«Чудеса в Гусляре» — дебютный фантастический сборник Кира Булычёва. Издан в 1972 году, во второй его части, «Пришельцы в Гусляре», впервые собраны 7 рассказов, открывающие цикл о Великом Гусляре. С 1993 года под этим названием переиздаётся только с произведениями данного цикла (11 рассказов и 2 повести, цитируемых здесь), из первого варианта вошли лишь «Вступление», «Как его узнать?» и «Поступили в продажу золотые рыбки».
Иногда приходится слышать: почему пришельцы из космоса, избравшие Землю целью своего путешествия, опускаются не в Тихом океане, не на горах Памира, не в пустыне Такламакан, наконец, не в Осаке и Конотопе, а в городе Великий Гусляр? <…>
Недавно с новой гипотезой выступил академик Спичкин. Наблюдая за траекториями метеорологических спутников Земли, он пришёл к выводу, что город Великий Гусляр стоит на земной выпуклости, совершенно незаметной для окружающих, но очевидной при взгляде на Землю с соседних звёзд. <…>
Впервые упоминание о нём встречается в Андриановской летописи, где говорится, что потёмкинский князь Гаврила Незлобивый «пришех и истребих» непокорных обитателей городка Гусляр. Это случилось в 1222 году.
— «Вступление», 1970
— Мужчину средних лет трудно удержать дома.
— Тогда сделай ему временный паралич, — сказала Ксения.
— Бесчеловечно. <…>
— Мне иногда хочется, чтобы был мой Удалов маленький, носила бы я его в сумочке и никогда с ним не расставалась… Люблю я его, дурака.
— «Домашний пленник», 1972 [1979]
… управление лесного хозяйства обратилось недавно к Минцу с просьбой помочь избавиться от расплодившихся волков. Минц, как всегда, пошёл по необычному пути. Он разработал средство уменьшать волков до размера кузнечика. Сохранять этим поголовье хищников и спасать скот от гибели, ведь волк-кузнечик на корову напасть не сможет. Правда, это изобретение затормозилось, потому что Минцу никак не удавалось сделать средство долгодействующим.
— там же
— Недаром наши предки назвали Гусляр Великим.
— Сами жили, сами и назвали. Ереван никто великим не называл. Зачем называть? Каждая собака знает, — нашёлся Погосян.
— «Как его узнать?», 1970 [1972]
— На сегодняшний день наш город представляет общесоюзный интерес. С одной стороны, семьсот пятьдесят лет. С другой — открытие памятника, то есть отдали должное нашему славному прошлому. Гости со всех сторон. По радио из Москвы передавали. Я бы на месте потомков не сомневался, куда устроить экскурсию. <…>
Удалова <…> настолько поразила возможность встретить на улице гостя из будущего, что он начал с подозрением приглядываться к людям. И в людях обнаруживал странные черты, которых раньше не замечал и которые могли указывать на чужеродность, на маскировку. <…>
Корнелий посмотрел новыми глазами на Ксению и сына Максимку.
В них сомневаться вроде бы не приходилось. С ними всё в порядке. Но Удалов ощутил, что между ним и семьёй вырастает стена отчуждения. Мужчина, имеющий перед собой возвышенную цель, вынужден отдалиться от обыденных забот и интересов.
— там же
— … нужна ли людям вечная молодость? К ней тоже привыкнуть надо. <…> Настоящая молодость бывает только один раз. Пока ты не знаешь, что последует зa ней.
— «Марсианское зелье», 1968, 1976
… Анфиса была женщиной практичной и уже свела в могилу двух мужей, о чём Дегустатов, разумеется, не знал.
— «Недостойный богатырь», 1970 [1978]
Бывший пожарник, инвалид Эрик. Он приходит тихо, встаёт в углу за аквариумом, пустой рукав заткнут за пояс, обожжённая сторона лица отвёрнута к стенке. Эрика все в городе знают. <…>
К берегу бежал человек о десяти ногах, о множестве рук, и он махал этими руками одновременно. <…>
— Что со мной случилось? — кричал Эрик. — Что со мной случилось? Кто виноват? Зачем это?
Лицо его было чистым, без следов ожога, волосы встрёпаны.
— Я по городу бегал, рыбку просил, — продолжал страшный Эрик, жестикулируя двадцатью руками, из которых одна была слева, а остальные справа. — Я отдохнуть прилёг, а проснулся — и вот что со мной случилось!
— Ой, — сказала Зиночка. — Я во всём виновата. Что я наделала. Но я хотела как лучше, я загадала, чтобы у Эрика новая рука была, чтобы новая нога стала и лицо вылечилось. Я думала, как лучше — ведь у меня желание оставалось.
— Я виноват, — добавил Ложкин. — Я подумал — зря человека обижаем. Я ему тоже руку пожелал. <…>
И всего в этом созналось восемнадцать человек. Кто-то нервно хихикнул в наступившей тишине. И Савич спросил свою рыбку:
— Вы нам помочь не можете?
— Нет, к сожалению, — ответила рыбка. — Все желания исчерпаны. Придётся его в Москву везти, отрезать лишние конечности.
— «Поступили в продажу золотые рыбки», 1969 [1972]
… один птеродактиль так расхохотался, что не мог закрыть пасть, пока не прибежал служитель и не стукнул весельчаку как следует деревянным молотком по нижней челюсти.
— «Ретрогенетика», 1975
— Я задал естественный вопрос: если есть синтетическая осетровая икра, как насчёт синтетических осетров? <…> Если я выведу синтетического осетра, то он будет нуждаться именно в синтетической пище. То есть в том, что ни прудам, ни речкам, ни настоящим рыбам не нужно. Основа синтетической икры — отходы нефти. Чего-чего, а этого добра, к сожалению, в наших водоёмах уже достаточно. Значит, коллега, если получится синтетический осётр, он будет жрать отходы нефти и прочее безобразие, которым мы травим реки. <…>
— А есть-то осетров твоих можно?
— Ни в коем случае! — воскликнул профессор. — Вот когда очистим наши реки, появятся там в изобилии настоящие осетры, тогда и наедимся с тобой вволю настоящей чёрной икры. — впервые вместе с «Двумя видами телепортации» («Гусляр — Саратов») и «Даром данайцев» вошёл в рассказ «Упрямый Марсий» (Уральский следопыт, 1980, №2), но далее во всех прижизненных изданиях они выходили отдельно («Чёрная икра» с 1990, 2 других — с 1996) без общего вступления, удалением упоминаний Марсия и с небольшой редактурой
— Выпьем, — произнёс профессор строго. — За успехи труда.
Он широким жестом сеятеля провёл перед лицами соседей бутылкой портвейна. Никто к бутылке не потянулся.
— Не время, — ответил Удалов смущённо. — Если вечером, в кругу и так далее, мы будем польщены.
— И всё-таки, — настаивал профессор. — Вы должны уважать в моём лице науку. Я могу оскорбиться. И наука оскорбится. И тогда произойдёт нечто ужасное, чему нет названия.
— Какие бы лекарства ни изобретала наука для исправления человеческих недостатков, они всегда будут не более как протезами. Мы пока не можем химическим путём изменить натуру человека. Планомерное, последовательное, терпеливое воспитание человека-творца, человека-строителя — вот наша задача[1].
Вот колба, в которой незаменимое средство от комаров, не убивающее их, но заставляющее отлететь на два метра в сторону. От этого средства пришлось отказаться, потому что в порядке естественного отбора комары отращивали хоботки длиной ровно в два метра и доставали ими профессора из-за пределов охранной зоны.
… в сценарии мы придумали забавных иностранцев <…>. Линия иностранных туристов протянулась на весь получасовой фильм и придавала ему как бы дополнительный смысловой слой — <…> когда фильм заканчивался, зритель оставался в убеждении, что он смотрел полнометражную ленту.
Наши отношения с западным миром, было объяснено на редколлегии, весьма сложны. Совершенно неизвестно сейчас — хороши в принципе иностранцы или лучше жить на Земле вообще без иностранцев. Непонятно, кто пустил этих иностранцев в город Великий Гусляр и неизвестно, как посмотрят на это Соединённые Штаты Америки, а тем более наш Комитет государственной безопасности.
<…> фильм оказался почти ополовинен <…>. Был объёмным, а стал почти плоским, как шарик, из которого выпустили воздух.[2]
