Великий Гусляр

«Великий Гусляр» — сатирико-юмористический цикл Кира Булычёва из 118 фантастических рассказов и 9 повестей. Почти все они тематически упорядочены писателем в пять переиздаваемых сборников: «Чудеса в Гусляре» (1972, 1993), «Пришельцы в Гусляре» (1995), «Возвращение в Гусляр» (1996), «Гусляр-2000» (2001), «Господа гуслярцы» (2002). Бо́льшая часть оставшихся вошла в шестую часть «Гусляр навеки» (2005), составленную М. М. Манаковым. В этот период также вышло несколько однократно изданных книг с произведениями цикла. Несколько рассказов впервые изданы после смерти автора. Выделяется также подцикл «Письма Ложкина» («Письма в редакцию»). К 13 произведениям из 25, включённых в сборник «Марсианское зелье» 1990 года, автор написал предисловия, перепечатывавшиеся потом в сборниках о Гусляре.

Цитаты

Замечательный учёный раскрыл тайну «богомольной пальмы», которая в определённое время суток, совпадающее с часами вечерней молитвы, склонялась перед храмом. <…> Индийский учёный пришёл к обоснованному выводу, что геотропическая реакция (реакция растения на земное притяжение) вкупе с термическими изменениями превращает в богомольца практически любое дерево. <…> Посадка сосен и лиственниц позволит добывать дешевую электроэнергию. Соединенные проводами тысячи, может быть, миллионы деревьев, раскачиваясь, будут крутить генераторы и совершать полезную работу, посылая нам электрический ток. <…> Какие богатые перспективы он открывает в создании парковых ансамблей! Представьте себе, что вы гуляете по вертикальному парку утром, а вечером приходите совсем в иной горизонтальный парк. — письмо Л. Х. Минца в редакцию по поводу статьи

— «Богомольцы должны трудиться!», 1976

Мы — жители планеты Инсектуди, которая лежит в стороне от звёздных трасс. Мы бедный, но любознательный народ. Как ты знаешь, межзвёздные путешествия — очень дорогое удовольствие, потому что сами корабли ужасно много стоят, а топливо ещё дороже. И мы тогда раздобыли замечательное средство номер один. Если ты его принимаешь, то уменьшаешься в сто раз. У нас на всю планету был всего один космический корабль. Но когда нужно было лететь, то в него умещалось не сто пассажиров, как обычно, а <…> десять тысяч. И в сто раз мы экономили на обедах и ужинах, подушках и матрасах и даже на компоте.

— «Алиса в Гусляре» («Алиса в стране фантазий»), 2000

	— Ты, Грубин, мало жил во вражеском окружении и не представляешь, на что только не идут наши враги, чтобы тайну нашу узнать. — Какие же это враги? <…> — Ах, Грубин, — вздохнул Ложкин. — А марсиане? А башибузуки? А американцы или вологодчане, наконец?
	— там же

О цикле

… в его первом сборнике рассказов «Чудеса в Гусляре» (1972 г.) больше всего читателю пришлись по душе самые «несерьёзные» рассказы книги, <…> которые были посвящены городку Великому Гусляру. <…> Чудеса случаются на фоне повседневной жизни рядового провинциального городка. <…> Неповторимый колорит придаёт и ироническая интонация рассказчика. Булычев ничуть не идеализирует своих незадачливых персонажей, он подтрунивает над ними, их слабостями, некоторой ограниченностью. Но — никогда не высмеивает их, никогда ирония не переходит в сарказм. Юмор писателя всегда добр: ведь при всех своих недостатках эти люди готовы прийти на помощь любому разумному существу Вселенной, услыхав только: «Надо помочь!». <…> Со второй половины 70-х Кир Булычев <…> [в] рассказах <…> почему-то встречи со знакомыми персонажами уже не вызывали таких восторгов, как прежде. Рассказы были новы только сюжетно, а внутренне герои их остались прежними, словно писателю уже больше нечего было сказать о них.

— Роман Арбитман, «Кир Булычев: что за перевалом 70-х?», 1983

Дар юмориста (в большей степени, чем сатирика) Булычёв впечатляюще продемонстрировал ранними рассказами о жителях провинциального города Великий Гусляр <…>; выписанный с юмором и симпатией, город стал прекрасным полигоном, на котором можно было наблюдать столкновение узнаваемого советского быта 1960-80-х гг. с самыми невероятными фантастическими событиями, часто поданными как умная пародия на штампы НФ литературы. <…> Однако, как и в случае с сериалом об Алисе, более поздние рассказы — а впоследствии и объёмные повести — о жителях Великого Гусляра не принесли нового качества, была утеряна пародийная лёгкость, а на фоне политического «застоя» 1970-80-х гг. мягкий и вполне «безопасный» юмор Булычёва иногда начинал раздражать своей благостностью; несколько «осмелел» писатель только в конце 1980-х…

— Владимир Борисов

Кир Булычёв

Я не могу утверждать, что Великий Гусляр полностью возник в моём воображении. <…> Прототип города назывался Великим Устюгом. Я попал туда в середине шестидесятых годов и прожил там несколько дней <…>. Великий Устюг меня очаровал, особенно если учесть, что в те, дотуристические времена, он существовал сам по себе и никто коллективно не ахал, глядя на сохранившиеся после бурной разрушительной деятельности советской власти маковки церквей и фасады купеческих особняков. Хоть в те дни я ещё не знал, что стану писателем, а тем более не подозревал, что буду писать фантастику, Великий Устюг открывал мне больше, чем являл случайному наблюдателю. Его относительно оторванное от великих свершений социализма существование, тишина и простор его длинной, украшенной белыми фасадами особняков и стройными церквами, набережной, голубизна широкой реки, леса, подбирающиеся к самым окраинам, приземистая уверенность в себе гостиных рядов и нелепое вторжение сборных пятиэтажек… — ощутимость истории и провинциальная тишина так и подмывали столкнуть подобный мир с миром космическим, мир Устюга и мир Альдебарана. <…> я брал нашего провинциального современника, совершенно не приспособленного для космических подвигов, и пытался доказать, что в самом деле он может воспринимать марсианина без внутреннего трепета — дай ему немного привыкнуть. Где великое, где смешное, а где — банальное? Разве все это не перемешалось в нашей жизни? И если сделать шаг за пределы её ненормальной нормальности — не попадаем ли мы в совершенно нормальный Великий Гусляр и не увидим ли сами себя в несколько изогнутом зеркале?

— «От автора», 1990

Долгое время в Великом Гусляре не происходило событий гражданского звучания. Пришельцы залетали туда из любопытства или из вредности, в крайнем случае в поисках галактического братства. Изобретения или стихийные бедствия случались бесконтрольно к социальному развитию города. А события областные или республиканские гуслярских дел не затрагивали. Это было возможно до тех лишь пор, пока скорость развития нашего общества могла не ощущаться не только в Великом Гусляре, но и в Калуге. Как только эпоха застоя зашаталась, пошла трещинами, хоть на вид ещё аппаратный корабль был непотопляем, некоторые новые веяния докатились и до Гусляра — всё же там люди жили, а не картонные персонажи фантастических рассказов. И тут, как только я поддался этому веянию, реакция на гуслярские рассказы, столь благожелательная и улыбчивая в первой половине семидесятых годов, в большинстве редакций стала куда более сдержанной. Доходило до случаев курьёзных. <…> Мало-помалу отношение в издательских сферах к милому моему сердцу городку менялось к худшему. Я и не помышлял о складывании пальцев в кармане в фигу, а её уже усматривали сквозь плотную брючную ткань. Наступил день, когда мне пришлось впервые услышать фразу: — Принесите что-нибудь, только не гуслярское. — Почему? — Потому что Гусляр — не настоящая фантастика. А так как рассказы порой имеют обыкновение писаться сами по себе без авторского разрешения, то у меня в столе начали накапливаться совершенно невинные, но географически опороченные рассказы. <…> Чаще всего, если ты идёшь на компромиссы, эти компромиссы остаются ранами на теле рассказа.

— предисловие к «Лёнечке-Леонардо»

	… теперь [я] понял: для меня Великий Гусляр всегда был слепком нашей страны, младшим его близнецом. Так что социальные отношения, царившие в Гусляре, были сколком отношений в Советском Союзе.
	— предисловие к «Перпендикулярному миру»

Фантастическая [жизнь в Бирме] и весь ирреальный образ моего лысого шефа конечно же подталкивали меня к созданию произведений литературы сугубо фантастической. Но насыщения раствора, ведущего к выпадению осадка, ещё не произошло. Уровень идиотизма должен был подняться. И судьба покровительствовала мне. Она хотела создать из меня летописца нашей эпохи во всей её красе. Внутри меня рождался, застраивался город Великий Гусляр.

— «Как стать фантастом. Записки семидесятника», 1999

	«Гусляр» для меня постепенно вымер, поскольку его пародийность начала менять вектор, и я для себя придумал город Верёвкин, <…> он меня сейчас больше устраивает как фантастический пародийный город. Он гораздо серьёзнее, чем Гусляр. <…> Это моё понимание Гусляра сегодня.
	— интервью «Мне нужно писать рассказы, а не хочется», 2000