Фона́рик (от др.-греч.Φανάριον, светильник, свет, факел) — разговорно сниженная, уменьшительная форма от слова фонарь, то же, что ручной или карманный фонарь, портативный переносной осветительный прибор, чаще всего, для ношения в одной руке или в кармане, обычно выполнен в виде трубки. В современном мире под карманными фонарями понимают прежде всего электрические, хотя существуют механические, химические фонарики и с использованием открытого огня.
При обманчивом сумеречном свете фонариков все люди казались красивыми, а сами танцующие — какими-то необыкновенными существами, трогательными в своей воздушности и чистоте.
...включите фонарик и отдайте этому фонарику одну из двух ваших рук. Другой рукой цепляйтесь за черный густой воздух. В луче фонарика вы увидите самые неожиданные вещи.[2]
Я иду поздним вечером домой, поднимаю голову на свое окно и вижу: в моем окне бегает чужой маленький огонек. Это прижатый их руками фонарик ищет им разных вещиц.[3]
У нас была одна маленькая комната, поэтому мне не разрешали включать свет ночью, ― это мешало всем спать. И тогда я ухитрялась читать под одеялом с карманным фонариком. Это моё бесконечное чтение ― своего рода наркотик.[4]
В те годы радиолюбительство начало принимать массовый характер. Вышло постановление правительства о его развитии, названное «законом о свободе эфира». Электронных ламп не хватало, и они были дороги, да им еще требовался и специальный источник электропитания, а схема Лосева могла работать от трёх-четырех батареек для карманного фонарика![7]
— Юрий Носов, «О. В. Лосев – изобретатель кристадина и светодиода», 2003
А вечер! Боже ты мой господи! Вечером с непривычки можно умереть. Едешь ты на гондоле… Тепло, тихо, звезды… Лошадей в Венеции нет, и потому тишина здесь, как в поле. Вокруг снуют гондолы… Вот плывет гондола, увешанная фонариками. В ней сидят контрабас, скрипки, гитара, мандолина и корнет-а-пистон, две-три барыни, несколько мужчин — и ты слышишь пение и музыку. Поют из опер. Какие голоса!
— Антон Чехов, письмо И. П. Чехову, 24 марта 1891 г.
Останавливались много раз. На тёмных станциях и в глухом поле, по которому бегали фонарики, где кричали и стреляли.
В дверях вагона появлялись солдаты со штыками:
— Офицеры! Выходи на площадку!
В нашем вагоне офицеров не было.
Прыгаем в жидкую скользкую грязь. Прыгаем в неизвестное.
Расталкивая нас, лезут в вагон солдаты, проворно выбрасывают наш багаж и задвигают дверь.
Ночь, дождь, мутные огоньки ручных фонариков, солдаты.
Итак, мы снова под дождём на платформе.
Еще мама, если у вас там есть в городе электрические фонарики, то купи мне обязательно, ибо из-за отсутствия такового я давно уже не хожу на ужин, а это идет во вред моему здоровью, ибо аппатит у меня очень хороший.[8]
— Александр Гнедин, из письма матери, 1940
...слова, даже совсем обычные, ну, как, например, камешки на берегу моря. Но поэт Латынин обладает редкой способностью освещать их так, что они становятся неузнаваемыми, так же как камешки становятся неузнаваемыми от того или иного освещения, будь то лучи солнца, луны, звёзд или карманного электрического фонарика.
Это умение освещать по-своему обычные предметы таким образом, что они становятся необъяснимыми — есть один из признаков, по которому можно определить настоящего поэта.
Теперь включите шумовые эффекты — удары волн в сталь бортов, эхо, скрип и стон многотонных масс груза, лязг и гудение перенапряженных стальных тросов крепления, каждый из которых вполне готов лопнуть. Теперь, когда вы спустились на дно двора-колодца, включите фонарик и отдайте этому фонарику одну из двух ваших рук. Другой рукой цепляйтесь за черный густой воздух. В луче фонарика вы увидите самые неожиданные вещи. Например, окажется, ЧТОБЫ не на дне колодца, а на штабеле из пакетов листового железа или на стальном рулоне. С этих штук вы слезаете дальше в неизвестную грохочущую тьму. Вы слезаете торопливо, ибо металл под вами расползается и вам кажется, что его расползание закончится уже через пару секунд...[2]
Я, признаться, совсем забыл про своих маленьких врагов. Включили фонарик, и я от неожиданности отпрянул назад ― вся тропа шевелилась, как живая. Пиявки лежали сплошным ковром, вожделенно покачивая головками. По краям на кустиках и веточках тоже сидели пиявки. Мириады! Мириады пиявок! Подобного видеть еще не приходилось.[9]
У нас была одна маленькая комната, поэтому мне не разрешали включать свет ночью, ― это мешало всем спать. И тогда я ухитрялась читать под одеялом с карманным фонариком. Это моё бесконечное чтение ― своего рода наркотик. Ведь читаю я не только для того, чтобы утолить любознательность, это как раскладывание пасьянса ― чтобы уйти от своих мыслей.[4]
Ребята поспешили к нему, продолжающему делать последние змеевидные движения к цели — мощным осветительным прожекторам-софитам, установленным в самом главном зале пещеры — Зале рисунков. Отто Николаевич был там. Он, нагнувшись, стоял в оранжевой каске с закрепленным на ней налобным фонарем и подсвечивал себе другим — карманным фонариком, направляя его свет на небольшой рабочий участок стены.[10]
— Вадим Марушин, «По реке Белой к жемчужине Урала — пещере Шульган-Таш», 2016
Вот, скажем, предлагают трос сантехнический в полтора или три метра длиною. А у меня опять пока нет быта, и мне не нужен сантехнический трос. Ни в полтора, ни в три метра длиною. А фонарики нужны, я их всегда в электричках покупаю.
Хотя недавно видел продажу непонятного фонарика. Сидели мужики, выпивали. Двое. Зашёл продавец, стал рекламировать непонятное. Фонарь, работающий от водки! Чуть спиртного на тряпочный фитиль капнул, опустил тот фитиль вглубь прибора — и лампочка горит! На пол года, говорит, хватает. Мужики купили, покупку обмыли, включили, а он не работает. Они решили продавца бить. Но около тамбура передумали. Обратно сели распивать.[6]
— А только я говорил: фонарики — так, маленькие, с сеткой. А ты — сейчас на свой салтык, тебе фонарину надо — во! Нет уж: фонарики — это что. Надо такое, чтоб враз. Да и Кортома сказывал: фонарь. А теперь так — кургузит. Фонарики! То-оже... Неизвестно, что там за окном: темный день или темная ночь. Да это и все равно теперь. От висячей лампочки-жестянки в избе — светлый круг. В светлом кругу жил Марей, строил свой фонарь: связывал в обло круг из досок-межеумок; паял жестяные трубки; плел проволочную сетку. <...>
— Бр-рязг! — треск сверху. Огонек взметнулся, ослепил — на голову Марею какие-то верешки, оскретки — и конец: тьма. Невидимые в темноте — окружили, задергали, затуркали Марея.
— Дурачо-ок! С фонариком супротив ночи.[1]
Звёзды выползали из прохладного брюха ночи, и брошенные сёла воспламенялись над горизонтом. <…> я пошёл по развороченной меже и у поворота остановился по своей нужде. Облегчившись, я застегнулся и почувствовал брызги на моей руке. Я зажёг фонарик, обернулся и увидел на земле труп поляка, залитый моей мочой.
Его любопытство было настолько велико, рассказывает ван Норден, что он не поленился и вылез из постели, чтобы найти электрический фонарик. «Я заставил её раскрыть эту штуку и направил туда луч. Тебе надо было меня видеть… прекомичная была сценка. Я до того увлёкся, что даже забыл про бабу. <...>
Когда я смотрю вниз в эту расселину, я вижу в ней знак равенства, мир в состоянии равновесия, мир, сведённый к нулю без остатка. Не нуль, на который ван Норден направлял свой электрический фонарик, не пустоту, разочаровывающую возбуждённого мужчину.
Святая ненаблюдательность <…> — свойство, почему-то довольно часто встречающееся у русского литератора-середняка, словно тут действует некий благотворный рок, отказывающий бесталанному в благодати чувственного познания, дабы он зря не изгадил материала. Бывает, конечно, что в таком тёмном человеке играет какой-то собственный фонарик, — не говоря о том, что известны случаи, когда по прихоти находчивой природы <…> такой внутренний свет поразительно ярок — на зависть любому краснощёкому таланту.
Он сунул руку в брюки, извлёк сильный электрический фонарик и так шуганул пучком ослепительного света окружающие потёмки, что те всем скопом попадали в обморок.
Достаточно было одного взгляда на капитана Енакиева, на его старенькую, но исключительно опрятную, ладно пригнанную шинель с чёрными петлицами и золотыми пуговицами, на его твёрдую фуражку с лаковым ремешком, чёрным околышком и прямым квадратным козырьком, несколько надвинутым на глаза, на его фляжку, аккуратно обшитую солдатским сукном, на электрический фонарик, прицепленный ко второй пуговице шинели, на его крепкие, но тонкие и во всякую погоду начищенные до глянца сапоги, чтобы понять всю добросовестность, всю точность и всю непреклонность этого человека.
Под землёй было теплее, ветер и холод остались далеко позади; Пит остановился и стряхнул снег с костюма. Он осторожно отстегнул ультрасветовой фонарик от наплечного ремня и включил его. Луч света такой частоты, которая позволяла двигаться сквозь плотные тела, прорезал окружающие слои грунта, будто полупрозрачный желатин.
Начались работы по установке радиомаяков. Работали в темноте, подсвечивая фонариками, закрепленными на шлемах, или в лучах прожекторов «Мальчика». Собрать и установить радиомаяк было нетрудно — сказывалась тщательная тренировка на Седьмом полигоне, — но укладка огромных полотнищ селено-цериевых элементов занимала много времени. В общей сложности надо было распаковать, вытащить из транспортера, уложить и присыпать сверху песком сотни квадратных метров упругой тонкой пленки. Работа была скучная и утомительная.
Прошло минут двадцать, а они не спали, и оба это знали. В комнате было темно, в окно виднелось черное небо. Стал задувать ветер за стеной. Вдруг занавеска на окне осветилась на короткое мгновение. Агеев подумал было, что кто-то снаружи провел по стене дома, по занавеске, лучом фонарика, но еще через три-четыре секунды мягко заворчал гром.
― Гроза! ― тихо сказала Вика, села и стала смотреть в темное окно. ― Осенняя гроза.[11]
Возник Папазиан, замаскированный под человека. Он быстро проверил, на месте ли голова. «Нос и носки ботинок должны смотреть в одну сторону», напомнил он себе.
Все системы работали нормально. Его психика была крепко впаяна в шишковидную железу, в том числе и компактная душа, которая питалась от батареек для карманного фонарика.
Слегка удивленный тем, что пользоваться смертоносным оружием разрешают без всякой подготовки, Мирр направил его на голубого динозавра и нажал на спуск. Тончайший пурпурный шнур вылетел из дула и уперся в стену в нескольких метрах выше чудовища. Без малейшего труда, словно управляя карманным фонариком, Мирр переместил светящуюся точку в самый центр белого пятна на пузе динозавра. Остальные сделали то же самое, и от стены полетела кирпичная крошка.
Микулин явился на казенном «харлее», добытом в свое время тоже с помощью всемогущего Лебеденко. У ворот ангара стоял роскошный автомобиль «дедион-бутон» последнего выпуска. «Кого это Лебеденко привез?» Вошел в ангар — тишина. Только маленький электрический фонарик бегает по корпусу танка, установленному на брёвнах.[12]
Ударившись коленями о груду щебня, я повалился на бок. Какие-то кроватные спинки, углы корыт, гнилые батареи центрального отопления окружали меня.
— Я говорил: надо загогулину, — сказал Орлов, ослепляя меня фонариком. — Посмотри, что это за круглая штука валяется. <...>
Наконец свет фонарика снова ослепил меня, и я услышал голос:
— Ну, брат, граммофона нам не видать. Это бамбук! И до сих пор я не могу поверить, что в ту метельную зиму нам удалось найти в Москве бамбук. Но вот глубокой ночью я стоял на дне пропыленного подвала и подавал одно за другим наверх настоящие бамбуковые бревна. Я даже представить себе не мог, что бамбук бывает такой толстый, с удивлением ощупывал узловатые стволы и думал, что Москва действительно город чудес.
Орлов вытаскивал бревна на улицу, а милиционер-художник светил фонариком. Надо сказать, что в эти минуты он как-то стушевался и не смог сразу сообразить, как ему поступать в данной ситуации: как милиционеру или как художнику, поэтому и выступил в роли осветителя.
Когда мы вытащили пять бревен, милиционер-художник несколько раз помигал фонариком и неожиданно сказал:
— Хватит.[13]
В голосе лейтенанта не было ни злобы, ни грозы, какая-то душу стискивающая тоска, что ли, сквозила издалека, даже завестись ответно не было возможности. На старшину тоже стала накатывать горечь, печаль, словом, чем-то тоскливым тоже повеяло. Он сердито поддернул штаны, запахнул полушубок, осветил взводного фонариком. Тот не зажмурился, не отвел взгляда. Изветренные губы лейтенанта кривило судорогой. В подглазьях темень от земли и бессонницы.[14]
— Виктор Астафьев, «Пастух и пастушка. Современная пастораль», 1980-е
Я иду поздним вечером домой, поднимаю голову на свое окно и вижу: в моем окне бегает чужой маленький огонек. Это прижатый их руками фонарик ищет им разных вещиц. ...Я стояла в темном дворе и смотрела в свое темное окно: из одной темноты я смотрела в другую... и только там, в верхней темноте, в окне моем, бегал смертельно испуганный огонек. Я знаю тоску его одиночества. Его ужас перед темными, неясными предметами. Его жадный шарящий лучик ищет для жизни хоть чего-нибудь... хоть огрызочек... Но молчат пустоты и очертания... грозно молчат. Я жду, когда погаснет огонек и окно помертвеет, как и положено космосу. Потом я вхожу в подъезд.[3]
Родители Алексея были на даче, так что поздним приездом они никого не побеспокоили. Леша быстро нашел книгу, и Настя буквально выхватила ее из рук мужа.
— У тебя фонарик есть? — спросила она.
— Какой фонарик?
— Обыкновенный, карманный.
— Найду, если надо. А надо?
— Найди, пожалуйста. Леша скептически посмотрел на нее.
— Собралась в машине читать? Сумасшедшая фанатичка. До Москвы не потерпишь?
— Не могу. Шило в одном месте.
— Да, старушка, шило ― это серьезно. С шилом не поспоришь. На, держи свой фонарик, поехали домой.[15]
Это чтение очень успокаивало и отвлекало, когда от громовых раскатов вздрагивали стены фургончика. Сегодня уже с утра в воздухе парило, было особенно тихо, как перед грозой, потом начали стягиваться тучи, а после обеда чуткий нос Казимиры уловил легкий запах озона. По ее расчетам, часов в пять-шесть вечера должна была разразиться ужасная гроза. Но до ее начала оставалось еще время ― а у Казимиры как раз сломался фонарик. Перспектива остаться в грозу под одеялом в темноте совсем не радовала. И она решила, что сбегать в лавочку на углу двух ближайших улиц ― дело получаса, до грозы как раз можно успеть. Конечно, был риск попасть в грозу, и можно было бы кого-нибудь попросить купить фонарик.[16]
— У вас, у вас что за поведение! — гневный взгляд нацелился в опешившую проводницу. — Как может школа воспитывать детей в духе вежливости, если взрослая, вроде бы даже приличная женщина позволяет себе такие высказывания! И по отношению к кому — к девочке! А потом мы удивляемся, отчего, несмотря на все замечания, наши дети упорно употребляют слова: сволочь, козел… — директриса педантично перечислила еще с десяток слов, от которых у держащего Таньку мужика уши вспыхнули, как два фонарика.
— Когда я был маленький, у нас не было фонариков, у нас даже лампочек не было. При помощи зеркал мы направляли солнечные лучи — вот как я помогал отцу!
— Пока он делал рисунки в пещерах.
Красота — очень важная штука. Можно жить без пирожных и велосипеда с фонариком, без каруселей и медалей за первое место тоже можно как-то жить… Можете мне не верить, но я знал мальчика, который умудрялся жить даже без телевизора. А вот без красоты жить никак нельзя. Не получается…
— из мультсериала «Смешарики», серия «Красота», после 2006
Ты знаешь, это забавно. Напоминает мне шутку. Были два парня, которые сидели в сумасшедшем доме. И однажды, они поняли, что им там больше не нравится. Решили сбежать. Забрались наверх, а там совсем рядом увидели соседние крыши, как мост через весь город прямо на свободу. Первый взял и перепрыгнул пролёт без проблем. Но его друг не смог. Побоялся упасть. Тогда у первого возникла идея. Он сказал: «Слушай! У меня с собой есть фонарик. Я посвечу между зданиями, и ты сможешь перейти по лучу света прямо ко мне». Но второй говорит: «Я что, по-твоему, псих?! Ты же выключишь фонарик на полдороги». (Смеётся.) Извини. (Джокер продолжает смеяться. Через несколько секунд Бэтмен тоже начинает смеяться.)
.jpg)
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе
