Чёрным по белому (Аверченко)

«Чёрным по белому» — сборник Аркадия Аверченко 1913 года из рассказов преимущественно 1912-го. «Буржуазная Пасха» включена в роман «Подходцев и двое других» 1917-го.

Цитаты

— Можно сделать так: сегодня у меня, скажем, есть свободные десять рублей, я посылаю их вам и считаю себя на два дня свободным. Завтра, наоборот, у меня есть свободный денёк. Что же я делаю? Я захожу куда следует, отсиживаю, а вы отмечаете у меня в книжке (можно завести такую расчётную книжку), что пять рублей уплачено натурой. И мне незаметно, и вам не убыточно. К осени, глядишь, — рассчитаемся. Но логика на полицию не действует.

— «Как меня оштрафовали»

	Петербург странный город: кажется, будто позавчера только встречался на Невском со знакомым человеком, а он за это время или уже Европу успел объехать и жениться на вдове из Иркутска, или полгода, как застрелился, или уже десятый месяц сидит в тюрьме по причине, очень теперь распространённой в нашей великой, могучей России: взяли просто и посадили человека; там, мол, видно будет за что!
	— «Ничтожная личность», 1913

Одна маленькая девочка, обняв мою шею ручонками и уютно примостившись на моём плече, рассказывала: — Жил-был слон. Вот однажды пошёл он в пустыню и лёг спать… И снится ему, что он пришёл пить воду к громадному-прегромадному озеру, около которого стоят сто бочек сахару. Больших бочек. Понимаешь? А сбоку стоит громадная гора. И снится ему, что он сломал толстый-претолстый дуб и стал разламывать этим дубом громадные бочки с сахаром. В это время подлетел к нему комар. Большой такой комар — величиной с лошадь… — Да что это, в самом деле, у тебя, — нетерпеливо перебил я. — Всё такое громадное <…>… — Потому что он слон, ему снится всё большое. <…> Я промолчал, но про себя подумал: «Легче девочке постигнуть психологию спящего слона, чем взрослому человеку — психологию девочки».

— «О детях (Материалы для психологии)»

Чудеса можно делать из-за чего-нибудь: из-за голода, честолюбия, или из-за любви к женщине. <…> А что касается женщин… Моё искреннее мнение, что они любят нас и без чудес. Наоборот, на всякое чудо, подвиг — они смотрят совершенно иными глазами, чем мы. Попробуйте достать любимой женщине, по её желанию, несколько звёзд с неба — она ещё на вас же и напустится за это: она не знала, скажет она, что звёзды вблизи такие огромные, безобразные и занимают места так много, что из-за них в комнате негде повернуться…

— «Одно из моих чудес»

Противник мой, <…> вместо того, чтобы стоять на месте в ожидании пули, приблизился к нашей группе и сказал: — Господа! Разве вы не знаете, что дуэль запрещена законом? — Об этом нужно было думать раньше, — закричали секунданты. — Вы первый его вызвали, вы первый в него стреляли… теперь его очередь! Дуэлянт кротко улыбнулся. — Я, господа, вероятно, забыл предупредить вас, что я принципиальный противник дуэлей.

— «Первая дуэль»

	… он был отлит на заводе по предсмертному завещанию и на средства одного маститого верующего беллетриста, весь век писавшего пасхальные и рождественские рассказы, герои которых раскаивались в своих преступлениях при первом звуке праздничных колоколов. Таким образом, писатель как бы воздвиг памятник своему кормильцу и поильцу — и отблагодарил его.
	— «Рассказ о колоколе»

	— Как подрыгиваешь, Мишунчик? <…> — Ничего. Подъелдониваем. У русского человека считается высшим шиком пускать в ход такие слова, которых до него никто не слыхивал; да и он сам завтра на тот же вопрос ответит иначе…
	— «Стихийная натура»

Я ещё с прошлого года стала замечать, что мой мальчик ходит бледный, задумчивый. А когда еврейский мальчик начинает задумываться — это уже плохо. Что вы думаете, мне обыск нужен, что ли или что? — Мотя, — говорю я ему. — <…> Чего ты крутишь? Ведь я же вижу… — Ой, — говорит, — отстань ты от меня, мама! У меня скоро экзамен на аттестат зрелости, а потом у меня есть запросы. Обрадовал! Когда у еврейского мальчика появляются запросы, так господин околоточный целую ночь не спит. — Мотя! Зачем тебе запросы? Что ты их на ноги наденешь, когда башмаков нет, или на хлеб намажешь, вместо масла? Запросы, запросы. Отцу твоему сорок шестой год — он даже этих запросов и не нюхал. И плохо, ты думаешь, вышло? Пойди, поищи другой такой галантерейный магазин, как у Якова Функельмана! Нужны ему твои запросы! Он даже картоночки маленькие по всему магазину развесил! «Цены без запроса». — Мама, не мешай мне! Я читаю. Он читает! Когда он читает, так уже мать родную слушать не может. Я через тебя может сорок две болячки в жизни имела, а ты нос в книжку всунул и думаешь, что умный, как раввин. <…> Ему ещё в носе нужно ковырять, а он уже Крапоткина читает.

— «Функельман и сын»

Алло!

Мышьяк при некоторых болезнях очень полезное средство; но если человека заставить проглотить столовую ложку мышьяку — оба бесцельно погибнут. И человек, и мышьяк.

Что может быть прекраснее и умилительнее ребёнка; <…> но если кто-нибудь начнёт швыряться из окна четвёртого этажа ребятами в прохожих — прохожие отнесутся к этому с чувством омерзения и гадливости.

На улице они же образуют уличную толпу; в случае какой-нибудь эпидемии участвуют в смертности законным процентом <…>. Никто из них никогда не напишет «Евгения Онегина», не построит Исаакиевского собора, но удалять их за это из жизни нельзя — жизнь тогда бы совсем оскудела. В книге истории они <…> занимают очень видное место; они — та белая бумага, на которой так хорошо выделяются чёрные буквы исторических строк.

Ресторан «Венецианский карнавал»

Есть такой сорт неудачников, который всю жизнь торгует на венецианских каналах велосипедами.

… в воспоминаниях детства часто, на каждом шагу, встречаются чёрные, зияющие провалы, которые ослабевшая память не может ничем засыпать… Лучше уж обходить эти бездны, не пытаясь исследовать их туманную глубину, а то ещё завязнешь и не выберешься на свежий воздух. Основание ресторана «Венецианский карнавал» я считаю с того момента, когда стекольщик подарил мне кусок оконной замазки, которая целиком пошла на заделывание замочных скважин в дверях. Как член нашей деятельной семьи, я хотел этой работой внести свою скромную лепту в общее строительство, но меня поколотили…

— А что, — сказал я поварёнку после обеда, — а они за моё здоровье пили. — Удивил, — пожал плечами этот неуязвимый мальчишка, — да мне вчера мать чуть голову не разбила водочной бутылкой — и то ничего.

Скептик

— А <…> правда, что в Петербурге пешком по улицам нельзя ходить?.. <…> Такое там движение на улицах, что сейчас же задавят. <…> — Там даже на каждой улице ящики такие устроены, <…> чтоб задавленных складывать, пока родственники ни разберут. — Да ну? — Уверяю вас. — Да ведь дорого… <…> На извозчиках всё время ездить. — Что ж делать. Кому дорого, того и давят.

— Глубокая мысль — <…> опасная вещь; у края её всегда голова кружится… Многие сваливались и ломали себе на дне голову.

— … Петербург с надеждой поглядывает на провинцию, а провинция на Петербург. Так и переглядываемся.