Нарцисси́зм (от лат.Narcissus, фр.Narcisse, Нарцисс, человек, одержимый нарцисси́змом) — свойство характера, заключающееся в преувеличенной склонности к самолюбованию, самовлюблённости и завышенной самооценке, в большинстве случаев не соответствующей действительности. Для нарциссизма характерен существенный схизис между представлением о себе и настоящим положением. Нередко нарциссизм бывает связан с гомосексуальностью.
Термин происходит из греческого мифа о Нарциссе, прекрасном молодом человеке, который предпочёл любоваться на своё отражение в водах ручья и отверг любовь нимфы Эхо. В наказание за это он был обречён влюбиться в собственное отражение и в итоге превратился в цветок, названный по его имени.
Люди со склонностью к мегаломании отличаются от людей, склонных к нарциссизму, тем, что хотят быть скорее могущественными, чем привлекательными, — чтобы их скорее боялись, чем любили. К этому типу относятся многие сумасшедшие и большая часть известных нам из истории великих людей.[2]
...идею имманентного воскрешения — принять нельзя: эта идея философски груба, религиозно скользка, морально опасна (вот Вам настоящий метафизический нарциссизм)...[3]
Несколько специфический характер носит и мастурбация у больных этого рода: она не является только простым удовлетворением физической потребности, а должна быть рассматриваема как своеобразный аутоэротизм, проявления которого, равно как и собственно нарциссизма, очень свойственны шизофреникам.[4]
Спонтанное национальное чувство на самом деле искусственно вызывалось педагогикой, дрессурой и пропагандой, что продолжалось до тех пор, пока выращенный в идеологической реторте болтливый и напыщенный национальный нарциссизм не привел к военному взрыву в начале XX столетия.
Сознательно и инстинктивно поэт ищет партнера, который подтвердил бы его слова, ― другого поэта: Сафо ― Алкея, Алкей ― Сафо. Помимо утверждения правды, то есть правоты, каждого из них, это спасает обоих от своего рода нарциссизма, глядения только в самого себя.[6]
Единственным что оправдывало претензии <СССР> на величие, была её физическая величина и размер военной машины. При всей внушительности и оснащенности этой машины по последнему (или предпоследнему) слову техники, утешение, которое страна могла в ней почерпнуть, было по существу вариантом нарциссизма...[7]
И он поджёг газеты о себе. Это уже превосходило возможности Нерона.
— Вот он, подлинный нарциссизм! А не эта зависимость! — вскричал он.[9]
— Юрий Мамлеев, «Золотые волосы» (из цикла «Американские рассказы»), 1990-е
Иногда мастурбация связана с нарциссизмом (от слова «нарцисс»). То есть направленность полового влечения на самого себя с постоянным любованием собственным телом.[10]
Преодоление лицемерного отношения к нарциссизму так же необходимо сегодня, как преодоление сексуального лицемерия. Следует не отрицать желание личности доминировать и блистать, а осознать законность этих нарциссистских сил.[11]
Нарциссизм — главная человеческая слабость. Многие люди думают только о себе, считают, что мир крутится вокруг них. Но мы часть большого мира, просто момент глобальной истории.[12]
Он по той же, видимо, причине никогда не награждает парня или девушку исключительной красотой, чтобы сберечь урода от малейших проявлений нарциссизма...[13]
Любовь к матери не может развиваться вместе с сознанием, она подпадает вытеснению. Мальчик вытесняет любовь к матери, ставя самого себя на ее место, отождествляет себя с матерью и свою собственную личность берет за образец, выбирая схожих с ним объектов любви. Таким образом, он стал гомосексуальным; в сущности, он возвратился к аутоэротизму, потому что мальчики, которых теперь любит взрослый, все же только заместители и возобновители его собственной детской личности, и он любит их так, как мать любила его ребёнком. Мы говорим, он находит свои предметы любви путём нарциссизма, потому что греческая сага называет Нарциссом юношу, которому ничто так не нравилось, как собственное изображение, и который был обращен в прекрасный цветок, носящий это имя.[15]
«Я» имеет глубокую потребность быть верно отраженным в другом, получить подтверждение и утверждение своего «я» в другом, жаждет быть услышанным и увиденным. Нарциссизм есть более глубокое явление, чем думают, он связан с существом «я». «Я» смотрит в зеркало и хочет увидеть свое отражение в воде, чтобы подтвердить свое существование в другом. В действительности «я» хочет отразиться не в зеркале, не в воде, а в другом «я», в «ты», в общении. «Я» жаждет, чтобы какое-либо другое «я» в мире, какой-либо друг (не объект) окончательно его признал, утвердил, увидел его в красоте, услыхал, отразил. В этом глубокий смысл любви. Нарциссизм есть неудача любви, отражение в объекте, при котором субъект остается в самом себе, не выходит из самого себя. Поразительно, что объект и есть то, что оставляет субъекта в самом себе, не выводит его в другого.[1]
Известно, что для Фрейда «я» делает себя объектом libido. Это есть нарциссизм, который, как я говорил уже, ставит глубокую проблему. Нарциссизм есть раздвоение, поэтому «я» для самого себя становится объектом, т. е. объективируется. «Я» для самого себя принадлежит к объективированному миру. Преодоление нарциссизма в том, чтобы «я» искало отражения в другом «я», а не в самом себе. Нарциссизм есть явление, существующее и в сфере познания. У Фрейда глубочайший инстинкт «я» есть инстинкт смерти, потому что он не знает тайны общения, тайны выхода «я» в «ты» и в «мы».[1]
В плане существования, когда нет объективации и социализации, личность хочет быть сама собой, лицо человека хочет быть отражённым хотя бы в одном другом человеческом лице, в «ты». Потребность в истинном отражении присуща личности, лицу. Лицо ищет зеркало, которое не было бы кривым. Нарциссизм в известном смысле присущ лицу. Таким зеркалом, которое истинно отражает лицо, бывает, как уже сказано, лицо любящего. Лицо предполагает истинное общение.[1]
...нередко можно определенно говорить об особой сублимации сексуальной жизни шизофреника в смысле создания бредовых идей со специфическим содержанием, иногда с механизмами, которые устанавливает для генеза истерических расстройств фрейдовская школа. Несколько специфический характер носит и мастурбация у больных этого рода: она не является только простым удовлетворением физической потребности, а должна быть рассматриваема как своеобразный аутоэротизм, проявления которого, равно как и собственно нарциссизма, очень свойственны шизофреникам. На смену нередко наблюдающейся в начале болезни повышенной стыдливости и конфузливости в дальнейшем всегда выступает утрата тонких эмоций, притупляется чувство такта, а еще дальше можно констатировать полное безразличие к этим чувствованиям. Больные, не стесняясь присутствием лиц другого пола, раздеваются и обнажают свои половые органы, мастурбируют на глазах окружающих. Вместе с этим выступает на сцену и неряшливость в костюме, безразличие к загрязнениям разного рода.[4]
...нередко можно определенно говорить об особой сублимации сексуальной жизни шизофреника в смысле создания бредовых идей со специфическим содержанием, иногда с механизмами, которые устанавливает для генеза истерических расстройств фрейдовская школа. Несколько специфический характер носит и мастурбация у больных этого рода: она не является только простым удовлетворением физической потребности, а должна быть рассматриваема как своеобразный аутоэротизм, проявления которого, равно как и собственно нарциссизма, очень свойственны шизофреникам. На смену нередко наблюдающейся в начале болезни повышенной стыдливости и конфузливости в дальнейшем всегда выступает утрата тонких эмоций, притупляется чувство такта, а еще дальше можно констатировать полное безразличие к этим чувствованиям. Больные, не стесняясь присутствием лиц другого пола, раздеваются и обнажают свои половые органы, мастурбируют на глазах окружающих. Вместе с этим выступает на сцену и неряшливость в костюме, безразличие к загрязнениям разного рода.[4]
Страна <СССР> оставалась второстепенной если не третьестепенной державой. Единственным что оправдывало её претензии на величие, была её физическая величина и размер военной машины. При всей внушительности и оснащенности этой машины по последнему (или предпоследнему) слову техники, утешение, которое страна могла в ней почерпнуть, было по существу вариантом нарциссизма, учитывая суммарную мощь ее предполагамых противников и появление ядерного оружия.[7]
Упоминание о женской мастурбации также есть в Библии и в античной литературе. Об этом упоминал Аристотель, рассказывая, что у девушек 14 лет может развиться привычка самоудовлетворения возникших сексуальных чувств. Иногда мастурбация связана с нарциссизмом (от слова «нарцисс»). То есть направленность полового влечения на самого себя с постоянным любованием собственным телом. Естественно, сопровождается половым возбуждением.[10]
Героизм оказывается разновидностью эстетизации, попыткой свести многообразную жизнь к схеме. Мир сужается до масштабов сцены, где действуют законы, придуманные героем-режиссером, не работающие в реальности. Герой самозабвенно актерствует, увлеченный красотой и драматизмом собственной игры. Нарциссизм, интерес к своей, при этом исключительно выдуманной им самим, личности, изолирует субъекта, уводит его в пространство собственных схем и ставит над жизнью.
Восходя к греческому мифу о Нарциссе, своим современным употреблением термин нарциссизм обязан работе Фрейда (1914). <...>
Набросаем обобщенный портрет нарциссизма, вырисовывающийся из их описаний.
Нарцисс перестает испытывать libido к лицам и объектам внешнего мира, не подменяя их, однако, и созданиями своей фантазии. Он обращается с собственным телом, как с телом объекта полового влечения, испытывает сексуальное наслаждение от его рассматривания, ласкания и возбуждения, вплоть до полного удовлетворения.[11]
Нарциссизм это естественный результат трудностей в формировании целостной личности <...> в ходе развития ребёнка, возникающих из-за “недостатка... одобрительных ‘зеркальных’ <...> реакций на ребёнка со стороны матери”, нужных для цементирования складывающегося у него телесного образа собственного “я” <...>. Перенося свое либидо с внешних объектов, субъект сосредотачивается на собственном теле путем разглядывания (с помощью или без помощи зеркала), поглаживания и других форм наслаждения, с тем, чтобы предохранить свою телесную ипостась <...> от (боязни) распада <...>. Возникающее в результате завидное чувство всемогущества, самодостаточности и бессмертия является компенсаторным и потому непрочным. Компенсация состоит в преувеличенном представлении о себе (своем архаическом грандиозном “я”), одобрении всемогущей родительской фигурой, которая воображается смотрящей на детскую ипостась “я” и говорящей о ней в третьем лице, и самолюбовании, имеющим целью объединить распадающуюся телесную ипостась с помощью разглядывания.[11]
Направленное на себя либидо носит потенциально автоэротический или гомосексуальный характер; чувство всемогущества граничит с манией величия; а архаическая зацикленность на телесной ипостаси и материальных самообъектах [self-objects] — одежде, коже, эрогенных зонах, гениталиях — чревато склонностью к эксгибиционизму и фетишизму. <...>
Каждый такой переход (от младенчества — к раннему детству, от детства — к половому созреванию, далее к отрочеству и к юности, а также из одной культуры в другую, например, при эмиграции) «вновь воспроизводит эмоциональную ситуацию периода формирования личности». Отсюда — глубинность нарциссова комплекса (способного выступать воболочке более поздних травм, в частности, эдиповской) и фиксация нарцисса на тождестве, неизменности, остановке времени.[11]
Нарциссизм является либидинозным дополнением к эгоизму инстинкта самосохранения, присущего всем живым существам. Но европейская культура превозносит альтруизм и заботу о других и осуждает эгоизм и заботу о собственной личности. Христианство, допуская нарциссистское самоосуществление путем слияния с всесильным ‘самообъектом’ — божественной личностью Христа, в то же время подавляет проявления ‘грандиозного субъекта’. А материалистический рационализм, предоставляя большую свободу утверждению личности, стремится ограничить традиционные формы соотнесенности субъекта с идеализированным объектом — Богом. Преодоление лицемерного отношения к нарциссизму так же необходимо сегодня, как преодоление сексуального лицемерия. Следует не отрицать желание личности доминировать и блистать, а осознать законность этих нарциссистских сил.[11]
Неустойчивость взаимоотношений между субъектом и его ипостасями проявляется, как мы помним, и в области стиля. Лимонов все время, так сказать, пытается взять высокую, державинскую, ноту, но сбивается на детский лепет, плохопись и стихоплётство. Впрочем, сами эти срывы тоже напоминают Державина <...>. Более того, ‘неправильность’ державинского стиля соответствовала, как и у Лимонова, нестандартности его лирического я: о Боге и царях он беседовал в сердечной простоте и в забавном русском слоге, вводя в псалмы и оды свою непритязательную личность (Таков, Фелица, я развратен!) и даже элементы нарциссизма.[11]
...метаморфозы совершаются вполне в духе ницшеанского самообожествления, модного уже у символистов, ср. программную строчку из «Посвящения» Зинаиды Гиппиус: Но люблю я себя, как Бога. Можно сказать, что культурные прецеденты в сочетании с психологической динамикой нарциссизма толкают Лимонова на состязание если не с самим Богом, то с одним из божеств русского поэтического пантеона, представленным самым божественным его текстом.[11]
«Новый фильм Вуди Аллена» — звучит как оксюморон. Почти восьмидесятилетний сценарист и режиссёр, снимающий, как машина, каждый год по фильму, давно уже поставил самоповтор на поток, виртуозно доказывая, что сможет всегда найти краски для воплощения своего нарциссического скепсиса.[16]
Какие-то надежды в определённый момент возлагались на спортсменов. Но военный бодибилдинг оказался эффективнее. Скажем, для повышения рейтинга главнокомандующего вооруженными силами страны. Сразу поднялся спрос на души бывших статусных демократов с либеральной облицовкой: Дмитрия Киселева, Петра Толстого, Андрея Норкина, Владимира Соловьева. Это стало очевидно, когда случился «крымнаш», с которым государственная гордыня обрела уже характер параноидального нарциссизма. Но, чтобы поддержать его градус, потребовалось резко увеличить объем пропаганды; политизированные ток-шоу перешли на круглосуточный режим работы в эфире. Это раз. Два ― пришлось несколько переоборудовать и перенацелить саму пропагандистскую машину СМИ; она должна была работать не только на восхваление власти, но подвергнуть массированному остракизму внешних врагов, к коим следовало для начала возбудить чувство ненависти.[14]
У Фёдорова можно и следует кое-что взять, но «душу» его учения — идею имманентного воскрешения — принять нельзя: эта идея философски груба, религиозно скользка, морально опасна (вот Вам настоящий метафизический нарциссизм) и эстетически безвидна. Разумеется, об этом нужно бы говорить подробно, — сейчас я лишь спешу поставить эту тезу перед Вашим сознанием, видимо, несколько «соблазненным» парадоксальной дерзостью этой гениальной кустарщины. Фёдорова нельзя брать таким, как он есть (что делают федоровцы, подобно всяким сектантам), — его необходимо перетолковать и препарировать.[3]
Его речь при наречении — о видениях, старцах, чудесах. Лирика и нарциссизм. Явно — он хороший, горячий человек. Но до чего невыносим мне этот сладостно-духовный говорок, присущий православным. Почему этот сладкий тон в христианстве?[17]
...отношения с возлюбленным, с другом, с ближним ― всегда личные, поэт не хочет полагаться на неизвестный ему опыт гипотетического читателя, который будет оценивать его чувства конкретно к Анне Керн, к Чаадаеву, к Арине Родионовне. Сознательно и инстинктивно поэт ищет партнера, который подтвердил бы его слова, ― другого поэта: Сафо ― Алкея, Алкей ― Сафо. Помимо утверждения правды, то есть правоты, каждого из них, это спасает обоих от своего рода нарциссизма, глядения только в самого себя. Трудно сказать, была ли такая установка у Ахматовой с самого начала или, возникнув в молодые годы непроизвольно, стала затем необходимой, но Гумилёв, Шилейко, Недоброво, Анреп, Пунин, как и некоторые другие адресаты её стихов, были поэтами.[6]
Как танец ― имитация и метафора любовного акта, так и подвезти девушку ― значит чуть-чуть её соблазнить. Залучить в свой мир, где доминируешь ты. Это одна из мягких форм овладевания женщиной, как приглашение в кафе. В дежурной фразе «давай подвезу» присутствует несомненный сексуальный подтекст. Может быть, поэтому мне не нравится присутствие в моей машине некрасивых людей. Это нарциссизм, снобизм и извращение, я знаю. Я высадил пассажирку на Столетия и уже почти доехал до дома, как проголосовала другая девушка, и я повёз её в обратном направлении.[18]
Самая сильная любовь — неразделенная. Я предпочел бы никогда этого не знать, но такова истина: нет ничего хуже, чем любить кого то, кто вас не любит, — и в то же время ничего прекраснее этого со мной в жизни не случалось. Любить кого то, кто любит вас, — это нарциссизм. Любить кого то, кто вас не любит, — вот это да, это любовь.
Самый надёжный тест — бассейн. У бассейна ясно, кто есть кто: интеллектуалка уткнётся в книгу в купальной шапочке, спортсменка устроит матч по водному поло, склонные к нарциссизму позаботятся о загаре, подверженные ипохондрии намажутся защитным кремом… Если женщина у бассейна боится намочить волосы, чтобы не испортить причёску, — бегите прочь. Если она с хохотом прыгает в воду — прыгайте следом.
Член его таинственно увял, и портрет упал на пол.
— Какой позор! Выходит, выбрав, они меня создали, сфабриковав, а не я! Не я творец своего величия! Он посмотрел на себя в зеркало.
— Ненаглядный! — закричал он. — Какой удар! Его глаза потемнели.
— Сжечь! Сжечь! Вот мой ответ. Огонь! Огонь! Я великий по своей природе!
И он поджег газеты о себе. Это уже превосходило возможности Нерона.
— Вот он, подлинный нарциссизм! А не эта зависимость! — вскричал он.
Газеты пылали, отражаясь в зеркале. А он, всеобъемлющий, непостижимый, стоял сбоку от этого пожара. Газета, упавшая с члена, горела ярче всех, словно комнатное солнце. Она пылала, почти как новая звезда.
О, великий диссидент!
...Через несколько дней газеты и журналы писали о нем примерно так: «Его бунт против несправедливости превзошел всякое понимание. Он — революционер! Он — адепт современного восстания! Его нарциссизм — это синтез революции и контрреволюции. Его мятеж — полет в двадцать первый век».[9]
— Юрий Мамлеев, «Золотые волосы» (из цикла «Американские рассказы»), 1990-е
― А Вадим-то в чем перед тобой провинился?
― Нарцисс Нарциссович Нарциссов, ― цедила Вера. Что было, то было: она и сама удивилась, заметив, что он проводит по утрам в ванной комнате битый час и постоянно смотрится в зеркало или в любую другую блестящую поверхность, например в никелированныйчайник; кстати, у матери была та же манера… Вера с первого дня невзлюбила Вадима, зато мать буквально смотрела ему в рот.[19]
— Ирина Безладнова, «Такая женщина», 2001
Раньше она стеснялась широких бёдер, маленькой груди с вечно гусиной кожей и сморщенными сосками. Она часто робела, и если мало-мальски симпатичный и где-то в глубине души интеллигентный однокурсник трогал её ниже пояса ― горло сводило от волнения. Не от нежности желания, а от страха не угодить рыхлой задницей. Со временем, правда, Катерина познала радость нарциссизма или тайного поощрения себя. Испытанное средство ― представлять вожделеющего свидетеля. Тем паче ― свидетеля, отвергающего более совершенные экземпляры (без плевков в идеал не проживёшь!)[20]
Бог не дарит своему избраннику богатства, сколь бы тот ни клал все заработанные деньги в банк под трехсотпроцентный годовой доход, маринует его в нищете и безвестности, ибо слава с богатством ввергают в пучину соблазнов, и грехи гордыни, алчности и похоти растут в геометрической прогрессии вместе с ростом известности и благосостояния; Он по той же, видимо, причине никогда не награждает парня или девушку исключительной красотой, чтобы сберечь урода от малейших проявлений нарциссизма; изворотливый ум также, видимо, потянет человека в запрещённую область; словом, замордованность судьбой ― первейшее и, наверное, единственное проявление божественной любви.[13]
Я попробовал представить себя Лордом Смотрящимся в зеркало. Это угрожало мощнейшим приступом нарциссизма.
― Он видит что-то вроде молодого Боуи. Только красивее. Будь я похож на Боуи, я бы…
― …стонал, что похож на престарелую Марлен Дитрих и мечтал походить на Тайсона, ― подсказал Сфинкс.
― Цитирую дословно, так что не считай это преувеличением. То, что видит в зеркале Лорд, вовсе не похоже на то, что, глядя на него, видишь ты. И это лишь один пример того, как странно иногда ведут себя отражения.[21]
Куда всё делось?.. Человек, живущий для только для себя, Ася, черпает воду дырявым ведром. Трудно тебе будет, когда ты это поймешь… У того же Фрейда избыточная любовь к себе носила более эстетичное название — нарциссизм. Я пролистала великого психоаналитика, потом двух его последователей, потом остальные книжки, выданные мне библиотекаршей, и утешилась. Поняла, что в них нет ничего такого, что было бы недоступно человеческому уму.[22]
Всё остальное время я есть сам Баюкаю себя — ласкаю — глажу Для поцелуя подношу И издали собой любуюсь
И вещь любую на себе я досконально
рассмотрю
Рубашку
я до шовчиков излажу
и даже на спину пытаюсь заглянуть
Тянусь тянусь
но зеркало поможет
взаимодействуя двумя
Увижу родинку искомую на коже
Давно уж гладил я ее любя...[11]
Я не о том!.. Не там! Я лишь опять,
описывая опус нарциссизма,
отписываю ямб себя ― себе.
Я сам себя ― всевидел. Не сумел
быть в двойстве. Обессмыслен абсолют:
невероятность ясности слиянья
себя ― с изображением себя…[23]
Учил меня, учил, как сочинять
стихи, сначала было интересно,
потом наскучило, а он опять:
да ты дикарь, да ты пришёл из леса,
да ты, туда-сюда, спустился с гор.
Я рассердился: кончен разговор,
в речах твоих оттенок нарциссизма
мерещится мне с некоторых пор.[8]
— Борис Рыжий, «Учил меня, учил, как сочинять...», 1997
