Наши плюралисты
«Наши плюралисты» — статья Александра Солженицына 1982 года о публицистах русской эмиграции третьей волны. Впервые издана годом позже.
Цитаты
[править]Шесть лет не читал я ни сборников их, ни памфлетов, ни журналов, хотя редкая там статья не заострялась также и даже особенно против меня. Я работал в отдалении, не обязанный нигде, ни с кем из них встречаться, знакомиться, разговаривать. Занятый Узлами, я эти годы продремал все их нападки и всю их полемику. Уже загалдели всё печатное пространство, уже измазали меня в две дюжины мазутных кистей, уже за меня в одной новоэмигрантской газете удивлялись: да что ж я вовсе не отбиваюсь? да меня не бьёт только ленивый, меня бить — легче нет, сношу все удары. Да можно узреть и такое гнёздышко, где мечтали бы, чтоб я с ними сцепился, повысил бы им цену, а без этого хиреют на глазах, захлебнулись в собственном яде. — начало |
«Плюрализм» они считают как бы высшим достижением истории, высшим благом мысли и высшим качеством нынешней западной жизни. Принцип этот нередко формулируют: «как можно больше разных мнений», — и главное, чтобы никто серьёзно не настаивал на истинности своего. Однако может ли плюрализм фигурировать отдельным принципом, и притом среди высших? Странно, чтобы простое множественное число возвысилось в такой сан. Плюрализм может быть лишь напоминанием о множестве форм, да, охотно признаем, — однако же цельного движения человечества? Во всех науках строгих, то есть опёртых на математику, — истина одна, и этот всеобщий естественный порядок никого не оскорбляет. Если истина вдруг двоится, как в некоторых областях новейшей физики, то это — оттоки одной реки, они друг друга лишь поддерживают и утверживают, так и понимается всеми. А множественность истин в общественных науках есть показатель нашего несовершенства, а вовсе не нашего избыточного богатства, — и зачем из этого несовершенства делать культ «плюрализма»? |
Наши «плюралисты» сперва хотят обстрогать всех в эту единую колодку (так это уже — монизм?) — а внутри неё разрешить — мыслящим личностям? — «плюрализм». |
Увы, доглядясь: даже в иных западных странах сегодня «плюрализм» остаётся скорее лишь лозунгом, чем делом. Современное западное образованное общество (а оно-то и диктует) — на самом деле мало терпимо, и даже особенно — к общей критике себя, всё оно — в жёстком русле общепринятого направления; правда, для обуздания противящихся действует не дубиной, а клеветой и зажимом через финансовую власть. И — подите пробейтесь через клубок предвзятостей и перекосов в какой-нибудь сверкающей центральной американской газете. |
Когда я попал в Швейцарию и услышал от тамошних радикалов (есть и там радикалы, а как же?), что «это у вас такой плохой социализм, а у нас будет хороший», — я изумился, но и снисходительно: сытые, неразвитые умы, вы ж ещё не испытали на себе всей этой мерзости! Но вот приезжают на Запад «живые свидетели» из СССР и — вместо распутывания западных предрассудков — вдруг начинают облыжно валить коммунизм на проклятую Россию и на проклятый русский народ. Тем усугубляя и западное ослепление, и западную незащищённость против коммунизма. И здесь-то и лежит вся растрава между нами. И поразительно: разные уровни развития, разные возрасты, разная самостоятельность мысли, а все — в единую оглушающую дуду: против России! Как сговорились. [Например], «Семена социализма погибли в русской почве». (Тут соглашусь: почва оказалась для социализма крепенькая, пришлось киркой добавлять.) |
С большой лёгкостью рассуждает он (они) о любом веке русской истории — то из XIII века, тут же держи из XVII, да откуда же такая эрудиция крылатая? Да разве можно хотя бы по русской истории знать все века уверенно и равномерно? У меня вот, слабака, вся жизнь ушла на один 1917 год. А секрет прост, доглядитесь в сноски: Шрагин не затрудняет себя чтением источников, он цитаты выдёргивает вторичные, из уже нахватанных кем-то обзоров, да всё ревдемократов или радикалов, а уж как они там отбирали? — совесть-то у нас, пишут, была пасынок. |
А один глубокий их мыслитель открыл: все нации — существительные, только «русский» — прилагательное! Так вы что, усмехается, сами себя за людей не считаете? Боже, как это проницательно! Только не подумал ни мыслитель, ни редактор журнала, что ведь «Пинский» и «Синявский» — тоже прилагательные. Да ведь какой «учёный», — а то тоже прилагательное. (Эта мысль до того показалась им глубока, что в двух смежных номерах журнала приводят её от двух разных лиц, оба претендуют на авторство.) |
Рвут к Октябрю, объяснить нам скоренько и Октябрь, — но я умоляю остановиться: а Февраль?? <…> |
… общеизвестно, что и западным радиостанциям указано не критиковать Ленина, чтобы… не потерять аудиторию в СССР! |
Историю своего просветления и умственного обогащения плюралисты не скрывают: «новая интеллигенция» — от XX съезда КПСС. «В 1953 почти никто не сознавал реальности.» (Совсем уж глупенькими народ представляют. Сознавали — десятки миллионов, да уже полегли, или языки закусили. «Не сознавали» — кто был на элитарном содержании.) |
В моём «Иване Денисовиче» XX съезд и не ночевал, повесть досягала не «нарушений советской законности», а самого коммунистического режима. |
Но ведь это и искреннее убеждение многих плюралистов, что коммунизм — не зло. А мы, воюй не воюй, — всё равно «рабы». И — «революция в России осталась национальным делом». Так — заканчивается «тоска по истории». Так — меркнут волшебные переливы плюрализма. Увы, увы, где-то на свете он есть, да что-то нашим не достижим. <…> |
Грандиозный нынешний кабак ООН, безответственный, на пристрастных голосованиях, не способный ни на какой конструктивный шаг и за 40 лет не решивший ни одной серьёзной задачи, — да наделить его кроме парламентарных прав ещё и исполнительными? Если даже в малых странах, где всё обозримо, то и дело открываются коррупции, скандалы, — то кто ж докричится мировому зевлу о нуждах своего отдалённого края? Всё будет — в чужих, равнодушных, а то и нечестных руках. Это уже — конец жизни на Земле. Если серьёзно уважать «швейцарский» принцип, что местное управление должно быть сильнее центрального, то в этой иерархии что остаётся всемирному правительству? Ноль. Тогда — и зачем оно? |
Увы, и ещё я должен отличить: иные авторы эмигрантских еврейских газет и журналов не скрывают, что навек пронзены русской культурой, литературой, и нападки на Россию в целом у них заметно реже, они открыли в себе глубину сродства с Россией, какой раньше не предполагали. Не то плюралисты. «Выбрав свободу», они спешат выплеснуть в океан самовыражения, что русские — со всей их культурой — рабы, и навсегда рабами останутся. Комично печальное впечатление от того, как плюралисты несут и слагают свои жалобы и надежды к стопам Запада, ослеплённо не видя, что Запад сам себя уже не способен защитить. |
Как их предшественники и отцы спокойно пропустили тотальное уничтожение ещё ленинских лет, тотальное вымирание Поволжья, потом геноцидную коллективизацию, голод на Украине, на Кубани, послевоенные потоки Гулага (только заметили вовремя партийные чистки 37-го года, «космополитов» и «дело врачей»), так и сегодня наши плюралисты не замечают, что Россия — при смерти, что она уже — обмерший полутруп, — а кружится на павшем теле хоровод оживлённых гномов, всё нащебечивая своё. |
Сколько среди них специалистов-гуманитаристов — но почему ж нам не выдвигают конкретных социальных предложений? — да разумными давно бы нас убедили! Чем восславлять себя безграничными демократами (а всех инакомыслящих авторитаристами), да расшифруйте же конкретно: какую демократию вы рекомендуете для будущей России? Сказать «вообще как на Западе» — ничего не сказать: в Америке ли, Швейцарии или Франции — всё приноровлено к данной стране, а не «вообще». <…> Ни одного реального предложения, кроме «всеобщих прав человека». Они — демократы «вообще». Но должны ли мы поверить, что они жаждут власти реального народного большинства, а не своего «культурного круга», чьё управление и будет «демократия»? |
Если бы опыт Семнадцатого года не пылал у меня под пальцами — вероятно, и я не придал бы значения. Но что-то становится — весьма похоже. Уже основательно мы испытали один раз, как нас заболтали и проторили «стране рабов» дорогу в светлое будущее. |
… ведь десятилетиями жили в столицах, и многие служили на деликатном идеологическом фронте — марксистскими философами, журналистами, очеркистами, лекторами, режиссёрами кино и радио, даже пропагандистами ЦК, референтами ЦК, даже прокурорами! — и нам, с лагерного и провинциального дна, справедливо казались неотличимы от цекистов и чекистов, от коммунистической власти. Они жили с нею в ладу, ею не наказывались и с нею не боролись. И когда я в окружающей советской немоте 50-х годов готовил свой первый прорыв через стену Лжи — то именно через них прорыв, через их ложь, — и ни от кого из них нельзя было ждать поддержки. И вдруг — открылась возможность некоторым двинуться на Запад, и они двинулись, где-то по пути тихо роняя свои партийные билеты. И по другую сторону Атлантического океана вдруг стали исключительно смелы в суждениях о советской жизни, вчера успевали там, сегодня здесь, и громко рассказывают, как они, чистые и неподкупные, тяжело страдали в грязных гнёздах пропаганды ЦК, или прокуратуры, или союза писателей и журналистов, опубликовавши в СССР кто по три, а кто и по десятку книг и множество статей, и записывают себе в послужной список поставленные в СССР пьесы, фильмы, — а что это всё было, если не ложь, ложь и ложь? И никто из них — ни один! — не раскаялся, не заявил публично, что это он и заплёвывал наши глаза ложью, не рассказал ни о каком своём соучастии, как он, хотя бы часть своих лет, укреплял и прославлял коммунистический режим и получал от него награды. Их философия: это — скотская народная масса виновата в режиме, а не я. Им и в голову не приходит, что настоящее творчество начинается не с безопасного (или даже опасного) сатирического разоблачения других, а с поисков своей собственной вины и с раскаяния. |
Чем крупней народ, тем свободней он сам над собой смеётся. И русские всегда, русская литература и все мы, — свою страну высмеивали, бранили беспощадно, почитали у нас всё на свете худшим, но, как и классики наши, — Россией болея, любя. А вот — открывают нам, как это делается ненавидя. |
В Союзе все пока вынуждены лишь в кармане показывать фигу начальственной политучёбе, но вдруг отвались завтра партийная бюрократия — эти культурные силы тоже выйдут на поверхность — и не о народных нуждах, не о земле, не о вымираньи мы услышим их тысячекратный рёв, не об ответственности и обязанностях каждого, а о правах, правах, правах, — и разгрохают наши останки в ещё одном Феврале, в ещё одном развале. |
Теперь вот читаю, что понаписали за эти годы лично против меня, — редко встретишь честную полемику, то и дело выверт, натяжка, ложь. <…> И это — не ошибка одного ума или натяжка одного полемиста, но от одного к другому так и потекло, и все указуют: «Солженицын предлагает теократию». Да — где же, когда? — да перетрясите мои десять вышедших томов и найдите подобную цитату! Ни один не приводит. Значит, заведомо знают, что лгут? Да, вкруговую знают, что лгут, — и лгут! |
Подобно коммунистам, спорят со мной как с партийным публицистом, и только. Накидываются со всеми трубами на какой-нибудь один абзац какого-нибудь интервью. |
И насколько можно верить последовательности плюралистов? «Права человека» относятся ко всем людям или только к ним самим? |
Сколько лет в бессильном кипении советская образованщина шептала друг другу на ухо свои язвительности против режима. Кто бы тогда предсказал, что писателя, который первый и прямо под пастью всё это громко вызвездит режиму в лоб, — эта образованщина возненавидит лютее, чем сам режим? |
Так с удивлением замечаем мы, что наш выстраданный плюрализм — в одном, в другом, в третьем признаке, взгляде, оценке, приёме — как сливается со старыми ревдемами, с «неиспорченным» большевизмом. И в охамлении русской истории. И в ненависти к православию. И к самой России. И в пренебрежении к крестьянству. И — «коммунизм ни в чём не виноват». И — «не надо вспоминать прошлое». А вот — и в применении лжи как конструктивного элемента. Мы думали — вы свежи, а вы — всё те же. — конец |
О статье
[править]Монополизировав истину, Солженицын и любовь к России монополизировал. «Плюралистам» же оставил одну ненависть. <…> | |
— Андрей Синявский, «Солженицын как устроитель нового единомыслия», 1985 |
В солженицынской наступательной стратегии-технике есть такой выразительный приём: придумать кликуху позабористее, хлёсткое прозвище, а потом уже «народ» разнесёт. <…> Эти «плюралисты» <…> пересекаются с глаголом «плюнуть». То ли они «плюют», то ли на них «плевать» — всё равно метко сказано (по-советски, по-ленински — «наплевизм», «наплевисты»). | |
— Андрей Синявский, «Чтение в сердцах», 1985 |