У этого термина существуют и другие значения, см. фонарь (значения).
Фона́рь (от греч.Φανάρι) — переносной или стационарный искусственный источник света. Портативный или крупный прибор для освещения отдельных участков пространства в темное время суток. Этимология слова фонарь восходит к греческому слову, означавшему светильник вообще. Однокоренным фонарю является Фанар, один из кварталов старого Константинополя.
Первые упоминания ручных фонарей относятся к эпохе Античности. Аристотелев фонарь стал прообразом животного органа. Известно, что Диоген Синопский ходил с фонарем по улицам, повторяя «Ищу человека». В современном языке словом фонарь называют очень широкий спектр осветительных приборов: от карманного фонарика до театрального прожектора, и от китайского фонарика до уличного фонаря.
Вечером внутри вагона зажигался керосиновый фонарь, тускло освещавший внутренность вагона. На крыше передней площадки зажигался фонарь побольше, но толку от него было мало ― свет едва освещал крупы лошадей.[1]
— Дмитрий Засосов, Владимир Пызин. «Из жизни Петербурга 1890-1910-х годов», 1976
...самыми пустыми были дождливые ночи, когда льет и льет, а всё на дне, и сутулый фонарь-лаборант рассматривает у себя под светом размытые классики.[2]
— Ольга Славникова, «Стрекоза, увеличенная до размеров собаки», 1999
...выражения до фонаря, до лампочки, от фонаря происходят из языка шахтёров. В прежние времена они использовали для освещения не налобный фонарь на батарейках, а нечто вроде подсвечника, окруженного специальной защитной решеткой, который носили на поясе. Соответственно осветительный прибор оказывался в непосредственной близости от причинного места.[3]
...в XVIII веке, жители Корнуолла промышляли таким вот способом: в особо сильный шторм выносили на берег большие фонари и расставляли рядами там, где громоздились самые страшные скалы.
— Зачем?
— Ну, как же... Несчастные моряки принимали свет фонарей за окна домов и в надежде найти гавань направляли корабли к этим обманкам...
— И разбивались на скалах?![4]
От фонаря. <...> Считается, что это выражение пришло из языка первых московских фонарщиков, объём работы которых определялся расстоянием от одного уличного фонаря до другого.[5]
— Станислав Зигуненко и др., «О чём речь», 2014
Фонарь в мемуарах, публицистике и документальной прозе
— Да, — сказал он, — конечно, этот омнибус не из лучших, но есть прекрасные другой компании; впрочем, обратите внимание на лошадей: какие лошади!
Лошади были посредственные, но патриотизм велик. Что вы сделаете с страной, которая так упорно, так ревниво, так глупо, так упрямо верит, что она — краса всей планеты, что Париж — «образцовый хуторок» человечества и фонарь, зажженный на планете, по свету которого она гордо несется по своей орбите? Дело вовсе не в том, чтобы быть хорошим или счастливым, а в, том, чтобы веровать в свое превосходство и счастье.
Мы минуем Сорренто, потом проскальзываем между возвышенностью Кампанелли и обрывистым берегом Капри, и в открытом море мало-помалу начинаем погружаться в ночной мрак.
Я решил не спать, чтоб увидать Липарские острова и вулкан Стромболи, который каждую ночь как гигантский фонарь освещает тёмную пустыню моря, и поэтому после позднего обеда вышел на палубу..[6]
— Я видела всё в своей жизни. Империю, республику, осаду. В нашем доме помещался штаб прусских улан. При коммуне здесь было управление 11 округа. Затем, я видела, как вон у того забора версальцы расстреливали коммунаров. Меня самоё хотели повесить на этом фонаре. Я всё пережила с нашей великой Францией. Но что будет теперь? К чему приведёт нас это правительство?[7]
«Г-н Эрик Сати поместил в «Action» свою «Похвалу критикам», полную неподдельной искренности. Внешность у критика почтенная, а внутренне он хам».
Неужели будет новый процесс Пуэйг-Сати?
Час ночи. (Страшный ливень). Прощайте; вооружённый лампой-фонарём, как-нибудь вплавь доберусь до своей комнаты.[8]:133
— Морис Равель, из письма Ролан-Манюэлю, 20 августа 1921
Работа кондуктора была также трудна; ему приходилась без счету подниматься на империал, чтобы продать там билеты тем, кто их не взял при проходе мимо него по нижней площадке. Вечером внутри вагона зажигался керосиновый фонарь, тускло освещавший внутренность вагона. На крыше передней площадки зажигался фонарь побольше, но толку от него было мало ― свет едва освещал крупы лошадей. Рельсовый путь для конок был весьма несовершенен, рельсы были без желобков для реборд колес.[1]
— Дмитрий Засосов, Владимир Пызин. «Из жизни Петербурга 1890-1910-х годов», 1976
Чуть позже Добрый следователь выступает в защиту подозреваемого. «Не суди его так строго, Фрэнк, он ведь еще ребёнок». Это не такая уж большая поддержка, но по сравнению с тирадами Злого следователя слова Доброго следователя звучат для заключенного как музыка. Однако Злого следователя убедить не так-то просто. «Ребенок? Он не ребенок. Он дерьмо. Он дерьмо, вот что он такое. И я скажу тебе кое-что еще. Этому дебилу больше восемнадцати, так что я могу упрятать его так далеко за решетку, что без карманного фонаря его и не найдешь»...[9]
Поток машин медленно тянулся по мокрой эстакаде. Двинулись… снова встали… Случайный мелкийдождичек штриховал пятна фонарного света. Бурый массив Ваганьковского кладбища справа от эстакады. С севера фонари, фонари… угрюмая земля, часто расчерченная прямыми линиями железнодорожных путей. Два поезда медленно ползут навстречу друг другу.[10]
Г. Ф. Бассевич в своих записках в 1716 г. назвал будущий Невский проспект «великолепным предместьем Петербурга». Большая перспективная дорога была, судя по свидетельствам современников, благоустроенной магистралью. От Адмиралтейства до будущей Знаменской площади ее окопали осушительными каналами и вымостили булыжником. В 1721 г. посадили в четыре ряда березы, а в 1723 г. установили первые фонари.[11]
— Татьяна Базарова, «План петровского Петербурга», 2003
Обнаружилась и ещё одна версия — что, впрочем, было ожидаемо: во фразеологии всё как в психоаналитике. Чуть ли не любое выражение можно выводить из понятно чего. Так вот, есть теория, что выражения до фонаря, до лампочки, от фонаря происходят из языка шахтёров. В прежние времена они использовали для освещения не налобный фонарь на батарейках, а нечто вроде подсвечника, окруженного специальной защитной решеткой, который носили на поясе. Соответственно осветительный прибор оказывался в непосредственной близости от причинного места. Поэтому слово фонарь стало заменять в разных выражениях неприличное слово (метонимия, то есть перенос наименования по смежности). Что ж, определенная логика в этом есть. Во всяком случае, в слове офонареть “фонарь” точно заменяет слово из трёх букв. Косвенное подтверждение такому объяснению состоит в том, что аналогично можно описать и выражение по барабану («А мне все по барабану»). Имеется в виду барабан, который висит на шее барабанщика. Все это тогда попадает в ряд выражений типа от балды или до звезды.[3]
От фонаря. Не вдаваясь в суть дела, как придётся.
Считается, что это выражение пришло из языка первых московских фонарщиков, объём работы которых определялся расстоянием от одного уличного фонаря до другого. Количество обслуживаемых фонарей было строго нормированным, а вот расстояние между ними было разным. Приблизительный, неточный принцип измерения и привёл к появлению выражения «от фонаря».[5]
— Станислав Зигуненко и др., «О чём речь», 2014
Фонарь в беллетристике и художественной литературе
Дверцы захлопнулись. Карета тяжело покатилась по рыхлому снегу. Швейцар запер двери. Окна померкли. Германн стал ходить около опустевшего дома: он подошел к фонарю, взглянул на часы, — было двадцать минут двенадцатого. Он остался под фонарем, устремив глаза на часовую стрелку и выжидая остальные минуты. Ровно в половине двенадцатого Германн ступил на графинино крыльцо и взошел в ярко освещенные сени.[12]
Дня три спустя, ночью, ветер уныло выл по опустевшим петербургским улицам. Кое-где мелькали фонари в сырой пелене осеннего дождя. В окнах огни уже погасли. Из одних ворот выезжала дорожная карета. У ворот стоял, сложив руки на груди, молодой человек в порыве сильной лихорадки. Дождь лился градом по его шляпе и платью, но он стоял неподвижен. Когда карета с ним поравнялась, луч каретного фонаря упал на его обезображенное лицо; в карете послышался слабый женский крик; молодой человек хотел откликнуться ― голос остановился в его груди. Карета медленно удалилась, ударяя мерно по мостовой.[13]
Ветер выл в опустелых улицах, вздымая выше колец черную воду Фонтанки и задорно потрогивая тощие фонари набережной, которые в свою очередь вторили его завываниям тоненьким, пронзительным скрипом, что составляло бесконечный, пискливый, дребезжащий концерт, весьма знакомый каждому петербургскому жителю. Шел дождь и снег разом. Прорываемые ветром струи дождевой воды прыскали чуть-чуть не горизонтально, словно из пожарной трубы, и кололи и секли лицо несчастного господина Голядкина, как тысячи булавок и шпилек. Среди ночного безмолвия, прерываемого лишь отдаленным гулом карет, воем ветра и скрипом фонарей, уныло слышались хлёст и журчание воды, стекавшей со всех крыш, крылечек, желобов и карнизов на гранитный помост тротуара. Ни души не было ни вблизи, ни вдали, да казалось, что и быть не могло в такую пору и в такую погоду.[14]
Потом пассажиры «Ласточки» понемногу засыпали — кто с открытым ртом, кто упираясь подбородком в грудь; один прислонялся к плечу соседа, другой брался рукою за ремень, — и все ритмично покачивались вместе с дилижансом, свет трясущегося снаружи фонаря отражался от крупа коренной внутрь дилижанса и, проходя сквозь ситцевые занавески шоколадного цвета, отбрасывал на неподвижных людей кровавую тень. Эмма, опьяненная печалью, дрожала от холода; ноги все больше зябли, тоска давила сердце.
― Кузьма, дай тулуп. А вы велите-ка взять фонарь, я пойду взгляну, ― сказал он приказчику. Скотная для дорогих коров была сейчас за домом. Пройдя через двор мимо сугроба у сирени, он подошел к скотной. Пахнуло навозным теплым паром, когда отворилась примерзшая дверь, и коровы, удивленные непривычным светом фонаря, зашевелились на свежей соломе. Мелькнула гладкая черно-пегая широкая спина голландки.[15]
22 сентября в 10 часов вечера имеет быть затмение планеты луны. Так как подобное явление природы не только не предосудительно, но даже поучительно в том рассуждении, что даже и планеты законам природы часто повинуются, то в видах поощрения предлагаю вам, ваше благородие, сделать распоряжение о зажжении в этот вечер в вашем участке всех уличных фонарей, дабы вечерняя темнота не мешала начальствующим лицам и жителям обозревать оное затмение, а также прошу вас, милостивый государь, строго следить, чтобы на улицах не было по сему поводу сборищ, радостных криков и прочее. О лицах, превратно истолковывающих оное явление природы, если таковые окажутся (на что я, впрочем, зная здравомыслиеобывателей, не надеюсь), прошу доносить мне. Гнилодушин.[16]
— Вам что угодно, мадам? — остановил было ее в дверях кабинета лакей.
— Не тебя… Ишь, вытянулся!.. Фонарь бы тебе на голову, да на улицу поставить — и гори! И, уж не обращая на него внимания, она постучалась в дверь.[17]
Нельзя сказать, чтобы к этому месту ее влекла необходимость или какая-нибудь ясно осознанная цель. Тот же дождь моросил и там на площади, у этих ярких фонарей; никто не ожидал ее и там, как никто не ожидал ее здесь.[18]
Когда он уходит, Антон Антоныч стоит на крыльце и смотрит ему вслед. На подмерзшем снегу хрустят протяжно шаги Тифенталя, и колышется круглое желтое пятно от фонаря. Ночь темная. От желтого пятна во все стороны по грязному снегу ползут синие полосы, и вот ― как-то странно ― желтое пятно вдруг начинает казаться Антону Антонычу голубым. У старика спина выгнута, как полоз, и идет он медленно, точно несет тяжесть. Но эта тяжесть только фонарь, только круглое желтое пятно внизу, не желтое ― голубое.[19]
12 августа ― Мы взяли Ржев. Мы взяли его на рассвете, когда всходило румяное солнце и в пригородной церкви Николы на Кузнецах звонили к ранней обедне. Зачем же мы брали Ржев? Вреде докладывает, что красные наступают. Из Москвы идут три дивизии… Три дивизии… Хорошо. Мы уйдем. Хорошо. Мы уйдем без Груши. Я зову Федю:
― Федя, сколько на площади фонарей?
― Не считал, господин полковник. ― Сосчитай. И на каждый фонарь повесь. Понял?
― Понял. Так точно.[20]
И крылья ― еще слабые, еще влажные ― все продолжали расти, расправляться, вот развернулись до предела, положенного им Богом, ― и на стене уже была ― вместо комочка, вместо черной мыши, ― громадная ночная бабочка, индийский шелкопряд, что летает, как птица, в сумраке, вокруг фонарей Бомбея.[21]
Тусклые блики фонарей дрожат в темной зыби Невы; октябрьский вечер легким дыханьем дождя оседает на лицо и руки. Через Троицкий мост с резким звоном тянутся игрушечные трамваи, лепятся к перилам кукольные фигурки прохожих. Комиссар выбрался, наконец, за крепостную стену. Среди огромных куч мусора, в свете ручного фонаря казавшихся безобразной декорацией ― стояли орудия. В десяти шагах от них несколько артиллеристов жались к стволам огромных оголенных ветел.[22]
У башен стены, у решеток на перекрестках улиц топчутся люди в лаптях и сапогах, в кафтанах сермяжных, по серому снегу мечутся клинья и пятна желтого света фонарей, краснеют кафтаны конных стрельцов, иногда вспыхнет и потухнет блеск драгоценного вениса на обшлаге княжеской шубы, особенным звоном звенит о стремя дорогой хорасанский клинок в металлических ножнах, и далеко слышен княжеский голос:
― Сторож! Кого пропущал за решетку?[23]
Частично ему видны были также серенькие окраины дома, колокольня, поднявшая вверх линялую шею жирафы, и еще круглые трамвайные часы у остановки. Все это скользило лишь по поверхности сознанья, но вот зажглись фонари, и яркий, внезапный проливень света напомнил Сергею Андреичу о времени сильнее, чем стрелки на светящемся циферблате.[24]
А венерина мухоловка схватывает добычу энергично и порывисто. Можно обмануть мухоловку: дотронешься соломинкой до одной из ее щетинок, и сразу же лист растения захлопнется. Поймал! А росянку соломинкой не обманешь. Может быть, в затоне не растение, а животное, которое еще никем не описано? Разве во всех пещерах, дебрях нашей планеты побывали люди, разве по всем уголкам пещер шарил свет фонарей?[25]
Судьба прихлопнула меня, как муху. Ни к черту не годилась такая судьба. Ветер был довольно сильный. От ветра качались фонари на плохо натянутых проводах. Улица была похожа на плохо настроенную балалайку, и на стенах спящих домов взлетали и опускались арки теней. Я шел сквозь строй заночевавших у парка темных троллейбусов, освещаемых взлетающими фонарями. Троллейбусы так и заснули на улице, закинув за голову тощие руки. Все спало от усталости, кроме меня и фонарей.[26]
Боясь такой истории, начальство посылало рабочих с фонарями осматривать насыпь и трубу. По четыре, по пять раз в ночь обходчики появлялись вблизи оврага, проходили, мелькая фонарями, переговариваясь, ― дождь хлестал, сквозь шум было плохо слышно, да, верно, никаких особых разговоров, а просто ругань, проклятья ноябрю, дождям, начальникам ― а трое лежали на дне оврага, в сырой черноте, замерев, не дыша. И тела их, как насыпь, пропитывались водой, становились жидкими, готовы были расползтись.[27]
В одном из промелькнувших домиков действительно над оконной нишей гном держал решетчатый фонарь. Над высокой крышей другого могла гаснуть в небе золотая гарь, и на её фоне чернели рога араукарии.[28]
Мы проходим коров и подходим к строению из плетёных ветвей рододендрона. Это загон для коз, примерно на полтора метра приподнятый над землей. Здесь живут козы почти круглый год, за исключением нескольких самых холодных зимних месяцев, когда их держат в сарае. По звону колокольцев и шуму, доносящемуся оттуда, видно, что козы ведут себя беспокойно. По наклонному мостику, сделанному из того же плетёного рододендрона, мы подымаемся к дверям загона, и тётушка приподымает фонарь.[29]
Было почти невыносимо, как эта жизнь рвалась наружу, в мир, будто нарочно составленный из зовущих, сосущих пустот, и не хотелось даже глядеть на разные, обычно занимательные вещи, ― а самыми пустыми были дождливые ночи, когда льет и льет, а всё на дне, и сутулый фонарь-лаборант рассматривает у себя под светом размытые классики.[2]
— Ольга Славникова, «Стрекоза, увеличенная до размеров собаки», 1999
Отсутствие ― это тоже плоть. Ведь тишина ― это такая же созданная словом тварь, как пустота, запертая в комнате, или как отблеск фонарей на мокрой ночной брусчатке, который размножается вегетативно, черенками. Или как вот эти отпечатки пальцев на небе, хотя нет, это просто птицы разбились теперь на несколько стай. [30]
— Между прочим, знаешь ли ты, что еще совсем недавно, в XVIII веке, жители Корнуолла промышляли таким вот способом: в особо сильный шторм выносили на берег большие фонари и расставляли рядами там, где громоздились самые страшные скалы.
— Зачем?
— Ну, как же... Несчастные моряки принимали свет фонарей за окна домов и в надежде найти гавань направляли корабли к этим обманкам...
— И разбивались на скалах?! — воскликнула я.
— Само собой. А когда шторм стихал, на берег выносило много полезных предметов. Вообще, в образе окна, — продолжал он задумчиво, — есть что-то трагическое. Вспомни, в литературе оно почти всегда связано с ожиданием, и часто — бесплодным. Ведь окно — это... нечто большее, чем привычное отверстие для света и воздуха или для бега нашего зрения вдаль...[4]
Зафонарело слишком скоро. Октябрь взошёл на календарь.
Иду в чуть-чуть холодный город
И примороженную гарь.
Там у корней восьмиэтажий
Я буду стынуть у витрин
И мелкий стрекот экипажей
Мне отстучит стихи былин.
И уж бежит к земле
По лестнице, высокой и скрипучей, Гонец ширококрылый. И к нему
Все ближе придвигается земля…
Уже он смутно различает крыши,
Верхи деревьев, купола соборов,
Он видит свет из-за прикрытых ставен.
И в уличном сиянье фонарей
Вечерний город, смутен и спокоен.[32]
Лирика отмирает. Пауза. Так.
Я осматривал ногти и думал о самоубийстве.
Голубой фонарь в штриховке косого дождика
Мелькал, как кинематограф. Рота солдат
Прошла в молчаньи своим хоровым шагом.
Их банные веники пахли золотой осенью
С ее тонко-интимным запахом женского пота... <...>
Голубой фонарь колыхался в клетчатой луже.
Банный листок, раздутый под мах амуниций,
Крыляя, спускался и вдруг подстреленный брызгой
Нырнул и прилип к стеклянной витрине эгю
Где я, подняв воротник перепелиного драпа,
Смотрел на сахар и думал о самоубийстве.[33]
— Илья Сельвинский, «Идиллия с человеческими жертвами» (из цикла «Записки поэта»), 1926
И в ночь вперяющим два тусклых фонаря,
Рабочие, гурьбой бредущие, куря
У полицейского под носом носогрейки,
Дырявых крыш капель, осклизлые скамейки, Канавы, полные навозом через край, ―
Вот какова она, моя дорога в рай![34]
— Бенедикт Лившиц, «В трактирах пьяный гул, на тротуарах грязь...», 1934
Это горести изобилие
с песнью хлынуло, сбило с ног: ―
В Ленинграде вчера убили..
Я поверить никак не мог.
Так же в городе моросило,
фонари мерцали стройны… Киров. Это же наша сила
и улыбка нашей страны.[35]
Рассыпа́лись по стеклу дождины, наливаясь, ночь текла за город, тени липли, корчась, на заборах,
и фонарь, как будто что-то кинул,
узловатый, медленный и длинный,
всё следил в маслящееся море.[38]
— Леонид Аронзон, «Клянчили платформы: оставайся!..», 1958
Все те же струйки около висков, все то же тарахтенье башмаков, тоска ложится поперек лица. Далёко ли, читатель до конца.
Тоска, тоска. То тише, то быстрей
вдоль тысячи горящих фонарей...[39]
— Иосиф Бродский, «Комментарий» (из поэмы «Шествие»), 1961
Когда со светом фонаря
Смешает бледный свет
Мертворожденная заря,
В окно вползает бред.
Кто согрешил, того настигнет кара.
Когда фонарь имеет форму шара,
то свет меняет форму темноты.
Он так растет, как на дрожжах опара,
и плоть горит. От внутреннего жара глаза сухие открываешь ты,
в печи огонь разводишь. Мелким духам
домашним, как мышам или как мухам
назойливым, приказываешь спать,
ты говоришь: «Вам воздух будет пухом»,
и демон с темной родинкой за ухом
ложится молча на твою кровать.[40]
— Светлана Кекова, «Домашний космос населен богами...», 1995
↑ 12Станислав Зигуненко, Сергей Истомин, Сергей Волков. Большой толковый уникальный иллюстрированный словарь. Фразеологизмы. Пословицы и поговорки. Афоризмы и крылатые слова. — М.: Восток-Запад, 2014 г. — 256 с.
↑Сенкевич Г. Путевые очерки. — М.: Редакция журнала «Русская мысль», 1894 г. — Стр. 2-3.
↑Дорошевич В. М., Собрание сочинений. Том II. Безвременье. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1905 год — стр.139.
↑Составители М.Жерар и Р.Шалю Равель в зеркале своих писем. — Л.: Музыка, 1988. — 248 с.
↑Р. Чалдини. Психология влияния. Убеждай, воздействуй, защищайся. — СПб.: Питер, 2010. — 336 с. Серия «Путь лидера. Легендарные бестселлеры»
↑Большая хрестоматия. Русская литература XIX века. — М.: ИДДК, 2003 г.
↑Толстой Л. Н., «Анна Каренина». — М.: Наука, 1970 г. — стр. 85
↑Чехов А. П. Сочинения в 18 томах, Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: Наука, 1974 год — том 3. (Рассказы. Юморески. «Драма на охоте»), 1884—1885. — стр.73