Опыт о достоинстве и добродетели (Шефтсбери)

«Опыт о достоинстве и добродетели» (англ. An Inquiry Concerning Virtue and Merit) — философское сочинение Энтони Эшли-Купера (3-го графа Шефтсбери) 1699 года, переработанное для 2-го издания его сборника «Характеристики людей, нравов, мнений, времён» 1713 года. Написано под значительным влиянием иррелигиозного скептицизма Пьера Бейля. В 1745 году Дени Дидро анонимно выпустил вольный перевод — «Принципы нравственной философии, или Опыт о достоинстве и добродетели, написанный милордом Ш***» (Principes de la Philosophie morale ou Essai sur le Mérite et la Vertu, par mylord S***). Его примечания (несколько уклончивые, чтобы избежать религиозного преследования) заставляли читателей обратить внимание на логическую возможность и даже необходимость применить к христианству критику религиозного фанатизма, которая у Шефтсбери довольно абстрактна. Дидро выявил его просветительскую направленность, что было принципиально важно, поскольку с последней трети XVIII века немецкие романтики начали противопоставлять его Просвещению. Теологи в откликах на книгу (прямых, «текстуальных» оснований для осуждения её церковью не было) отмечали, что она фактически направлена против христианства и близка к деизму.

Цитаты

Книга первая

Религия и добродетель связаны так многообразно, что обычно их считают неразлучными подругами. <…> Однако я сомневаюсь, что эта тонкая мысль подтверждается знанием людей, и у нас достаточно примеров, опровергающих этот так называемый союз. Ведь были народы, которые как нельзя более усердно следовали своей религии и тем не менее вели самую распущенную жизнь без малейшего проблеска чего-либо человеческого. В то же время другие народы, ставившие себе в заслугу отсутствие религиозности и выглядевшие настоящими атеистами, соблюдали основополагающие нравственные принципы и заслужили, чтобы мы называли их добродетельными благодаря их великодушию и нежной привязанности к роду человеческому. — часть I, раздел I (начало)

Religion and Virtue appear in many respects so nearly related that they are generally presumed inseparable companions. <…> It may however be questioned whether the practice of the world in this respect be answerable to our speculation. It is certain that we sometimes meet with instances which seem to make against this general supposition. We have known people who, having the appearance of great zeal in religion, have yet wanted even the common affections of humanity and shown themselves extremely degenerate and corrupt. Others, again, who have paid little regard to religion and been considered as mere atheists, have yet been observed to practise the rules of morality and act in many cases with such good meaning and affection towards mankind as might seem to force an acknowledgment of their being virtuous.

Часть II

… всякий аффект, предметом которого является не реальное, а воображаемое благо, но который стал чрезмерным и ослабляющим аффекты, приводящие нас к реальному благу, порочен сам по себе и дурен по отношению к личному интересу и счастью существа. Если бы можно было предположить, что какая-нибудь из этих склонностей, влекущих существо к осуществлению его личных интересов, сама по себе несовместима с общим благом, то такая склонность была бы порочной. Исходя из этой гипотезы, существо могло бы действовать согласно своей природе, лишь будучи дурным по отношению к обществу, или же способствовать интересам общества, не лишаясь своих природных свойств. Но если склонность к своим частным интересам вредна для общества только когда она чрезмерна, но нисколько не вредна в умеренной степени, то мы скажем, что избыток сделал порочной добрую по своей природе склонность. — раздел II

… there be an Affection towards any Subject consider’d as private Good, which is not really such, but imaginary; this Affection, as being superfluous, and detracting from the Force of other requisite and good Affections, is in it-self vitious and ill, even in respect of the private Interest or Happiness of the Creature. If there can possibly be suppos’d in a Creature such an Affection towards Self-Good, as is actually, in its natural degree, conducing to his private Interest, and at the same time inconsistent with the publick Good; this may indeed be call’d still a vitious Affection: And on this Supposition a Creature cannot really be good and natural in respect of his Society or Publick, without being ill and unnatural toward himself. But if the Affection be then only injurious to the Society, when it is immoderate, and not so when it is moderate, duly temper’d, and allay’d; then is the immoderate degree of the Affection truly vitious, but not the moderate.

	Вот одно из самых справедливых высказываний, которые мне известны: «Ничто не встречается так редко, как абсолютно честный человек, если он вообще не абсолютный негодяй, ибо повсюду, где есть малейшее искреннее чувство, можно, строго говоря, найти зачатки добродетели». — раздел IV
	Nothing is more just than a known saying, “That it is as hard to find a Man wholly Ill, as wholly Good”: because wherever there is any good Affection left, there is certainly some Goodness or Virtue still in being.

Часть III

	Чувство несправедливости и справедливости так же для нас естественно, как наши аффекты, и это свойство является одним из основных элементов нашей организации. Следовательно, никакое умозрение, верование, убеждение, религия не способны мгновенно и непосредственно уничтожить его. — раздел I
	Sense of Right and Wrong therefore being as natural to us as natural Affection itself, and being a first Principle in our Constitution and Make; there is no speculative Opinion, Persuasion or Belief, which is capable immediately or directly to exclude or destroy it.

… поскольку Юпитер — бог, вызывающий поклонение, и поскольку его история полна любовных приключений, в которых он бесстыдно удовлетворял все свои желания, то его почитатель, восприняв буквально все эти рассказы, безусловно, будет считать распущенность добродетелью. Если религия возносит на алтарь мстительное, злобное, злопамятное, лжемудрое существо, без разбора мечущее громы и молнии и в случае оскорбления карающее совсем не тех, кто был ему причиной, существо, про которое можно сказать для довершения его портрета, что оно любит мошенничать, поощряет клятвопреступников и предателей и незаслуженно осыпает благами горстку своих любимцев, то я нисколько не сомневаюсь, что при содействии священнослужителей и поэтов народ безмерно почитает все эти недостатки и успешно настраивает себя на месть, ненависть, коварство, непостоянство и пристрастие, ибо удобно превращать явные пороки в блестящие достоинства, когда встречаешь их у существа, на которое привык взирать с восхищением. — раздел II

… if Jupiter be He who is ador’d and reverenc’d; and if his History represents him amorously inclin’d, and permitting his Desires of this kind to wander in the loosest manner; ’tis certain that his Worshipers, believing this History to be literally and strictly true, must of course be taught a greater Love of amorous and wanton Acts. If there be a Religion which teaches the Adoration and Love of a God, whose Character it is to be captious, and of high resentment, subject to Wrath and Anger, furious, revengeful; and revenging himself, when offended, on others than those who gave the Offence: and if there be added to the Character of this God, a fraudulent Disposition, encouraging Deceit and Treachery amongst Men; favourable to a few, tho for slight causes, and cruel to the rest: ’tis evident that such a Religion as this being strongly enforc’d, must of necessity raise even an Approbation and Respect towards the Vices of this kind, and breed a sutable Disposition, a capricious, partial, revengeful, and deceitful Temper. For even Irregularitys and Enormitys of a heinous kind must in many cases appear illustrious to one, who considers them in a Being admir’d and contemplated with the highest Honour and Veneration.

Тот, кто допускает существование истинного, справедливого и доброго Бога, предполагает наличие справедливости и несправедливости, истинного и ложного, доброты и злого умысла, независимых от этого верховного существа, исходя из которых он заключает, что Бог должен быть истинным, справедливым и добрым, ибо, в случае если его повеления, поступки и законы являются составными частями доброты, справедливости и истины, было бы бессмысленным уверять, что Бог истинен, справедлив и добр, ибо если бы это существо подтверждало обе части противоречивого высказывания, то и та и другая часть были бы истинными; если бы он безосновательно обрекал одно существо на страдания из-за преступления другого или же одним безапелляционно и без различий предназначал горести, а другим радости, то все эти суждения были бы беспристрастными. При таком предположении утверждение об истинности или ложности, справедливости или несправедливости, добре или зле по отношению к каким-либо вещам — пустая болтовня и разговор глухих. Отсюда я заключаю, что на деле искренне воздавать религиозные почести некоему верховному существу, известному своей несправедливостью и злобой, сопряжено с риском потерять всякое чувство справедливости, всякое представление о правосудности и всякое понятие об истине. — там же

For whoever thinks there is a God, and pretends formally to believe that he is just and good, must suppose that there is independently such a thing as Justice and Injustice, Truth and Falshood, Right and Wrong; according to which he pronounces that God is just, righteous, and true. If the mere Will, Decree, or Law of God be said absolutely to constitute Right and Wrong, then are these latter words of no significancy at all. For thus if each part of a Contradiction were affirm’d for Truth by the supreme Power, they wou’d consequently become true. Thus if one Person were decreed to suffer for another’s fault, the Sentence wou’d be just and equitable. And thus, in the same manner, if arbitrarily, and without reason, some Beings were destin’d to endure perpetual Ill, and others as constantly to enjoy Good; this also wou’d pass under the same Denomination. But to say of any thing that it is just or unjust, on such a foundation as this, is to say nothing, or to speak without a meaning. And thus it appears, that where a real Devotion and hearty Worship is paid to a supreme Being, who in his History or Character is represented otherwise than as really and truly just and good; there must ensue a Loss of Rectitude, a Disturbance of Thought, and a Corruption of Temper and Manners in the Believer.

Раболепный верующий, поведение которого безукоризненно по отношению к людям, имеет заслуги перед богом, только если он бесстрашно следовал извращённости своих чувств. У создания, преображённого таким образом, не больше благочестия, порядочности, святости, чем невинности и сдержанности у обезьяны под палкой надсмотрщика или покорности и послушания у посаженного на цепь тигра. Ибо каковы бы ни были поступки этих животных или человека на их месте, но пока чувства остаются неизменными, пока сердце непокорно, страх будет господствовать и подчинять себе волю; послушание и всё, что происходит из страха, будет низким и рабским. Чем быстрее послушание, тем глубже повиновение, тем в большей степени проявится низость и малодушие, каков бы ни был их предмет: ведь если раб всегда одинаков, какая разница, хорош или плох его господин? — раздел III

The Creature, notwithstanding his good Conduct, is intrinsecally of as little Worth, as if he acted in his natural way, when under no dread or terror of any sort. There is no more of Rectitude, Piety, or Sanctity in a Creature thus reform’d, than there is Meekness or Gentleness in a Tiger strongly chain’d, or Innocence and Sobriety in a Monkey under the Discipline of the Whip. For however orderly and well those Animals, or Man himself upon like terms, may be induc’d to act, whilst the Will is neither gain’d, nor the Inclination wrought upon, but Awe alone prevails and forces Obedience; the Obedience is servile, and all which is done thro’ it, merely servile. The greater degree of such a Submission or Obedience, is only the greater Servility; whatever may be the Object. For whether such a Creature has a good Master, or an ill one, he is neither more or less servile in his own nature.

… можно сказать, что общественная значимость поощрений и наказаний определяется не столько их привлекательными или отталкивающими чертами, сколько уважением к добродетели и неприязнью к пороку, которые пробуждаются в честном человеке и в мерзавце в результате общественного выражения одобрения или осуждения человеческими существами. Действительно, при экзекуции часто бывает, что стыд, испытываемый преступником, и позорность наказания составляют всю его тяжесть <…>. Впечатление, производимое поощрениями и наказаниями, одинаково в обществе и в семье. Строгий хозяин с плёткой в руке безусловно заставит своего раба или наемника внимательно относиться к выполнению своих обязанностей; но от этого раб не станет лучше. Однако тот же самый человек, наделенный более мягким характером, дарующий не слишком щедрые награды, но и не особенно взыскательный, может воспитать вполне добродетельных детей. То наказывая, то поощряя, он внушит им принципы, которым они вскоре будут следовать, не заботясь о награде и не боясь наказания, — именно это мы называем порядочным и свободным воспитанием. Любое другое служение богу, любая другая услуга, оказываемая человеку, презренны и не заслуживают одобрения. — там же

… Punishments and Rewards, their Efficacy is not so much from the Fear or Expectation which they raise, as from a natural Esteem of Virtue, and Detestation of Villany, which is awaken’d and excited by these publick Expressions of the Approbation and Hatred of Mankind in each Case. For in the publick Executions of the greatest Villains, we see generally that the Infamy and Odiousness of their Crime, and the Shame of it before Mankind, contribute more to their Misery than all besides <…>. And as the Case of Reward and Punishment stands thus in the Publick, so, in the same manner, as to private Familys. For Slaves and mercenary Servants, restrain’d and made orderly by Punishment, and the Severity of their Master, are not on this account made good or honest. Yet the same Master of the Family using proper Rewards and gentle Punishments towards his Children, teaches them Goodness; and by this help instructs them in a Virtue, which afterwards they practice upon other grounds, and without thinking of a Penalty or Bribe. And this is what we call a Liberal Education and a Liberal Service: the contrary Service and Obedience, whether towards God or Man, being illiberal, and unworthy of any Honour or Commendation.

Почти невозможно отдавать должное преимуществам добродетели, не постигнув возвышенной мысли об удовлетворении, порождаемом уважением и приязнью рода человеческого. Но чтобы вполне оценить это удовлетворение, нужно его испытать. Следовательно, те, кто строит своё настоящее счастье на добродетели, основываются на лестном обладании великодушной привязанностью людей и на знании силы этого удовольствия. — там же

’Tis in a manner impossible, to have any great opinion of the Happiness of Virtue, without conceiving high thoughts of the Satisfaction resulting from the generous Admiration and Love of it: And nothing beside the Experience of such a Love is likely to make this Satisfaction credited. The chief Ground and Support therefore of this Opinion of Happiness in Virtue, must arise from the powerful feeling of this generous moral Affection, and the knowledg of its Power and Strength.

Книга вторая

Итак, можно утверждать, что для животной организации аффекты — то же, что струны для музыкального инструмента. Если натяжение слишком велико, то, как бы точно ни были соблюдены пропорции между струнами, инструмент окажется недоброкачественным и неблагозвучным. А если одни струны настроены на нужный тон, а другие не соответствуют этому тону, то лира или лютня плохо сделана и из них не извлечь благозвучной мелодии. Различные системы существ соответствуют различным видам инструментов; и в одном и том же роде инструментов, так же как и в одной и той же системе существ, не все одинаковы и не у всех одинаковые струны. Подходящее для одних натяжение разорвёт другие струны и, быть может, испортит весь инструмент. — часть I, раздел III

Upon the whole: It may be said properly to be the same with the Affections or Passions in an Animal-Constitution, as with the Cords or Strings of a Musical Instrument. If these, tho in ever so just proportion one to another, are strain’d beyond a certain degree, ’tis more than the Instrument will bear: The Lute or Lyre is abus’d, and its Effect lost. On the other hand, if while some of the Strings are duly strain’d, others are not wound up to their due proportion; then is the Instrument still in disorder, and its Part ill perform’d. The several Species of Creatures are like different sorts of Instruments: And even in the same Species of Creatures (as in the same sort of Instrument) one is not intirely like the other, nor will the same Strings fit each. The same degree of Strength which winds up one, and fits the several Strings to a just Harmony and Concert, may in another burst both the Strings and Instrument it-self.

	Злопамятность — это страсть, значительно отличающаяся от страха, но в умеренной степени она не менее необходима для нашего спокойствия и не менее полезна для нашей безопасности. Страх заставляет нас убегать от опасности. Злопамятность придаёт нам силы для борьбы с ней и для отражения нанесённого оскорбления или для сопротивления готовящемуся насилию. — часть II, раздел II
	There is another Passion very different from that of Fear, and which in a certain degree is equally preservative to us, and conducing to our Safety. As that is serviceable, in prompting us to shun Danger; so is this, in fortifying us against it, and enabling us to repel Injury, and resist Violence when offer’d.

Что касается личного интереса существа, то очевидно, что безудержная погоня за удовлетворением желаний делает его более зависимым, так как умножает потребности; что вскоре оно будет считать свои средства, как бы значительны они ни были, недостаточными для покрытия всех необходимых расходов; что для удовлетворения стремления к роскоши придётся прибегнуть к крайним средствам, быть может, пожертвовать честью ради возрастания доходов и унизиться до множества бесчестных поступков ради увеличения состояния. — там же

The Consequences as to Interest are plain enough. Such a State of impotent and unrestrain’d Desire, as it increases our Wants, so it must subject us to a greater Dependence on others. Our private Circumstances, however plentiful or easy they may be, can less easily content us. Ways and Means must be invented to procure what may administer to such an imperious Luxury, as forces us to sacrifice Honour to Fortune, and runs us out into all irregularity and extravagance of Conduct.

Таким образом, управляющая вселенной вечная мудрость связывает личный интерес существа с общим благом его системы, причём так, что ему не удаётся достичь одного, не пожертвовав другим, плохо обойтись со своими ближними, не причинив вреда самому себе. В этом смысле можно сказать о человеке, что он сам себе заклятый враг, поскольку он держит своё счастье в своих руках, и что он может его лишиться, только упустив из виду счастье общества и всего того, частью чего он является. Добродетель, самая привлекательная, самая совершенная из красавиц, украшение и основа человеческих дел, опора общества, связующее звено общения и дружбы, счастье семей, гордость страны; добродетель, без которой всё приятное, нежное, великое, блестящее и прекрасное ослабевает и увядает; добродетель, это полезное для всего общества и в более общем смысле благотворное для всего рода человеческого качество, таким образом, представляет собой реальный интерес и составляет действительное счастье каждого существа в отдельности. Итак, человек может быть счастлив, лишь будучи добродетельным, при отсутствии же добродетели он несчастен. Значит, добродетель есть благо, а порок — зло для общества и для всех его членов. — Заключение

Thus the Wisdom of what rules, and is First and Chief in Nature, has made it to be according to the private Interest and Good of every-one, to work towards the general Good; which if a Creature ceases to promote, he is actually so far wanting to himself, and ceases to promote his own Happiness and Welfare. He is, on this account, directly his own Enemy: Nor can he any otherwise be good or useful to himself, than as he continues good to Society, and to that Whole of which he is himself a Part. So that Virtue, which of all Excellencys and Beautys is the chief, and most amiable; that which is the Prop and Ornament of human Affairs; which upholds Communitys, maintains Union, Friendship, and Correspondence amongst Men; that by which Countrys, as well as private Familys, flourish and are happy; and for want of which, every-thing comely, conspicuous, great and worthy, must perish, and go to ruin; that single Quality, thus beneficial to all Society, and to Mankind in general, is found equally a Happiness and Good to each Creature in particular; and is that by which alone Man can be happy, and without which he must be miserable. And, thus, Virtue is the Good, and Vice the Ill of every-one.

Часть II, раздел I

	Во всём своём великолепии добродетель выступает лишь при ветреной и облачной погоде. Вся ценность общественных аффектов обнаруживается только в больших несчастьях. Если внимательно проследить определённый вид страстей, как это делается при постановке хорошей трагедии, то можно сделать вывод, что никакое наслаждение по длительности действия не сравнится с наслаждением, испытываемым от иллюзий.
	Virtue's Beauty supports it-self under a Cloud, and in the midst of surrounding Calamitys. For thus, when by mere Illusion, as in a Tragedy, the Passions of this kind are skilfully excited in us; we prefer the Entertainment to any other of equal duration.

Если изучить природу наслаждений, рассматривая их в уединении, в размышлении и в созерцании или же среди общественных увеселений и развлечений и тому подобных удовольствий, то станет ясно, что для них необходим не подверженный беспокойствам, досаде и раздражению характер, а также спокойный ум, удовлетворённый самим собой и способный без сожалений рассматривать своё состояние. Но это расположение характера и ума, столь необходимое для получения наслаждения от удовольствий, является следствием организации искренних и природных аффектов.

Let any-one, then, consider well those Pleasures which he receives either in private Retirement, Contemplation, Study, and Converse with himself; or in Mirth, Jollity, and Entertainment with others; and he will find, That they are wholly founded in An easy Temper, free of Harshness, Bitterness, or Distaste; and in A Mind or Reason well compos’d, quiet, easy within it-self, and such as can freely bear its own Inspection and Review. Now such a Mind, and such a Temper, which fit and qualify for the Enjoyment of the Pleasures mention’d, must of necessity be owing to the natural and good Affections.

Бояться бога ещё не означает иметь совесть. Приходить в ужас от нечистой силы, колдовства <…> и всех тех бед, которые может принести неправедное, злобное и дьявольское создание, не означает становиться более совестливым. Бояться бога, не чувствуя за собой вины, не будучи виновным в каком-нибудь поступке, заслуживающем порицания и наказания, означает обвинять его в несправедливости, злобе и непостоянстве и, следовательно, бояться дьявола, а не бога. Страх перед адом и ужасами того света подтверждает наличие совести только тогда, когда он вызван внутренним признанием своих преступлений; но если существо в душе признаёт их, в тот же момент вступает в действие совесть; она предсказывает грядущую кару, и существо приходит в ужас, хотя и не отдаёт себе в этом отчёта. Итак, религиозная совесть предполагает совесть природную и нравственную, которая всегда сопровождается страхом перед богом. Но вся сила нравственной совести заключается в осознании сделанного зла и оскорбления, нанесённого высшему существу, в присутствии которого мы осмелились это сделать, пренебрегая почтением, которое ему следует оказывать. Ибо нам должно быть стыдно, что мы упали в глазах столь почитаемого существа, даже если не принимать во внимание особые понятия о справедливости, о всемогуществе и о грядущем распределении воздаяний и кар.

For to have Awe and Terror of the Deity, does not, of it-self, imply Conscience. No one is esteem’d the more conscientious for the fear of evil Spirits, Conjurations <…> or whatever may proceed from any unjust, capricious, or devilish Nature. Now to fear God any otherwise than as in consequence of some justly blameable and imputable Act, is to fear a devilish Nature, not a divine one. Nor does the Fear of Hell, or a thousand Terrors of the Deity, imply Conscience; unless where there is an Apprehension of what is wrong, odious, morally deform’d, and ill-deserving. And where this is the Case, there Conscience must have effect, and Punishment of necessity be apprehended; even tho it be not expresly threaten’d. And thus religious Conscience supposes moral or natural Conscience. And tho the former be understood to carry with it the Fear of divine Punishment; it has its force however from the apprehended moral Deformity and Odiousness of any Act, with respect purely to the Divine Presence, and the natural Veneration due to such a suppos’d Being. For in such a Presence, the Shame of Villany or Vice must have its force, independently on that farther Apprehension of the magisterial Capacity of such a Being, and his Dispensation of particular Rewards or Punishments in a future State.

Тот, кто познакомится с этой нравственной архитектурой, заметит, что в ней наблюдается порядок, что она имеет составные части, связи, пропорции и здание, построенное только на одной страсти, всепоглощающей или слишком неистовой, ослабляет или отягощает целое и способствует его разрушению. Так происходит в случае исступления или душевного расстройства. <…> Можно заметить, что <…> во всякой системе сила и разнообразие причин всегда точно соответствуют масштабу и разнообразию следствий, которые они влекут за собой, и что сложение и внешние силы полностью определяют внутреннюю организацию аффектов, причём таким образом, что повсюду, где избыток или недостаток аффектов, вялость или стремительность наклонностей, отсутствие естественных чувств или наличие каких-либо чуждых страстей будут характеризовать два объединённых и совмещённых в одном лице вида, будет присутствовать несовершенство и беспорядок.

Whoever is the least vers’d in this moral kind of Architecture, will find the inward Fabrick so adjusted, and the whole so nicely built; that the barely extending of a single Passion a little too far, or the continuance of it too long, is able to bring irrecoverable Ruin and Misery. <…> He will find, that <…> proportionable to the different Order of Life, the different Functions and Capacitys assign’d to each. As the Operations and Effects are different, so are the Springs and Causes in each System. The inside Work is fitted to the outward Action and Performance. So that where Habits or Affections are dislodg’d, misplac’d, or chang’d; where those belonging to one Species are intermix’d with those belonging to another, there must of necessity be Confusion and Disturbance within.

Человек, удалённый от людей и от общества по вине несчастного случая или насильно, испытывает пагубные последствия этого разрыва на своём характере. Тоска и дурное настроение появляются повсюду, где общественный аффект угас или подавлен; но если он может свободно развернуться и проявиться в полную силу, он преображает существо. Тот, кто разорвал связывающие его путы и вышел на свет из подземелья, в котором был долго заточен, в первые мгновения свободы не чувствует себя счастливее <…>. Эта страсть особенно ярко проявляется у людей, занимающих высокое положение, у государей, у монархов и у всех тех, кого условия их существования ставят выше обычного людского общения и которые для сохранения уважения окружающих считают нужным скрываться от них и не допускать, чтобы изъявления почтения достигали подножия их трона. Однако они не всегда таковы: в отношении к своим приближённым они иногда изменяют себе. Загадочные [восточные владыки] сближаются с теми, кто их окружает, доверяются им и поддерживают с ними отношения; замечено, что на самом деле они обычно выбирают не самых порядочных <…>. Только с этими чудовищами правители ведут себя по-человечески, <…> это доставляет им искреннее и бескорыстное удовольствие, которое чаще всего даже противоречит их истинным интересам и всегда — счастью их подданных. <…> Из этого можно заключить, какова сила общественных аффектов и насколько глубоко они укоренились в нашем естестве, как многообразно они переплетаются с другими страстями и до какой степени они необходимы для организации наклонностей и для нашего счастья. Значит, <…> наличие общественных аффектов является сильным и главным средством примирения с самим собой, а отсутствие их приносит несчастье.

For whoever is unsociable, and voluntarily shuns Society, or Commerce with the World, must of necessity be morose and ill-natur’d. He, on the other side, who is with-held by force or accident, finds in his Temper the ill Effects of this Restraint. The Inclination, when suppress’d, breeds Discontent; and on the contrary, affords a healing and enlivening Joy, when acting at its liberty, and with full scope <…>. This we see yet more remarkably instanc’d in Persons of the most elevated Stations; even in Princes, Monarchs, and those who seem by their Condition to be above ordinary human Commerce, and who affect a sort of distant Strangeness from the rest of Mankind. But their Carriage is not the same towards all Men. The wiser and better sort, it’s true, are often held at a distance; as unfit for their Intimacy, or secret Trust. But to compensate this, there are others subtituted in their room, who, tho they have the least Merit, and are perhaps the most vile and contemptible of Men <…>. For These we see them often in concern and pain: in These they easily confide: to These they can with pleasure communicate <…> in the Action it-self: having no Intention or Aim beyond it; and their Interest, in respect of Policy, often standing a quite contrary way. <…> Thus it may appear, how much natural Affection is predominant; how it is inwardly join’d to us, and implanted in our Natures; how interwoven with our other Passions; and how essential to that regular Motion and Course of our Affections, on which our Happiness and Self-enjoyment so immediately depend. And thus, <…> on one side, To have the natural and good Affections, is to have the chief Means and Power of Self-enjoyment: So, on the other side, to want them, is certain Misery, and Ill.

О книге

	У нас достаточно длинных трактатов о нравственности; но никто ещё не подумал о том, чтобы рассказать нам о её составных частях. Ведь такое название я не могу дать ни пустым выводам, которые нам поспешно диктуют в школах и, к счастью, не успевают объяснить, ни сборникам бессвязных и беспорядочных изречений, задача которых — унизить человека, не очень-то утруждая себя его исправлением. <…> Цель этого произведения состоит в том, чтобы показать, что добродетель почти неразрывно связана с познанием бога и что мирское счастье для человека неотделимо от добродетели.
	Nous ne manquons pas de longs traités de morale ; mais on n’a point encore pensé à nous en donner des éléments ; car je ne peux appeler de ce nom ni ces conclusions futiles qu’on nous dicte à la hâte dans les écoles, et qu’heureusement on n’a pas le temps d’expliquer, ni ces recueils de maximes sans liaison et sans ordre, où l’on a pris à tâche de déprimer l’homme, sans s’occuper beaucoup de le corriger. <…> Le but de cet ouvrage est de montrer que la vertu est presque indivisiblement attachée à la connaissance de Dieu, et que le bonheur temporel de l’homme est inséparable de la vertu.
	— Дени Дидро, вступительное слово к переводу

Перевод

Л. З. Каменская, 1985 (с незначительными уточнениями)