manière que le fortissimo de certains coïncide avec le pianissimo des autres, celuici formant comme une basse murmurée. — Les notes ne sont jamais exactement données (ce qui fait qu’il est extrêmement difficile de noter l’air); pas plus qu’en anglais il n’est de voyelles pures. <…> De plus, lorsque l’un chante do ré, l’autre chante ré do. Certains font des variantes. Sur six, chacun chante une chose un peu différente, sans qu’il y ait précisément des « parties ». Mais cela fait une sorte d’épaisseur harmonique des plus étranges. La même phrase — presque la même (avec le petit changement parfois, à la Péguy) se répète inlassablement un quart d’heure durant, une demi-heure. Parfois ils semblent se griser de ce chant, à tue-tête; ils rament alors avec emportement, fureur. <…> (À noter pourtant qu’ils ne chantent jamais lorsqu’ils se servent de la perche, mais seulement pour accompagner le mouvement régulier des rames.)

  «Возвращение с озера Чад» (Le Retour du Tchad), 1928
  •  

Аполлонический характер творчества Пушкина сбивает с толку иностранного читателя, привыкшего находить в произведениях русских авторов элементы смутного и таинственного. У Пушкина этих элементов нет — и многие отходят от него с разочарованием, повторяя те же нелепости, которые часто приходится выслушивать о Рафаэле и Моцарте. Их упрекают в отсутствии «глубины», не понимая, что прозрачная вода может быть бездонной. <…> Культ Пушкина может быть только очень полезен русскому народу. Он влияет сдерживающе на природные инстинкты русского человека, делает их более гибкими.[2]1937

Статьи о произведениях[править]

О Жиде[править]

  •  

… ханжески-эксгибиционистская, по-стародевичьи занафталиненная, морализаторская заносчивость Жида.

 

… the prissy exhibitionistic, aunt-like, withered old maid moral arrogance of a Gide.

  Эрнест Хемингуэй, «Смерть после полудня», 1932

Примечания[править]

  1. Предисловие к: Р. Л. Стивенсон. «Новые тысяча и одна ночь. Маркхейм» / Перевод Б. В. Дубина // Хорхе Луис Борхес. Собрание сочинений в 4 томах. — СПб.: Амфора, 2001.
  2. В. Г. Перельмутер. «Нам целый мир чужбина…» // Пушкин в эмиграции. 1937 / Сост. и комментарии В. Г. Перельмутера. — М.: Прогресс-Традиция, 1999. — С. 15.