Пришельцы в Гусляре

«Пришельцы в Гусляре» — второй тематический авторский сборник произведений Кира Булычёва о Великом Гусляре. Впервые издан в 1995 году, включил 23 рассказа и 2 повести.

Цитаты

	— Люди — <…> враги времени. Они выбрасывают его, терзают, убивают и топчут.
	— «Копилка», 1982 [1984]

— Скоро высадку начнут, — сообщил Удалов. <…> Открылся <…> люк снизу. Вместо космонавтов на берег, словно из силосной башни, вывалился ком зелёной массы, похожий на консервированный шпинат, такие консервы были недавно в гастрономе и шли на приготовление супа. Люк тут же захлопнулся. Зелёная масса расползлась по песку густым киселём и приблизилась к воде. Корабль взвился вверх и исчез. <…> «Сегодня минуло четыре миллиарда лет с того дня, как автоматический корабль-сеялка с нашей родной планеты Прекрупицан совершил незаметный, но принципиальный шаг в вашей эволюции. Будучи адептами теории и практики панспермии, мы рассылаем во все концы Галактики корабли, гружённые примитивной формой жизни — водорослями. Попадая на ненаселённую планету, они развиваются, так как являются простейшими и неприхотливыми живыми существами. <…> Знайте же, что вы, наши отдаленные во времени-пространстве родственники по эволюции, благодаря изобретению радио поймали сигнал нашей капсулы, захороненной четыре миллиарда лет назад на берегу необитаемого и пустынного озера, потому что мы засеяли его воду примитивными водорослями. Мы не оставляем нашего обратного адреса — срок слишком велик. Мы подарили вашей планете жизнь и создали вас совершенно бескорыстно. Если вы нашли капсулу и прочли послание — значит, наша цель достигнута. Скажите нам спасибо. Счастливой эволюции, друзья!»

— «Космический десант», 1975 [1978]

Фантастика <…> — это мировоззрение. Так что мне кажется допустимым фантастическое произведение, в котором либо ничего фантастического не произошло, либо это фантастическое может быть объяснено, при желании, вполне обыденными причинами. Мастером такой фантастики был Александр Грин. Большинство его новелл для меня пограничные явления — фантастики там нет, но фантастическое отношение к миру наличествует. Мне кажется важным и интересным определить тонкую ниточку границы между реальностью и фантастикой как момент пробуждения, когда сон ещё продолжается, ещё сюжет его развивается и требует твоего в нём участия, и в то же время обыденность вторгается в сон звуками и самим приближением, и ты понимаешь — сон уже достиг предела. — вариант распространённых мыслей

— «О любви к бессловесным тварям» (1975), предисловие

— Погодите, — воскликнул Удалов. — Ещё не всё потеряно. Мы будем учиться! — Все по местам! — скомандовал Центр. — Дети, наша школьная экскурсия на дикую планету закончилась раньше, чем мы предполагали. Но главное вы поняли — когда видите дикаря, старайтесь держаться от него подальше. Дикарь злобен, нахален и навязчив… <…> — От детей разве дождешься чуткости, — сказал Ложкин. — Дети во всём мире нахальные, а если им разрешают ещё по космосу шастать, то таких детей лучше и не слушать. <…> — Разумеется, мы можем скептически отнестись к выводам о нашей жизни, которые принадлежат инопланетным школьникам. — Если бы взрослые, то поняли бы, — проговорил Удалов. — Если бы это были взрослые, — тихо поправил его Грубин, — они могли бы и не такие выводы сделать… не в нашу пользу.

— «Обида», 1977 [1988]

	… [у] забора мерно дышала Антарктида, злобная сука…
	— «Ответное чувство», 1970 [1972]

	Ему снилось, что к нему подходит шкаф и говорит: — Я твоя жена Ксения, ты не узнаёшь меня, козлик? — Никогда не подозревал, что ты из красного дерева, — отвечал растерянно Удалов. — Не беспокойся, это только фанеровка, — говорит шкаф. — А кто же будет по хозяйству? — беспокоится Удалов. — Кто будет обед готовить, за детьми ухаживать? — Ничего, — отвечает шкаф. — Ты двигайся, заботься, а я постою.
	— «Прощай, рыбалка», 1979 [1986]

	— Гостиница небольшая, желающих остановиться много, обслуживание хромает. <…> — У вас вывеска «Мест нет» к двери приварена.
	— «Свободные места есть», 1980 [1983]

	Администратор Дуся была уверена, что чем меньше жизненных благ, тем лучше ей — их распределительнице, ибо всегда найдётся мудрый человек, готовый оценить услуги. <…> Она была тяжёлым наследством, оставшимся от старого директора.
	— там же

	— А представляете себе, как будут хохотать над нами нахальные акарили с планеты Цук? Как будут мяукать в припадке издевательства низменные душой тумсы? Как будут качать всеми своими головами мудрые йыкики? — начиная с автор указывал, вероятно, ошибочные историю написания и год 1967
	— «Связи личного характера», 1970

	В научно-фантастической литературе дети могут быть выращены методом клонирования, созданы в пробирке, в крайнем случае найдены в капусте, но намёки на возможность создания их ортодоксальным путём считаются неэтичными. — вариант распространённой мысли
	— «Технология рассказа», 1986 [1988]

	… благородный разбойник Петька Кровь-в-Песок.
	— там же

	Убийцу тянет на место преступления, писателя — на проторенную дорожку.
	— там же

Они уже здесь! (1987)

— Мы давно собирались Землю завоевать. Искали разные пути. Ведь мы кто? Гуманисты. Не хотим мы вас бомбами закидывать. Всё должно быть культурно. Пришлось нам в людей внедряться. <…> Внедрится, допустим, в подростка Гаврилова наш агент. Тот об этом и не подозревает. И не замечает, как заболевает страшной и неизлечимой болезнью. Название её слишком научно, чтобы ты понял. Смысл его можно перевести словом «наплевизм». К примеру, решил кто-то поставить галочку в отчёте и устроить юбилей речной пристани. Для этого он сорвал с учёбы весь речной техникум и заставил учащихся три дня подряд репетировать в городском парке хоровое пение и ходьбу строем. Потом деньги, что выделены на ремонт общежития, он пустил на изготовление трёх тысяч цветных флажков и двадцати лозунгов общей длиной четыреста метров. Закрыл движение по реке. Ещё много чего совершил, ко всеобщему неудобству. — Нет, — сказал Удалов. — Ты шутишь. У нас это давно наблюдается. — Мы тоже не первый год внедряемся. — Но зачем? Что за смысл? — Ослабляем сопротивляемость. Кто свяжет рядового наплевиста с инопланетным вторжением? Скажи ты кому об этом — на смех поднимут. Но уже близко то время, когда все будут заражены. Вас и завоёвывать не надо будет. Сами свалитесь к нам в лапки, как перезрелые груши. Удалов зажмурился. Куда идти? В какой набат бить? — Основной симптом наплевизма — полное несоответствие масштаба собственной выгоды и конечного катастрофического результата. Допустим, страдающий наплевизмом чиновник подписывает бумагу об уничтожении какой-нибудь речки, а то и моря. В каких масштабах он мыслит? В мелких. Он же больной, он же держит в голове только премию в сколько-то рублей, которую получит за новое начинание. А на то, что миллион человек без воды останется, что миллион голов рыбы подохнет, ему наплевать. — Нет, — сказал Удалов. — Не может быть, чтобы вы это издалека спланировали. Это наше, родное. Газеты читай. <…> — Не веришь — не надо. <…> Ещё десять лет, и наплевисты вас по миру пустят. И тогда мы голыми лапками… — Погоди, — сказал Удалов. — А как отличить, кто заражённый, а кто свой? — Отличить можно. У них взгляд особый. Вовнутрь. И некоторая заторможенность движений. Ведь наплевист, сам того не зная, все время ждёт приказа от внедрённого паразита. <…> «Я же ничего не могу поделать. Плевал я…» Услышав собственную мысль, Удалов замер от ужаса. Потом сделал два шага, подошёл к большой витрине, заглянул в неё. Какой у него взгляд? Вовнутрь или наружу? Ничего не разберёшь. Сверху донёсся мелодичный смех. <…> — Пошутил я. <…> Не бойся. Ваше это. Ваше. Родное.

Повесть о контакте (1988)

К сожалению, в любом городе найдутся тёмные силы, готовые порушить идею галактического контакта за тридцать рублей и бутылку водки.

— Берёте затравку, смешиваете со стаканом воды, поливаете на землю и мысленно представляете, какой нужен дом. И он растёт, — <…> сказал пришелец. <…> — К обеду жилищная проблема в городе будет решена, — сказал Слабенко [Батыеву]. — Значит, ещё тысячу человек без работы оставим. А у тебя в конторе отделы промстроя, культстроя — куда их денешь? А меня куда денешь? — Ну уж ты преувеличиваешь. — Преувеличиваю? А знаешь, что он в интервью сказал? <…> Он сказал, что покажет, как можно наладить производство тканей и обуви без фабрик и заводов. Он сказал, как можно навести порядок в бухгалтерском учёте, установив компьютер, который никогда не сломается… Это же провокация! <…> Ужас охватил Батыева. Нет, он не сдастся! <…> — Слушай, — сказал он как можно сердечнее. — Мы тебя очень просим: немедленно улетай и больше не прилетай. — Но почему? — Из гуманизма, — сказал Батыев. — Из любви к людям. — Я не понимаю. Я всё делаю из гуманизма. У меня нет других намерений, кроме космического сотрудничества. — Мы, люди, — сказал Батыев, — привыкли жить в борьбе. Всё, что сделано вокруг, — Батыев обвёл рукой окрестности: недостроенное здание общежития, мусорную свалку, трубу, из которой лилась в реку вонючая жидкость, замусоренный пляж, — всё добыто в труде и бою. Мы боремся с природой, мы выигрываем и проигрываем битвы за урожай, мы боремся даже за товарищеское отношение к женщинам. Что же ты, пришелец, нам предлагаешь? Разоружиться? Опустить руки? Нет! Мы не сдадимся на милость прогресса, мы сами придём к высотам. И в этом есть великий гуманизм. — Это странно, — сказал пришелец. — Вы видели, сколько людей сидит в доме, где я работаю? — спросил Батыев. — Триста с лишним человек. И это только кажется, что они курят и пишут бумаги. Они борются и помогают бороться другим. Не лишайте нас права на бой! <…> Батыев собственноручно захлопнул крышку люка. Пришелец выглянул в иллюминатор, что-то говорил, но его уже не было слышно. Батыев властно показал пришельцу пальцем вверх. Тот кивнул, и корабль взмыл к небу. — Значит, так, — сказал Батыев Слабенко. — Беги к Удалову, отними у него стакан, но не выбрасывай. Нам с тобой ещё бы по даче построить. — вариант распространённых мыслей

Районные соревнования по домино (1987)

— Ты забыл, как забивает Драконин из Потьмы? Его удар в области знают! Он на прошлых поселковых играх стальной лист прошиб. Рассматривают вопрос, чтобы ему играть в боксёрских перчатках. — А он? — Отказывается. Как ты кости в перчатках удержишь?

— Природа нам сильно мешает, — произнёс с досадой Грубин. — Природу будем игнорировать, — сказал Удалов. — Нам некогда отвлекаться. За деталями опасно забыть о большом. Когда Удалов пришёл домой, там царило плохое настроение. Виновато было телевидение. Оно сообщало, что отступающие клубийские войска нанесли атомный удар по варийской столице. Есть многочисленные жертвы. Радиоактивное облако распространяется в сторону Европы. Удалов искренне посочувствовал варийцам. Но главная проблема была в том, что горкоммунхоз мог выделить лишь тринадцать номеров в гостинице «Гусь». <…> Бывает, судьба ополчается на идею. Об этом написано в некоторых биографиях великих людей. Но сила духа заключается именно в том, чтобы провести чёткую грань между важным и неважным, принципиальным и мелочами, основной целью и боковыми проулками.

В семь утра Удалов пошёл через город к Синюшину. Тот играл в домино ещё в период первых пятилеток и скрывал дома ценные дебютные заготовки. Удалов рассчитывал, что сейчас, в решающий в жизни Великого Гусляра момент, пенсионер пойдёт навстречу.

Грубин сообщил, что Ложкин плох, но готов сражаться. Они положили Ложкина на раскладушку и понесли. Ложкин прижимал к груди дебютные заготовки Синюшина.

Совсем стемнело, и с неба срывались метеориты. Настроение было приподнятое. Хотелось петь и смеяться. Удалов был почти убеждён, что команду Драконова — Змиева они одолеют.

Ледниковый щит Гренландии сполз на юг, и Атлантический океан хлынул на сушу. Луна сорвалась с орбиты и быстро пошла в открытый космос. Погосяну пришлось пропустить ход. Драконов так рубанул по столу дублем тройки, что шестиметровая свая ушла сантиметров на десять в землю. Болельщик из Матейки кричал «Ура!». Он болел за Драконова. Густой зеленоватый туман окутал эту сцену. Партия шла к концу, но исход её все ещё был неясен. К сожалению, небольшой вулкан, проснувшийся именно в районе парка, неожиданно взорвался. Сваи, игроки и судьи полетели в разные стороны. Удалов очнулся на берегу моря — солёные валы били в берег. Атлантический океан добрался до Великого Гусляра. Удалов помог подняться Драконову. Они отступали от моря, стараясь не попасть под извержение вулкана. — Доиграем завтра, — улыбнулся Удалов. — Я расклад помню, — сказал Драконов. — У меня все записано. И они поползли искать соратников.

Свободный тиран (1988)

Полицейский повёл его по главной улице лагерного города. Тот мало чем отличался от обыкновенного, лишь вместо названий улиц на углах висели номера блоков или зон, а вместо номеров домов — надписи «Барак № 456» или «Карцер № 24». Но это не мешало работать парикмахерским и извозчикам. Правда, даже на лошадях были лагерные номера. <…> — Границу зоны пересёк? Значит, бегал. — Но я же внутрь пересёк, а не наружу! — Не всё ли равно, в какую сторону?

— А меня зовут Тиран-справедливый. Смешно, правда?

… по фасаду протянулись чёрные буквы: «Барак № 21». А внизу поменьше, золотом и с финтифлюшками: «Отель «Каторга».

— Что же получается? — спросил Удалов. — Вы теперь один на свободе остались? — Да! — твёрдо ответил тиран. — Тогда я пошёл, — сказал Удалов. Тиран сильно гневался вслед, но покинуть свободную клетку не решился.

Соблазн (1980) [1986]

Когда он перепрыгнул через очередную лужу, то увидел, что в следующей плавает, вниз лицом, ценнейшая марка, посвящённая перелёту Леваневского через Северный полюс. <…> Он замер над лужей, как обыкновенная гончая над выводком райских птиц. Потом почему-то сложил зонт и уронил его на землю. Затем сел на корточки и осторожно подвёл ладонь под плавающую марку. Та, как рыбка, скользнула подальше от края лужи, не далась. Ипполит Иванов сделал шаг в лужу, уйдя по щиколотку в воду, и другой рукой отрезал марке путь к отступлению. Она попыталась было прорваться в открытую воду, но вскоре сдалась и легла на ладонь Ипполита. Ипполит поднял ладонь к глазам, пальцами другой руки приподнял марку за уголок, перевернул и снова положил на ладонь. Да, это была марка, посвящённая перелёту Леваневского через Северный полюс, перелёту, из которого отважный лётчик не вернулся. Мокрое мужественное лицо лётчика смотрело на Ипполита, надпечатка выглядела чётко, буква «ф» в слове Сан-Франциско была маленькой, что умножало редкость и цену марки. Держа ладонь ложечкой, Ипполит достал свободной рукой из верхнего кармана пиджака пробирочку с валидолом и, зубами вырвав пробку, высыпал в рот три таблетки. Он жевал их, как изюм, и думал, что теперь не имеет права болеть или умирать, потому что его жизнь обрела новый смысл. Придя домой, Ипполит Иванов посмотрел на жену отсутствующим взглядом, отказался от обеда и, принеся из туалета рулон бумаги, отмотал метра два, чтобы соорудить ложе для марки, которой надо было высохнуть, согреться и привыкнуть к новому дому. Только когда она уютно устроилась в колыбели из туалетной бумаги и вроде бы задремала, Ипполит Иванов догадался, что марка эта — чужая.

Он обернулся и пошёл к Ипполиту, неся перед собой раскрытый кляссер, как на похоронах генералов несут подушки с орденами. <…> — Жулику? А ну, бери свои слова обратно! Пинцетом проткну за такое оскорбление!

Спонсора! (1990) [1992]

— Зачем вам наша родная Земля? — А она нам нужна, чтобы её поработить. Мы заставим вас гнуть на нас спину, мы обесчестим ваших женщин, мы подчиним себе вашу экономику и вывезем ваши природные богатства, завалив вас в ответ дешёвым, никому не нужным ширпотребом. — А выкупить назад её у вас можно? — спросил Удалов. Пришельцы посчитали на своём компьютере и ответили: — Если ты к завтрашнему вечеру достанешь сто сорок три тысячи рублей с копейками, возвратим тебе Землю. А нет — не обессудь. У нас всё по-честному.

— Неужели вам Землю не жалко? — <…> Может быть, к лучшему, если её захватят пришельцы? — Что вы говорите, Лев Христофорович! Ведь они же не скрывают, что поработят нас, обесчестят наших женщин, расхитят наши природные ресурсы. — Что-то не вижу разницы.

… он теперь работает в малом предприятии «Удавка» — собирается разводить удавов на шкуры.

Ревущие толпы гуслярцев отрезали пришельцев от корабля. Девушки размахивали плакатами: «Обесчести меня, пришелец!» и ещё «Я готова, я все отдам!» Пенсионеры кричали: «Унизьте нас пенсией, оскорбите нас сыром и колбасой!» Кооператоры волокли торты, на которых кремом было выведено: «Кушай нас, угнетатель, мы вкусные и дешёвые!»… Вся эта толпа громко, утробно, зловеще скандировала: — Спон-сора! Спон-сора! Спон-сора! Люди начали хватать пришельцев и кидать в воздух. Некоторые качали и Удалова с криками: — Спасибо, что ты нашёл нам спонсоров! Удалов взлетел в небо рядом с главным пришельцем. <…> — Мы, русские, очень свободолюбивый народ. — Я и вижу! — крикнул в ответ пришелец, но тут их с Удаловым уронили на землю и забыли, потому что в корабле открылся товарный люк и землян начали унижать жалкими подачками ширпотреба. — А я не возьму! — сказал Удалов, поднимаясь с травы. — Умру с голода, босой и голый, но не продам свободу. — Это ты брось, — рассердился пришелец. — Ты теперь порабощённый. Забудь о воле. И Удалов, последний свободный человек в Гусляре, глотая слёзы, сдался и унизил себя банкой чёрной икры.

Отдельные статьи

• Глубокоуважаемый микроб
• Нужна свободная планета
• Титаническое поражение