Фона́рик, рука́в-фона́рик (от др.-греч.Φανάριον, светильник, свет, факел; англ.balloon-sleeve, пышный рукав) — рукава женского платья, по форме напоминающий небольшой фонарь, иногда — китайский. В разные времена мода на рукава-фонарики проходила и возвращалась, менялись пропорции и размеры, однако такой покрой рукава оказался очень устойчивым, считаясь «романтичным».
В современной одежде такой рукав чаще всего короткий, однако до сих пор изредка встречаются и модели с удлинёнными рукавами-фонариками.
Губки бантиком, рукава фонариком, а пуговичные голубые глаза безразлично смотрят из-под положенного на голову лопуха. (Ишь барыня какая! Ведь лопух-то этот она для красоты напялила на макушку, это уж всем ясно.)[1]
Во взрослую одежду шагнули элементы одежды детской — рукава крылышками и фонариками, рюши и оборки.[4]
— Юлия Шигарева, «Женственность столкнулась с силой», 2001
Папа прислал посылку, в ней «для дочурки» юбочка в складку со шлейками, блестящая крепсатиновая кофточка, рукава фонариком. <...> Такую нарядную и привели меня на экзамен в музыкальную школу.[5]
У моего платья были карманы и кармашки, у моего платья были рукава-фонарики и воротник в складочку <...>. В общем, я была девочка-фонарик <...>. Девочка — Синяя Птичка, одним словом.[10]
На основной выйкройке одношовного рукава отрезают длину рукава фонарик 20 с. Посредине рукава делают разрез и при раскладке на ткань раздвигают на сборки на 10-15 см. Высокую точку рукава повышают на 2 см и соединяют с окатом рукава, а низ рукава опускают на 4 см и соединяют с боковыми линиями.
При раскладке на ткань долевая нить ткани проходит посредине рукава.[12]:395
— Астрик Демезер, Домоводство, 1957
В моду вернулись вязаные платья, иногда в наиболее непрактичном варианте — без рукавов (и когда его носить, непонятно: летом в нем жарко, зимой холодно). Во взрослую одежду шагнули элементы одежды детской — рукава крылышками и фонариками, рюши и оборки. Карл Лагерфельд для «Фенди» даже меховые платья и куртки отделал маленькими кружевными рюшечками.[4]
— Юлия Шигарева, «Женственность столкнулась с силой», 2001
Мир выставочного ринга поглощает женщин целиком. В нем есть все, чтобы забыться, и есть куда девать темперамент. Все они рисовали одинаковых принцессок в детском саду. Золотые волосы (жёлтый фломастер), тонкая талия, пышная юбка (фломастер голубой), корсет, рукава-фонарики, длинные руки, корона. Рисовали себя, несомненно.[11]
Именно в этот момент из-за угла сарая появилась Таня Шабашева: подумаешь, вышагивает между лужами, босые ножки боится замочить! Щек у Тани вдвое больше, чем нужно обыкновенному человеку, и они красные, как свёкла, а по щекам черными спиралями стекают ее красивые вьющиеся волосы. Губки бантиком, рукава фонариком, а пуговичные голубые глаза безразлично смотрят из-под положенного на голову лопуха. (Ишь барыня какая! Ведь лопух-то этот она для красоты напялила на макушку, это уж всем ясно.)[1]
Я стала пристально разглядывать и изучать незнакомую пару. На девочке было легкое розовое платье. Юбка пышная, в сборку. А под ней — еще одна, более темного розового цвета. Рукав фонариком. Пояс завязывался сзади большим бантом.[5]
Осенью 1944 года в моей жизни произошло знаменательное событие — я поступила в музыкальную школу имени Бетховена. Папа прислал посылку, в ней «для дочурки» юбочка в складку со шлейками, блестящая крепсатиновая кофточка, рукава фонариком. Мама на меня все это надела, а на голове завязала огромный белый бант. Такую нарядную и привели меня на экзамен в музыкальную школу.[5]
Внешне она была ничем не примечательна: как белая булочка, с шестимесячной завивкой, в маркизетовом платье, рукава фонариком. Молодая, лицо немного побито оспой.[7]
...я думала о чем-то своем, ерзала, чертыхалась про себя, очень хотелось поскорее сбежать. Смутно помню какую-то женщину в гробу, с вуалью на лице, девочку, похожую на мальчика, в платье с рукавами фонариком, людей, стоящих вокруг пожилого господина с седыми усами.[13]
— Екатерина Завершнева, «Бабушка», 2012
У моего платья были карманы и кармашки, у моего платья были рукава-фонарики и воротник в складочку, у моего платья были хлястики и не знаю что ещё и как это называется. В общем, я была девочка-фонарик, девочка-кармашек, девочка-хлястик. Девочка — Синяя Птичка, одним словом. Всё это примерив, я пришла в страшное возбуждение и долго-долго не могла уснуть.[10]
Я из халата, если мы шли в город, перелезала в платье. Чаще всего в голубое ситцевое. Я его очень любила. Особенно за рукав фонариком. Когда собирались на природу, доставала обноски бийских ребят.[14]
— Инна Калабухова, «Приключение длиною в сорок пять лет», 2013
Фонарик в беллетристике и художественной литературе
… Жаклин. Длинные стройные ноги, высокая грудь, <…> почти обнажённые руки — их закрывали только маленькие рукава фонариком, такие лёгкие, что казалось, их сейчас сдует и они улетят вместе с прицепленным к ним сердцем Оливье, которое болталось на кусочке аорты, достаточно длинном, чтобы сделать узел.
...я смотрела на ее грубое лицо с толстыми, добрыми губами, на ее руки с широкими, жилистыми кистями, задубевшими от постоянной работы, на ее чересчур девчачье платье с рукавами-фонариками — и с удивлением понимала, что не чувствую к ней неприязни.[15]
Ей, здоровой, красивой девчонке, жилось хорошо, весело. <...> Мать ее хорошо по тем временам одевала, потому что научилась шить. Шестиклинки, юбки-солнце, мысики, рукава-фонарики, талия ниже пояса, талия выше пояса — всё мать на ней опробовала, но сокрушалась, что шить на нее, большую и полную, трудно. «Фасон бежит», — объясняла мать.[3]
Клавочка, там внесли и наши куртки, но такие, что на них без слез смотреть было нельзя. Зелёного цвета, рукава фонариком, талия на бедрах — просто тихий ужас![6]
Изменилась, конечно, десантница! Рыжие космы после вчерашнего мытья-то заблестели, как медная руда, и в косу были заплетены, не больно, конечно, длинную, но толщиной так с Ванину руку будет косица. Платье — рукава-фонарики, впереди три алых пуговки, как вроде тоже ягоды, на поясе сборки, подол икры закрывает. А на ногах — бабушкины послевоенные баретки, тут уж без чердака не обошлось![16]
Кримплен был тогда последним криком моды. А мы же в училище друг на друге тренировались. Она мне говорит, слушай, пошей мне платье, у брата свадьба, а мне одеть нечего. Я ей пошила. Рукава-фонарики, планочка, погончики, что ты! Возвращается она со свадьбы и говорит: Лорхен, у меня для тебя пять заказчиц. Я им дала твой телефон. Я перепугалась, но потом разошлась потихоньку, машины купила хорошие, шила под фирму.[8]
Когда девочки не было дома, я открывала шкаф и — лежа, сидя, полулежа на диване — наслаждалась, сколько хотела, невозбранно и благостно обозревая всякие ее легкомысленные легковесности — с воланчиками и рюшами, с мережками и оборками (она, на мое счастье, была по-своему старомодна), со всеми этими рукавами-фонариками — со всеми волнами и облаками ее существа — со всеми его цветами и листьями, которые так беззаботно-доверчиво льнули к самым разнообразным моим оболочкам.[9]
...она, любовь Андерса, больше не сказала ничего — и осталась стоять, как стояла, — нагая, лишь в маленьком белом бюстгальтере. Дамские часики с кожаным потертым ремешком и крестик старинного серебра, втоптанные в навозную жижу минутой раньше, не соблазнили и даже не отвлекли воинов, изголодавшихся по женскому мясу. Крепдешиновое платье, уже лишенное рукавов-фонариков, словно бы без оторванных своих рук, жертвенно распласталось под хвостом коровы с вывороченными кишками...[17]
,_Portret_van_een_jonge_vrouw.jpg)
