Речь Александра Солженицына в Нью-Йорке перед представителями АФТ—КПП

Американские профсоюзы АФТ — КПП приглашали Александра Солженицына выступить в США тотчас по изгнании его из СССР в 1974 году. Поездка состоялась через год, в ходе её обдуманы тезисы двух последовавших речей — в Вашингтоне 30 июня перед двумя тысячами участников съезда АФТ — КПП и в Нью-Йорке 9 июля в отеле «Американа» перед представителями АФТ — КПП. 15 июля Солженицын также произнёс краткую речь на приёме в Сенате США. Эти речи многократно издавались по-английски, в США и Англии, вышли отдельными изданиями во Франции и ФРГ, первые две опубликованы на одиннадцати языках в специальных выпусках журнала АФТ — КПП «Новости свободных профсоюзов», по-русски печатались в эмигрантской периодике в США и Европе, а в России — впервые в 1995 году.

Цитаты

Лень перечислять все неудавшиеся предсказания марксизма. Ну, несколько из них: что положение рабочего класса при том строе, который существует сейчас на Западе, <…> дойдёт до полной нищеты и невыносимости, <…> что коммунистические перевороты все начнутся с передовых стран, <…> что социалистические государства и существовать не будут: как только капитализм будет повержен, так сразу государство будет отмирать. Вы видите сегодня: где ещё есть такие сильные государства, как в так называемых социалистических, коммунистических странах? Или утверждение о том, что войны присущи только капитализму. <…> Коммунизм есть такая грубая попытка объяснить общество и человека, как если бы хирург взял топор мясника для своей тонкой операции. Всё, что есть тончайшего в психологии человека и в устройстве общества — ещё более сложного организма, — всё это сводится к грубому экономическому процессу. <…> Марксизм был всегда против свободы.

Коммунизм никогда не скрывал, что он отрицает всякие абсолютные понятия нравственности. <…> Коммунизм считает нравственность относительной, классовой. В зависимости от обстоятельств, от политической обстановки любой акт, в том числе и убийство, и убийство сотен тысяч людей, может быть плохо, а может быть — хорошо. <…> А кто определяет классовую идеологию? Весь класс не может собраться, чтобы сказать, хорошо это или плохо. Кучка людей определяет, что хорошо, что плохо. Но <…> вот в этом направлении коммунизм успел больше всего. Он успел заразить весь мир этим представлением об относительности добра и зла. <…> Коммунизм сумел внушить нам всем, что это понятия старомодные и смешные. Но если у нас отнять понятия добра и зла, — что останется у нас? У нас останутся только жизненные комбинации. Мы опустимся в животный мир. И теория, и практика коммунизма совершенно античеловечны поэтому. Существует такое слово, которое сейчас очень широко употребляется: «антикоммунизм». Это очень дурно, без вкуса составленное слово. Слово составлено так, будто бы коммунизм — есть нечто извечное, основное, основополагающее. Поэтому он является системой отсчёта. <…> исконным понятием, вечным понятием является человечность. А коммунизм есть — античеловечность. Кто говорит «антикоммунизм», тот говорит: анти-античеловечность. <…> то и есть человечность!

И удивительно, кроме всех книг своих, сколько наглядных пособий предложил коммунизм современному человечеству. Прогремели танки по Будапешту. Ничего. Прогремели танки по Чехословакии. Ничего. Кому бы другому не простили, коммунизму — можно простить. По какому-то будто нарочитому замыслу, как будто Бог хотел наказать, отнимая ум, коммунизм воздвиг берлинскую стену. Ведь чудовищный символ! — показать, что такое коммунизм. 14 лет расстреливают там не только тех, кто хочет уйти из счастливого общества коммунизма.

Есть у вас такая Анжела Дэвис. <…> В нашей стране буквально целый год мы ничего не слышали, кроме Анжелы Дэвис. Во всём мире существует одна Анжела Дэвис, и она страдает. <…> Маленьким детям в школах велели подписывать петиции в защиту Анжелы Дэвис. <…> Ну, освободили Анжелу Дэвис. Хотя она и тут не очень тяжело сидела, но она приехала на поправку на советские курорты. <…> группа чехословацких диссидентов обратилась к ней: товарищ Анжела Дэвис, вы посидели в тюрьме, вы знаете, как обидно сидеть, когда вы считаете себя невиновной. У вас сейчас такой авторитет, помогите нашим чехословацким узникам, защитите тех, кого в Чехословакии преследуют. Анжела Дэвис ответила: так им и надо! пусть сидят! Вот лицо коммуниста…

… коммунизм развивается как стержень, он развивается единым стержнем, вовсе не меняясь, как принято о нём теперь говорить. Ленин. Если Ленин развивал марксизм, <…> то, во-первых, в сторону идеологической непримиримости. Читая Ленина, вы поражаетесь, сколько злобы и ненависти при малейшем расхождении, когда на волос расходятся взгляды. Затем придумали такое слово «сталинизм». И оно очень пошло́. <…> Но никакого сталинизма никогда не было. Это выдумка хрущёвской группы для того, чтобы свалить на Сталина все коренные особенности, все коренные вины коммунизма. И она очень эффектно удалась. А между тем всё самое главное успел сделать Ленин до Сталина. Это он обманул крестьян с землёй, это он обманул рабочих с самоуправлением, это он сделал профсоюзы органом угнетения, это он создал ЧК, это он создал концентрационные лагеря, это он послал войска подавить все национальные окраины и собрать империю. Всего-навсего-то Сталин сделал по своей недоверчивости вот что: там, где достаточно было для общего страха посадить двух человек, он сажал сто. А следующее руководство вернулось к прежней тактике. <…> Вся вина Сталина была перед своей собственной партией. Что он <…> партии не доверял. — парафраз из «На возврате дыхания и сознания» и «Архипелага ГУЛАГа»

Сейчас ещё принята на Западе и такая теория: вот в Китае очень такой… очищенный коммунизм, пуританский коммунизм, не переродившийся. А в Китае просто задержалась та фаза казарменного коммунизма, которая установлена была Лениным в России, но продержалась только до 1921 года. Ленин установил её не потому, что этого требовали военные обстоятельства. Он установил её потому, что так они мыслили, так они представляли будущее общество. Но когда под давлением экономики надо было отступить, ввели так называемый НЭП. И отступили. А у китайцев эта фаза задержалась дольше. Китай характеризуется сейчас всеми теми чертами массового принудительного труда, который не оплачивается сколько-нибудь сравнительно со своей стоимостью. <…> вдолблением лозунгов и догм, которые упраздняют человеческое существо. Самое страшное в мировой системе коммунизма — это её соединённость, это её сплочённость. Недавно Энрико Берлингуэр сказал так, совсем вот недавно: над Коминтерном закатилось солнце. О, нет! Оно не закатилось. Его энергия сгустилась в электричество и ушла в подземные провода. Солнце Коминтерна течёт электрическим током высокого напряжения всюду под землёй. <…> Они все едины в одном: ваш строй должен быть уничтожен! Что удивляться, что это плохо понимает мир? Если социалисты, наиболее близкие к коммунистам, — и они не понимают, и они не могут поверить в природу коммунизма до конца. <…> Все коммунистические партии, когда они получают полную власть, становятся совершенно беспощадны. Но на тех стадиях, когда власти нет, им надо применять маскировку.

Нам, русским, с русским опытом, трагически смотреть на то, что происходит в Португалии. Нам говорили всегда: ну, это у вас, у русских, это вы не могли вашу демократию удержать, 8 месяцев — и у вас её задушили, это на востоке Европы. Но Португалия на крайнем западе Европы. <…> Мы видим как будто бы карикатуру, чуть-чуть изменённые русские события. <…> Португалия уже сегодня практически выпала из НАТО. Боюсь быть худым пророком: этих событий не остановить. Португалию можно считать уже очень скоро реальным членом Варшавского пакта.

Их идеология: уничтожить ваш строй. Это цель их 125 лет. Она никогда не менялась. Лишь немножко менялись методы. И когда ведётся разрядка, мирное сосуществование и торговля, они настаивают: а идеологическая война должна продолжаться! А что такое идеологическая война? Это сноп ненависти, это повторение клятвы: западный мир должен быть уничтожен. Как когда-то в римском сенате знаменитый оратор кончал каждую речь свою фразой: «А между прочим, Карфаген должен быть уничтожен», — так и сейчас при каждом действии, торговле или разрядке <…>. Да если начать перечислять список нарушенных Советским Союзом договоров, то это составит ещё один доклад.

Главный аргумент сторонников разрядки известен, это всё необходимо делать для того, чтобы избежать ядерной войны. Я думаю, что после всего, что произошло за эти годы, я могу успокоить их и вас: а ядерной войны — и не будет. Зачем? Зачем ядерная война, если вот уже целые 30 лет от Западного мира отламывают столько, сколько надо. Страну за страной, страну за страной. Процесс идёт. <…> И чрезвычайно быстро. <…> У вас есть такие теоретики, которые говорят: остановите ядерное вооружение США. Мы, мол, уже имеем сейчас, Америка сегодня имеет ядерного вооружения столько, достаточно, чтобы уничтожить половину мира противоположного. <…> Но почему-то ядерные специалисты Советского Союза, почему-то руководители Советского Союза думают иначе. Спросите ваших специалистов. Я уже не говорю о превосходстве в танках, в самолётах в 4, 5, 7 раз. Но вот за сегодняшними переговорами СОЛТ, за сегодняшним разоружением ваш оппонент всё время обманывает вас. <…> Было время, когда Советский Союз не шёл ни в какое сравнение с вами по атомному вооружению. Потом сравнялся, сравнялся. Потом, сейчас уже все признают, что начинает превосходить. Ну, может быть, сейчас коэффициент больше единицы. А потом будет два к одному. А потом три к одному. А потом пять к одному. <…> Я думаю, что <…> при таком превосходстве в ядерном оружии можно будет ваше оружие остановить! И в одно несчастное утро открыто объявят: внимание, мы отправляем войска в Европу. А если вы пошевельнётесь, мы вас уничтожим. И окажется, что это соотношение: три к одному или пять к одному — сработает. И вы не шевельнётесь. И у вас найдутся теоретики, которые сейчас же скажут: о, только бы наступила благословенная тишина!.. Это всё напоминает такую ситуацию, что сидит за шахматной партией игрок, который чрезвычайно высокого мнения о себе и невысокого мнения о противнике. <…> Он сидит, рассчитывает свои комбинации, вот двумя конями он делает четыре вилки. Он ждёт не дождется следующих ходов, он ёрзает на стуле от радости. Он не допускает, что противник умней его. Он не видит, что у него летят пешки. И ладья его под ударом. <…> Но даже если бы этот шахматист мог бы выиграть партию на доске, он забывает, увлечённый доской, поднять глаза и посмотреть, что у его противника глаза убийцы. И если у противника партия не удастся, у него за спиной дубина, и он раскроит и голову этому шахматисту, и эту партию. Этот расчётливый шахматист забывает поднять глаза, посмотреть и на барометр. Барометр упал. Он не видит, что уже нет света из окна, что идут тучи и надвигается ураган. Вот это значит слишком поверить в свои способности на шахматной доске. А подходит действительно… Кроме той тяжёлой политической ситуации, которая сегодня на земле, мы с вами присутствуем, на нас надвигается ещё новая ситуация. Это — кризис неведомого рода, это нечто другое, это совсем не политическое. Приближается крупный поворот всей мировой истории, всей цивилизации. Это уже замечено многими в разных местах, по своим специальностям. Это поворот, я бы не нашёлся ни с чем его больше сравнить, как с поворотом от Средних Веков к Новому Времени. <…> Это такой поворот, когда иерархия ценностей, которой мы поклоняемся, что мы считаем самым для себя дорогим и что менее, из-за чего колотится «наша жизнь и наше сердце, — эта иерархия начинает качаться и может рухнуть. И вот эти два кризиса, политический кризис сегодняшнего мира и придвигающийся кризис духовный, они сходятся во времени. И, очевидно, ещё нашему поколению предстоит войти в них.

Мы, там, по рождению рабы, <…> но мы тянемся к свободе. <…> Когда нас живьём закапывают в землю, пожалуйста, не подавайте лопаты могильщикам! Пожалуйста, не посылайте им современных землеройных машин! <…> Всё существование наш их рабовладельцев от начала и до конца стоит на западной экономической помощи. <…> Советская экономика обладает чрезвычайно малым коэффициентом полезного действия. <…> Поэтому советская экономика не может справиться со всем сразу. <…> силы всей советской экономики сосредотачиваются на войне, где вы не будете помогать. А всё, чего не хватает, что можно пристроить туда или что нужно для того, чтобы накормить народ, или сделать остальную промышленность, — всё берётся от вас. Так вы косвенно помогаете военной подготовке и полицейской крепости Советского Союза. <…> Наша страна берёт ваш у помощь, а в ш колах учат, а в газетах пишут, а в лекциях говорят: смотрите, западный мир загнивает! <…> дайте же наконец социалистической экономике доказать своё превосходство! <…> Не вмешивайтесь в неё. <…> вот она встанет сама, постоит 10—15 лет на своих собственных ногах, а мы посмотрим. <…> когда на все стороны нельзя будет управиться экономике, она должна будет уменьшить свою военную подготовку, она должна будет бросить бесполезный космос и должна будет кормить народ и одевать его. И должна будет смягчить свою систему. <…> Но способна ли свободная, разнообразная западная система принять такую линию? <…> Если такого единства не будет найдено, <…> боюсь, что окажется прав Ленин, который сказал: сама буржуазия продаст нам верёвку, а мы ей дадим повеситься. <…> Сегодня то, что называется «детант», — это есть ослабление туго натянутой верёвки. (Какое зловещее совпадение — опять верёвки…)

«Внутренних дел» не осталось на нашей тесной планете… Коммунистические вожди говорят вам: не вмешивайтесь в наши внутренние дела, дайте нам душить спокойно… А <…> мы просим вас — вмешивайтесь!