Замысел (Войнович)
«Замысел» — мемуары Владимира Войновича 1995 года, перемежающиеся художественной прозой. Первая часть одноимённой книги 1999 года.
Цитаты
[править]Книгу эту я буду писать, предположительно, всю оставшуюся жизнь, и все, что отныне будет (и кое-что, что доныне было) мною сочинено, может считаться входящим в неё. <…> Книга эта, если сравнить её с водным пространством, не река с потоком и устьем, а озеро, в которое можно войти с любой стороны. Начало книги условно, вступительные главы могут быть перенесены из одной части в другую, а что касается конца, то он точно не планируется, но последнее написанное автором в этой жизни слово должно стать и последним в книге. |
«Хороший мужик» — это в советском и постсоветском обществе человеческое существо мужского пола, которое не выказывает излишнего рвения в деле удавления себе подобных. Оно может и должно проявлять обыкновенные и понятные человеческие побуждения — деньги, женщины, вино, домино, карты, охота, рыбная ловля, баня, — может воровать, брать взятки, но и к слабостям других людей готово по возможности снисходить. Если, впрочем, снисхождение самому снисходящему никакими неприятностями не угрожает. — Хорошие мужики |
Первый раз меня собирались съесть и отнюдь не в переносном смысле, а самым натуральным образом, когда мне было десять месяцев от роду. Мои родители, которые всю жизнь зачем-то колесили по всем доступным им пространствам, привезли меня из Таджикистана в город Первомайск на Донбассе показать своего первенца бабушке и дедушке, <…> которые в те места тоже попали случайно. |
… в связи с перестройкой здесь вошло в моду всё русское. <…> Всё большим спросом пользуется русская литература. Нет, не жалкая эмигрантская, <…> а изготовляемая в России. Сочинители этой литературы в одиночку и группами путешествуют по территориям западных стран, в том числе и Германии. За ними бегут толпы издателей, соревнуясь в желании не упустить нового российского гения, который немедленно объявляется как российский Der Grübte Lebende Schriftsteller — Величайший Живущий Писатель. Причём величайших оказалось такое количество, что непонятно, остались ли в России просто великие, просто хорошие или просто простые. — Из письма другу |
Книги запрещённые живут дольше незапрещённых, живут по крайней мере до тех пор, покуда запрещены. — там же |
Писал я обычно на валенке. |
Широкое поле рядом с деревней было аэродромом, а при нём расположились авиационный истребительный полк и привязанный к полку батальон аэродромного обслуживания (БАО). Городок, где жили лётчики, механики, мотористы и красноармейцы из БАО, был временный, казармы и командирские общежития друг от друга отличались только плотностью проживания и представляли собой бараки, сколоченные в основном из фанеры. По вечерам при части на пыльном пятачке между летной столовой и казармами БАО бывали танцы под патефон, <…> деревенские девушки, натянув на себя что получше, попарно и в одиночку тянулись в сторону колючей проволоки, подныривали под неё и возникали па пятачке в надежде на приглашение к танцу и на дальнейшее противоборство. В противоборстве одна сторона стремилась где-нибудь в ближайших кустах или в стоге сена немедленно справить «своё удовольствие» и тем ограничиться, а в задачу другой стороны входили бдительность, отпор и стремление закрепить любовь обещанием, что охраняемый предмет вожделения после законного оформления отношений (но никак не раньше) перейдёт навсегда и в полную собственность алчущего. По принципу: тады хучь ложкой. А чтобы до времени уберечь самих себя от чужого напора и своей же минутной слабости, продевали девушки в трусы не резинки, а верёвки, да такие, чтобы впопыхах ни развязать, ни разорвать, ни зубами перекусить. — там же (из утерянного рассказа «Вдова полковника», протографа части первой «Перемещённого лица») |
Она ждала от него письма, но, не дождавшись, сама написала ему, зная только имя адресата и ничего больше. Фамилию у Ивана она в ту ночь спросить постеснялась и теперь написала: «Красная Армия, Энская часть, Ивану, который знает». Даже чеховский Ванька Жуков адресовал свое послание более точно, он знал дедушкино отчество. Адресат на её послание никак не отозвался, но и отправление не вернулось, что давало кое-какую надежду. — «Вдова полковника» (см. «Перемещённое лицо», часть первая, гл. 8) |
Из всех встреченных В. В. рьяных защитников советской власти он в те годы не встретил ни одного, чья приверженность данному строю не подкреплялась бы уголовными соображениями. — Писать, лёжа под колёсами грузовика |
На реке лёд ещё был крепок, а здесь безмятежно сияло солнце и из-под слежалого, тёмного, сбитого к бровке снега медленно, робко, словно готовые втянуться обратно, выползали ручьи. — Уговорить графа Потоцкого |
Бабушка вообще имела привычку говорить неприятное и пророчить наихудшие варианты. Я однажды нашел где-то ведро с зеленой масляной краской, опустил в него обе руки и получил две красивые зеленые перчатки. Увидев это, бабушка сказала, что масляная краска вообще не отмывается и мои руки придется отрезать. Я ужасно перепугался и даже заплакал, но потом подумал и сказал, что если руки нельзя отмыть, то зачем же их все-таки отрезать? Лучше я буду всю жизнь ходить с зелеными руками. Бабушка возразила, что это никак невозможно. Масляная краска перекрывает все поры, руки без доступа воздуха загниют, и без ампутации не обойтись. — Я умру |
…Когда-то у В.В. был сосед, по социальному положению член Союза писателей СССР и по профессии сказочник. Он писал сказки про добрых зверей и птиц, и самым добрым существом был у него переходящий из сказки в сказку Добрый Аист, которого автор обычно наделял своими собственными, как ему виделось, достоинствами. Поэтому самого сказочника добрые к нему люди звали Добрый Аист, а не очень добрые прозвище сократили и называли попросту Дрист. <…> «Мат, — кричал он, — это что-то грязное, омерзительное. Матерные слова придумал какой-то отвратительный горбатый онанист». |
… половые органы на теле человека, это как евреи в России. Никто не бывает к ним равнодушен, но одни полагают, что они ужасны и отвратительны, а другие делают вид, будто не знают, что это такое и для чего существует. Обозначать их словами следует с большой осторожностью. «Жид» звучит так же непристойно, как другое слово с тем же количеством букв. Слово «еврей» цензурно, но употребляется как бы в научном смысле, как латинское «пенис». Сказать это слово бывает нужно, но при произнесении возникает заминка, говорящий пытается пробросить его незаметным пасом и тут же двинуться дальше. <…> |
В шестьдесят каком-то году мы с женой зашли в ресторан «Якорь» на улице Горького. Это был ресторан еврейской кухни. Все знали, что ресторан еврейской кухни, но эта его особенность не афишировалась и сохранялась как бы подпольно и непонятно чего ради. Тем более что директор, повара и официанты были, я слышал, русские. <…> |
Инстинкт не убий родился до заповеди. Больше того, он сам родил эту заповедь. — Инстинкт умнее ума |
Гений инстинктивен и обладает мощным интеллектом. Но интеллект не заслоняет инстинктов, доверяет им. — там же |
Антон был членом групкома литераторов и работал в уникальном жанре: сочинял частушки, загадки, пословицы и поговорки о преимуществах советского образа жизни и колхозного строительства. Занимался он этим для денег, а удовольствие получал от намеренной идиотичности своих сочинений, из которых я запомнила отдельные перлы вроде: «Бригадному подряду все рады», <…> «Председатель в колхозе, что в улье матка, без него ни дела нет, ни порядка». |
В начале 1987 года <…> в Нью-Йорке на <…> встрече с эмигрантами в церкви. <…> Ему был задан вопрос, всех волнующий: а будут ли печатать в СССР Солженицына? Кирюша тут же извернулся самым ловким образом. |
Дедушка умер, и никто больше не давал мне курить, а я в свои шесть лет к куренью уже пристрастился. |
Тихо падают вниз |
Когда В. В. много лет спустя слушал рассказы о невероятных трудностях первых месяцев эмигрантской жизни, он только усмехался и спрашивал своих собеседников, не пробовали ли они когда-нибудь эмигрировать в Москву. |
Коммунизм — не молочные реки, |
… Александра Второго, проезжавшего здесь на поезде, народоволец Желябов хотел взорвать, но не сумел. Запорожцы гордились всеми составными этой истории: и что царь здесь проезжал, и что именно здесь его хотели убить, и что именно здесь его не убили. — Запорожье |
— А я вот слышал, <…> вчера возле коксохимического завода бомба упала, но не взорвалась. |
Нарева с печальным и безучастным ко всему выражением полулежала в углу арбы, держа живот растопыренными пальцами, словно боялась, что он улетит. — Степь да степь кругом |
— …Вырастешь, будешь большой и сильный, — добавил я, — и тогда тебя будут бить сильнее. Сильного слабо бить без толку. — Жизнь после жизни |
См. также
[править]- Иванькиада (1976)
- Дело № 34840 (1993)