Перейти к содержанию

Тартарен на Альпах

Материал из Викицитатника

«Тартарен на Альпах» (фр. Tartarin sur les Alpes) — второй роман Альфонса Доде из трилогии о Тартарене.

Цитаты

[править]
  •  

Друзья мои, не презирайте никого! Презрение — это козырь в руках выскочек, позёров, уродов и глупцов, личина, за которой прячется ничтожество, а иногда и низость, и которая прикрывает отсутствие ума, собственного мнения и доброты. Все горбуны исполнены презрения, все курносые морщат и задирают свой нос при виде носа прямого. — I

 

Mes amis, ne méprisons personne. Le mépris est la ressource des parvenus, des poseurs, des laiderons et des sots, le masque où s’abrite la nullité, quelquefois la gredinerie, et qui dispense d’esprit, de jugement, de bonté. Tous les bossus sont méprisants ; tous les nez tors se froncent et dédaignent quand ils rencontrent un nez droit.

  •  

Потом вспыхнула война, и для Тараскона тоже настало грозное время, время его героической обороны: эспланаду заминировали, к Клубу и к Театральному кафе немыслимо было пробраться, жители, все, как один, вступили в вольные дружины, нацепили нашивки в виде скрещенных костей и черепа, все, как один, отрастили бороды и сверху донизу увешались секирами, палашами и американскими револьверами, — бедняги боялись близко подойти друг к другу на улице.[1]II

 

Puis, la guerre venue, les temps noirs, il a dit Tarascon, et sa défense héroïque, l’esplanade torpillée, le cercle et le café de la comédie imprenables, tous les habitants formés en compagnies franches, soutachés de fémurs croisés et de têtes de mort, toutes les barbes poussées, un tel déploiement de haches, sabres d’abordage, revolvers américains, que les malheureux en arrivaient à se faire peur les uns aux autres et ne plus oser s’aborder dans les rues.

  •  

В Тартарене, как во всяком тарасконце, уживаются две ярко выраженные породы — кролика садкового и кролика капустного. Кролик садковый — непоседа, смельчак, сорвиголова, кролик капустный — домосед, любит лечиться и безумно боится переутомления, сквозняка и всевозможных случайностей, которые могут оказаться роковыми.[1]II

 

Car dans Tartarin comme dans tout Tarasconnais, il y a la race garenne et la race choux très nettement accentuées : le lapin de garenne coureur, aventureux, casse-cou ; le lapin de choux casanier, tisanier, ayant une peur atroce de la fatigue, des courants d’air, et de tous les accidents quelconques pouvant amener la mort.

  •  

… для таких жизнелюбов, как тарасконцы, изъявление последней воли — это нож острый, и большинство из них умирает, так и не составив завещания. — II

 

… d’écrire ces volontés suprêmes dont l’expression coûte tant aux Tarasconnais, épris de vie, qu’ils meurent presque tous intestat.

  •  

… в каждом тарасконце краснобай уживается с простаком. — V

 

… dans tout Tarasconnais le hâbleur se double d’un gobeur.

  •  

— С англичанами да с немцами рта не раскроешь — они немы как рыбы: это у них называется хорошим тоном. — V

 

«Est-ce qu’on ouvre seulement la bouche avec tous ces Anglais, Allemands, muets comme des carpes sous prétexte de bonne tenue !»

  •  

— Итак, — заговорила она после долгого молчания, — теперь вы знаете, кто мы, я и мои друзья
… Что же вы о нас думаете? Что думают о нас французы?
Тартарен то краснел, то бледнел. Он боялся каким-нибудь неосторожным словом вооружить против себя столь мстительных людей. А с другой стороны, как можно вступать в союз с убийцами? Поэтому он заговорил иносказательно:
— Сударыня! Вот вы мне только что заявили; охотники на гидр и на чудищ, на деспотов и на хищников — это-де собратья. Я же вам на это отвечу, как ответил бы член братства святого Губерта… Я лично держусь того мнения, что и против диких зверей надлежит пользоваться лишь узаконенным оружием…[2] Жюль Жерар, наш знаменитый охотник на львов, применял разрывные пули… Я этого не одобряю, я никогда так не поступал… На льва и на пантеру я хаживал с добрым двуствольным карабином, становился прямо против зверя, и — бах! бах! — по пуле в каждом глазу. — VI

 

«Ainsi, dit-elle après un long temps, ainsi vous savez qui nous sommes, moi et mes amis… Eh bien! que pensez-vous de nous ? Qu’en pensent les Français?»
Le héros pâlit, rougit. Il ne tenait pas à indisposer par quelques mots imprudents des gens aussi vindicatifs ; d’autre part, comment pactiser avec des assassins ? Il s’en tira par une métaphore :
«Différemment, mademoiselle, vous me disiez tout à l’heure que nous étions de la même confrérie, chasseurs d’hydres et de monstres, de despotes et de carnassiers… C’est donc en confrère de Saint-Hubert que je vais répondre… Mon sentiment est que, même contre les fauves, on doit se servir d’armes loyales… Notre Jules Gérard, fameux tueur de lions, employait des balles explosibles… Moi, je n’admets pas ça et ne l’ai jamais fait… Quand j’allais au lion ou à la panthère, je me plantais devant la bête, face à face, avec une bonne carabine à deux canons, et pan ! pan ! une balle dans chaque œil.»

  •  

Тарасконское воображение ни с временем, ни с пространством не считается. — VII

 

Mais l’imagination tarasconnaise défie tous les calculs du temps et de l’espace.

  •  

— Лорд Чипндейл, сэр… А вы?
— Тартарен из Тараскона.
— Oh yes!.. Тартерин… Очень хорошее имя для лошади, — заметил лорд, видимо, заядлый спортсмен. — X

 

«Lord Chipendale, sir… Et vô ?
— Tartarin de Tarascon.
— Oh ! yes… Tartarine… Il était très joli nom pour un cheval…» dit le lord, qui devait être quelque fort sportsman d’outre-Manche.

Перевод

[править]

Н. М. Любимов, 1957

О романе

[править]
  •  

Во второй части Тартарен встречается с персонажами других произведений писателя: с профессором Шванталером, героем «Часов из Буживаля», с Астье-Рею, будущим героем «Бессмертного», и, наконец, с Бомпаром, изображенным в романе «Нума Руместан». Рядом с замороженной чопорностью туристов непринужденность Тартарена выигрывает, кажется теплой и искренней. Точно так же выигрывает Тартарен с его рыцарскими иллюзиями от сопоставления с Экскурбаньесом и Бомпаром, в которых южная шумливая бравада и южная фантазия доведены до крайних пределов карикатуры. «Доброта и нежность» начинают проступать у Тартарена сквозь смех и шутку.
Но есть в книге подлинные «герои дела», в столкновении с ними раскрывается вся неспособность Тартарена на истинный подвиг. Это русские революционеры — «нигилисты».[3]

  Сергей Ошеров

Примечания

[править]
  1. 1 2 Об эпизоде см. подробнее рассказ «Осада Тараскона» из сборника «Письма к отсутствующему» (1871).
  2. Его слова цитировалось, например, в: А. Пузиков. Альфонс Доде // А. Доде. Собрание сочинений в семи томах. Т. 1. — М.: Правда, 1965. — С. 31.
  3. С. Ошеров. Примечания // Собрание сочинений в семи томах. Т. 2. — М.: Правда, 1965. — С. 553.