Тридцать лет в Париже
«Тридцать лет в Париже. Через мою жизнь и мои книги» (фр. Trente ans de Paris. À travers ma vie et mes livres) — сборник мемуарных очерков Альфонса Доде, опубликованный в 1888 году. Некоторые выходили ранее в периодической печати, другие были написаны для этого издания. В пяти из них автор повествуют об истории написания своих книг. Продолжение, «Воспоминания литератора», вышли в том же году.
Цитаты
[править]В ту пору я ещё не болел ревматизмом и работал половину года в своей лодке. Я выбрал для этого прелестный уголок в десяти милях от Парижа, если двигаться вверх по течению Сены, Сены провинциальной, луговой, девственной, заросшей камышом, ирисами и кувшинками, несущей перепутанные травы и корни, на которых плывут уставшие летать трясогузки. По берегам — поля и виноградники. То тут, то там зелёные островки: остров Каменщиков, Воробьиный остров, совсем маленький, словно охапка колючек и взъерошенных ветвей, — это и была моя излюбленная стоянка. Я пробирался на ялике среди камышей, и, когда затихало их мягкое шуршание и они стеной смыкались позади меня, прозрачная круглая заводь в тени старой ивы служила мне рабочим кабинетом, а скрещённые вёсла — письменным столом. Мне нравился запах реки, жужжание насекомых в зарослях, шелест листьев, трепетавших на ветру, нравилась таинственная нескончаемая возня, которая поднимается в природе вокруг безмолвного человека. Как много существ успокаивает, радует это безмолвие! Островок был гуще населён, чем Париж. Я слышал шорохи в траве, птичий гомон, хлопанье мокрых крыльев. Моё присутствие никого не стесняло — меня принимали за ствол старой ивы. Чёрные стрекозы, сверкнув на солнце, пролетали у меня под носом, голавли обдавали меня мириадами брызг, даже ласточки пили воду около моего весла. | |
A cette époque, je n'avais pas encore de rhumatismes, et, six mois de rannée,je travaillais dans mon bateau. C'était à dix lieues eh amont de Paris, sur un joli coin de Seine, une Seine de province, champêtre et neuve, envahie de roseaux, d'iris, de nénufars, cbarriant de ces paquets d'herbages, de racines où les bergeronnettes fatiguées de voler s'abandonnent au fil de l'eau. Sur les pentes de chaque rive, des blés, des carrés de vigne ; çà et là quelques îles vertes, l'ile des Paveurs, l'ile des Moineaux, toute petite, vrai bouquet de ronces et de branches folles, dont j'avais fait mon escale de prédilection. Je poussais ma yole entre les roseaux, et lorsque avait cessé le bruissement soyeux des longues cannes, mon mur bien referme sur moi. un petit port aux eaux claires, arrondi dans l'ombre d'un vieux saule, me servait de cabinet de travail, avec deux avirons en croix pour pupitre. J'aimais cette odeur de riviére, ce frôlement des insectes dans les roseaux, le murmure des longues feuilles qui frissonnent, toute cette agitation mystérieuse, infinie, que le silence de l'homme éveille dans la nature. Ce qu'il fait d'heureux, ce silence! ce qu'il rassure d'êtres! Mon île était plus peuplée que Paris. J'entendais des furetages sous l'herbe, des poursuites d'oiseaux, des ébrouements de plumes mouillées. On ne se gênait pas avec moi, on me prenait pour un vieux saule. Les demoiselles noires me filaient sous le nez, les chevesnes m'éclaboussaient de leurs bonds lumineux; jusque sous l'aviron des hirondelles venaient boire. | |
— «Воробьиный остров: встреча на Сене» (L'ile des Moineaux. — Rencontre sur la Seine) |
Он привёз телеграмму из Парижа, которая следовала за мной из дуара в дуар от самого Милианаха. В ней было всего несколько слов: «Вчера состоялась премьера, большой успех. Руссейль[1] и Тиссеран великолепны». | |
C'était une dépêche venue de Paris, et qui me suivait ainsi à la piste de douar en douar, depuis Milianah. Elle contenait ces simples mots : — c Piéce jouée hier, grand succés, Rousseil et Tisserant magnifiques. » | |
— «Первая пьеса» (Première pièce) |
Первый фрак
[править]- Premier habit
Как я поднялся по лестнице, как вошёл, как назвался, — не знаю. Слуга доложил обо мне, но моё имя, к тому же невнятно объявленное, не произвело на общество ни малейшего впечатления. Помню только, что женский голос сказал: «Тем лучше, — ещё один партнёр!» Очевидно, танцоров не хватало. Какое вступление в свет для лирического поэта! | |
Comment je montai le perron, comment j'entrai, comment je me présentai, je l'ignore. Un domestique annonça mon nom, mais ce nom, bredouilléd'ailleurs, ne produisitaucun effet sur l'assemblée. Je me rappelle seulement une voix de femme qui disait : « Tant mieux, un danseur! » Il paraît qu'on en manquait. Quelle entrée pour un lyrique ! |
Великие страсти нашли успокоение, окунувшись в литературную ванну. — ранее поясняет, что это о написании литературы по мотивам реальных событий | |
Grandes passions en train de s'apaiser dans un bain de littérature. |
Представьте себе гостиную, где все говорят разом, и в этом шуме звенит, словно колокольчик, искристый смех Огюстины, маленькой, толстенькой, весёлой, с красивыми, близорукими глазами навыкате, удивлёнными и блестящими. | |
Imaginez tout le monde parlant à la fois, et, sur le brouhaha, comme une broderie, le rire étincelant d'Augustine, petite, grasse, d'autant plus joyeuse, avec des yeu.x à fleur de tête, de jolis yeux myopes, étonnés et brillants. |
Я танцевал довольно плохо для валахского князя. По окончании кадрили я глупо застыл на месте, скованный своею близорукостью; вооружиться моноклем мне не хватало смелости, носить очки я считал недостойным поэта, а без очков боялся расшибить себе колено о мебель или ткнуться носом в чей-нибудь корсаж. | |
Je dansai même assez mai, pour un prince valaque. Le quadrille fini, je m'immobilisai, sottement bridé par ma myopie, trop peu hardi pour arborer le lorgnon, trop poéte pour porter lunettes, et craignant toujours au moindre mouvemeint de me luxer le genou à l'angle d'un meuble ou de planter mon nez dans l'entre-deux d'un corsage. |
В Париже не редки зимой фраки без пальто, обладатели которых насыщаются капустным супом за три cy. Впрочем, суп оказался превосходным, душистым, как огород, дымящимся, как кратер. | |
Ils ne sont pas rares à Paris, passé minuit, les habits noirs sans pardessus l'hiver, et qui ont faim de trois sous de soupe aux choux ! Soupe auxchouxexquise d'ailleurs ; odorante comme un jardin et fumante comme un cratére. |
Перевод
[править]О. В. Моисеенко, 1965
Отдельные статьи
[править]Примечания
[править]- ↑ Розалия Руссейль (Roselia Rousseil, 1841—ум. после 1911) — актриса, дебютировавшая в Одеоне в 1859 году, быстро став одной из ведущих.