Блистающий мир

«Блистающий мир» — фантастический роман Александра Грина, написанный в 1921—1923 годах.

Цитаты

Часть первая

Тщетно искали горожане на другой день в страницах газет описания загадочного события; сила, действующая с незапамятных времён пером и угрозой, разослала в редакции секретный циркуляр, предписывающий «забыть» необыкновенное происшествие <…>. В силу того, что всякое событие подобно шару, покрытому сложным рисунком, очевидцы противоречили друг другу <…>. Венцом всей путаницы было потрясающее известие о посещении цирка стаей летающих мертвецов, которые пили, ели, а затем принялись безобразничать, срывая с зрителей шляпы и выкрикивая на неизвестном языке умопомрачительные слова. — VII

Очаровательная свежесть старых книг подобна вину. — IX (возможно, неоригинально)

Никакое правительство не потерпит явлений, вышедших за пределы досягаемости, в чём бы эти явления не заключались. — X

… безверие стало столь плоским, общим, обиходным явлением, что утратило всякий оттенок мысли, ранее придававшей ему по крайней мере характер восстания;.. — X

… карты государственного пасьянса, имя которому — Равновесие. — X

Она не сознавала сама, чего стоило ей сказать так, лишь показалось, что внутри, будто от взрыва, обрушилось стройное здание чистоты, но над дымом и грязью блеснул чистый огонь жертвы. — XI

XV

— … о главном надо говорить сразу, или оно заснёт, как волна, политая с корабля маслом.

В ней встало подлинное вдохновение власти — ненасытной, подобной обвалу. В забытьи обратилась она к себе: «Руна! Руна!» — и, прошептав это как богу, села с улыбкой, вырезавшей на чудном её лице отражение всего состояния.

— У меня нет честолюбия. Вы спросите — что мне заменяет его? Улыбка. <…> Мне ли тасовать ту старую, истрёпанную колоду, что именуется человечеством?

Они были среди <…> вершин сада, которые вдруг понеслись вниз. <…> Она едва не вырвалась, с странным удовольствием ожидая близкой и быстрой смерти, но Друд удержал её. — Дурочка! — сурово сказал он. — Ты могла бы рассматривать землю, как чашечку цветка, но вместо того хочешь быть только упрямой гусеницей! Но шуткой не рассеял он тяжести и быстро пошёл вниз, чувствуя, что услышит уже очень немногое. — Если нет власти здесь, я буду внизу.

XVI

Если есть боль, зрелище, отвлекая, делает боль неистовее, когда, сломав созерцание, душа вновь сосредоточится на ране своей.

В малой его душе поэзия лежала ничком ибо негде ей было повернуться. Так, град, рождённый электрическим вихрем, звонко стучит по тамбурину, но тупо по бочке.

— Хотите, я прочитаю «Телеграфиста из преисподней»? <…> В ветро-весеннем зное, Облачись облаком белым, Покину царство земное И в подземное сойду смело. Там — Ад. Там горят свечи Из человечьего жира; Живуча там память о встрече С существом из другого мира. На моей рыдающей лире Депешу с берегов Стикса Шлю тем, кто в подлунном, мире Ищет огневейного Икса.

— Творить — это, ведь, — разделять, вводя своё в массу чужой души.

Часть вторая

… им прочитанное наконец было забыто, только иногда вспоминал он, как тронулась в нём случайным прикосновением редкая струна, какой он не подозревал сам. Что был это за звук? Как ни напрягается память, в тоскливейшем из капризов Причудливого — в глухом мраке снуёт мысль, бестолково бьётся её челнок, рвётся основа, путая узел на узел. Ничего нет.

Литература фактов вообще самый фантастический из всех существующих рисунков действительности, то же, что глухому оркестр: взад-вперёд ходит смычок, надувается щека возле медной трубы, скачет барабанная палка, но нет звуков, хотя видны те движения, какие рождают их. — I

… председатель стал строг и весок лицом; он <…> воззрил[ся] на Крукса, подобно экзаменаторам, затаённый помысл которых: «школьник, пади ниц!» — дышит каннибализмом. — VII

… «забудьте!» — само предательски напоминает о том, что тщится стереть. — VIII

Введите в свою жизнь тот мир, блёстки которого уже даны вам щедрой, тайной рукой. Помните, что страх уничтожает реальность, рассекающую этот мир, подобно мечу в не окрепших ещё руках. — IX

О романе

	Примерно в 1925 году, <…> когда я выразил Грину своё восхищение по поводу того, какая поистине превосходная тема для фантастического романа пришла ему в голову (летающий человек!), он почти оскорбился: — Как это для фантастического романа? Это символический роман, а не фантастический! Это вовсе не человек летает, это парение духа!
	— Юрий Олеша, «Ни дня без строчки» (часть 4), 1960 [1965]

Сколько иронии в том, что мессия дразнит в цирке толпу! <…> Да и некуда ему было звать их, ползающих во прахе. Оттого символичен его труп — там же, в пыли, под ногами толпы. Не удержала Друда тюрьма, не соблазнила продажная любовь, порвались сети, расставленные наемными убийцами. Но он не избежал расплаты за обманный свой зов. Разбился не Друд, но дух его, воспаривший без опоры. <…> В чём же истинное парение человека? В «Бегущей по волнам» Грин говорил: в сострадании, в «Алых парусах» — в любви. В «Блистающем мире» он вплотную подошёл к человеческой общности, соединяющей то и другое, но в высшем, всечеловеческом смысле. Однако так и не решил противоречия между рабским стадом и гордой личностью.

— Анатолий Бритиков, «Русский советский научно-фантастический роман», 1969