Будь в жизни прям и непритворен,
Враждуя с ложью и со злом,
И да не будет опозорен
Твой фрак звездою иль крестом.
— «В альбом ребёнка», 1857
Он[2]:с.348 меж холопьями считался мудрецом
За то, что мысль давить была его отрада;
Он был фельдфебелем под царственным венцом
И балетмейстером военного парада.[3]
Теории! Вы гибель для умов,
Вы портите строенье жизни русской.
Аксаков сам ― и тот не без грехов:
Он в охабне социалист французский.
Иль в синей блузе Посошков.[5]
Чтоб веру дать моим словам —
Пиши побольше эпиграмм. .[2]:с.174
— «Ответ Розенгейму на его тупую эпиграмму на меня»
По высочайшему указу
На площади не свищет кнут, <…>
Но в прессе нашей либеральной,
Среди журнальных дикарей,
Еще царишь ты, кнут опальный,
Со всею прелестью своей![3]
— «Петербургская журналистика», 1869
Попы изревле доказали
Неистовство утроб своих
И в древности так славно жрали,
Что на́звали жрецами их.[2]:с.173
Нет, не змия Всадник медный
Растоптал, стремясь вперёд, —
Растоптал народ наш бедный,
Растоптал простой народ.
Небольшая страница, вписанная в русскую литературу Щербиной, во многих отношениях напоминает собою антологию Майкова и лишь слабее ее в той степени, в какой и сам автор уступает дарованием певцу «Трёх смертей». Зато Щербина, как известно, имел на ту Элладу, которую он славил, кровное право — право наследника, восторженно любящего сына: он был, в значительной мере с материнской стороны, грек по национальности, и все эллинское задевало в нем родственные струны. Правда, физически он жил вне отчизны своих великих отцов и никогда ее не посетил, хотя пламенно к этому стремился.[1]
↑ 12Ю. И. Айхенвальд. Щербина. Силуэты русских писателей. В 3 выпусках. Вып. 2. М., 1906 — 1910; 2-е изд. М., 1908 — 1913.
↑ 12345Русская эпиграмма / составление, предисловие и примечания В. Васильева. — М.: Художественная литература, 1990. — Серия «Классики и современники».
↑ 12345Н. Ф. Щербина // Русская эпиграмма (XVIII-XIX вв.) / предисловие, подготовка текста и примечания В. Мануйлова. — Л.: Советский писатель, 1958.