Проказники (Крылов)

«Проказники» — комедия Ивана Крылова конца 1787 — начала 1788 года, впервые напечатанная в 1793 году.

Цитаты

Таратора. Какое у тебя пылкое воображение, душа моя! Ты так учтиво его вытолкал, что он почёл то одолжением. Рифмокрад. Так и должно жить в нынешнем свете, душа моя! Надобно выталкивать так, чтоб за то благодарили. — действие третье, явление 4

Азбукин. Худо в большом городе деревенскому жителю! не знаешь, куда голову приклонить. А как попадёшься в такой благодатный дом, как здешний, так и не увидишь, как душу потеряешь. — действие третье, 10

Ланцетин. Для чего же ты не обличил её, любезный друг? Иван. Да я ещё тогда сумневался, сударь, и боялся не быть бы мне по законам наказану, если я не девку назову девкою. Ланцетин. Ничего, мой друг, ничего! А если б это и было так, ты бы пришёл ко мне: я бы дал тебе опиум, от которого бы ты навсегда сошёл с ума, — и мы бы сказали, что ты это в безумстве сделал. Иван. Благодарен за покровительство, сударь! — действие четвёртое, 4

Действие первое

Тянислов. Она хочет выдать дочь свою за Милона, а выдаст за меня; это верно. Однако как бы это сделать — подумаем — бон, вот и доктор. Он всё может; посоветую с ним. — 4

Тянислов. Да что ж тебя рассердило? Ланцетин. Неблагодарность людей. Знай, друг мой, что под моим смотрением более людей умерло, нежели сколько ты написал стихов. Я прошу себе награждения, и мне его не дают. Тянислов. Неужели не имеешь ты благодетелей, знатных людей? Поднеси им по оде, — это лучший способ. Ланцетин. То ли я делал! Я имел в знакомстве очень знатных людей; я предписал им рецепты, посадил их на диеты; они все перемерли, — и я остался без покровителей. — 5

Азбукин. Да вот и имена, кого он обокрал — Волтера, Расина… Милон. Как вы худо растолковали, сударь! Он подражал сим великим людям. Азбукин. И тем не менее виноват: в воровстве подражать никогда не надобно. — 10

Действие второе

Тройкина. Верите ли, какой это дурак, что в картах счёту не знает! Я вас удивлю: он не знает различить короля от дамы. <…> Тройкина. О, мой батюшка, я уж лет с тридцать учусь их различать! — 4

Ланцетин. …он пленён вашей дочерью, как Санградо кровопусканием. — 5

Тянислов. У меня из младости к учению охота, а особливо я плотно прилежал к латинскому языку, так что, бежавши из школы, унёс с собою латинскую грамматику. Рифмокрад. Это очень похвально, сударь, в молодом человеке. Не изволите ль знать ещё каких наук? Тянислов. Многие знаю, сударь, а особливо я очень старался о генеалогии; если угодно, и вам могу служить сим знанием. Рифмокрад. Вы меня обяжете, сударь! Каким же образом? Тянислов. Например: вы знаете, Александру Великому доказали, что отец его Юпитер, для того, что он любил гром; а как вы любите науки, то я услужу вам совсем другим образом. Скажите наперёд, какой народ вам более своими науками и своим красноречием нравится. Рифмокрад. Признаюсь, что я очень замечательно внимаю французов. Тянислов. Ну, так я вам докажу, мой благодетель, что ваши дети французы! Таратора. Оставь это; я очень верю, что ты учёный человек, и рада за тебя отдать мою дочь. Тянислов. Я так восхищён, сударыня, что я без ума; в состоянии написать теперь оду, которая будет самая прекраснейшая из моих творений. Рифмокрад. Ваши сочинения все прекрасны, сударь! в них греческая простота. Тянислов. Нет, право, я с греческого ничего не крал, а в них простота моя собственная. — 6

Плутана. Ваша красота, сударыня!.. Чорт меня возьми, если ей можно быть совершеннее. У рыси не могут быть так востры глаза, как у вас, а ваши зубы, сударыня, не уступают слоновым; и, словом, если вы ещё триста и пятьдесят лет проживёте, то, божусь вам, что вы прекраснее не будете; и я всем парирую за эту истину. <…> Пчёлами разумею я время, дни, часы, то есть, что на неё находит время или находят часы, которые будто борются с её красотою… Но это ясно, кажется! Сколько пчёл ни налетает Красоту твою сосать, Но она не увядает, А неволит процветать. — 7

Рифмокрад. Боже мой! ваши несчастия достойны быть изданы четырьмя тиснениями… — 8

Плутана в обмороке Тянислов. Так, мне надобно доказать, что мои стихи могут воскрешать из мёртвых, и сделать себе вечную славу. (Вынимает стихи и читает над Плутаной.) — 10

Таратора. Он в обмороке! Поскорее, господин Ланцетин; его надобно расстегать, чтобы провеять. Ланцетин. Нет; он не оживёт без того, доколе из обеих рук и из обеих ног по три тарелки крови не выпущу и не дам ему выпить полведра воды. Таратора. Ах, нет! лучше спирту в нос… Тянислов. Не беспокойтесь; мои стихи стоят спирту: в нос ему ударились, и он ожил. <…> Ланцетин (Плутане). Как! вы были в обмороке и ожили, не дождавши меня? это очень неучтиво, сударь! <…> (Тянислову) Прочь от меня! вступаться в состояние больных есть долг лекарей, а не стихотворцев. Тянислов. Да выслушай… Ланцетин. Я разрываю с тобою всё дружество и бегу от тебя, как от заразы. Тянислов. А я поймаю тебя и насильно тебе прочту. — 11

О пьесе

В муже вывожу я заражённого собою парнасского шалуна, который, выкрадывая лоскутия из французских и из италианских авторов, выдает за свои сочинения и который своими колкими и двоесмысленными учтивостями восхищает дураков и обижает честных людей. <…> Обижая меня, вы обижаете себя, находя в своём доме подлинники толико гнусных портретов. Я бы во угождение вам уничтожил комедию свою и принялся за другую, но границы, полагаемые вами писателям, толь тесны, что нельзя бранить ни одного порока, не прогневя вас или вашей супруги: так простите мне, что я не могу в оные себя заключить. <…> Поверьте, что вас обидел не я, описывая негодный дом, который от трактира только разнится тем, что на нём нет вывески, но обидели те, кои сказали, что это — картина вашего дома.

— Иван Крылов, письмо Я. Б. Княжнину, 1788 — начало 1789

В этой комедии виден уже решительный талант Крылова. Характеры, хотя почти все карикатурные, порядочно обрисованы; но отголосок ли это общества того времени или тогдашняя привычка сочинителя, — в ней множество площадных шуток и двусмыслий. Говорят, что в ней выставлен на позор целый, весьма известный, дом того времени, со всем его развратом и беспорядками. Невозможно, однако ж, чтоб в каком-либо доме, исключая, может быть, питейные, говорилось беспрестанно столько наглых намёков и двусмыслий, сколько находим в этой комедии.

— Михаил Лобанов, «Жизнь и сочинения Ивана Андреевича Крылова», 1847

Салон типа херасковского и княжнинского был подчёркнуто неофициален; он противопоставлял придворной, бюрократической оценке культурных фактов свою, свободную от чиновничьих отношений, но основанную на родовых правах суда над всей жизнью <…>. Здесь, за обильным обеденным столом у Княжнина, в атмосфере довольства и сознания своего превосходства и над полицейской силой власти и над неупорядоченностью сознания «черни», заседало непризнанное правительство умов российского дворянства. Вот против этого-то суда аристократов, против этих-то претензий на руководство литературой и жизнью страны восстал Крылов, «мальчишка», сам «смерд», <…> из низов дворянства (не помещик вовсе), разночинец по психологии, не посвящённый в тайны благоприличия аристократического быта и затвердевшие схемы аристократической мудрости. <…> Для него Княжнины были гордецы, полные наследственных предрассудков. <…> Здесь дело шло об обиде не личной, а социальной. <…> Наконец лёгкость нравов аристократии он инкриминирует семье Княжниных. Крылов объявляет поход против разложения нравов, аморализма, распущенности высшего дворянского света. Апологет добрых нравов, <…> Крылов объявляет поход против разложения нравов, аморализма, распущенности высшего дворянского света. <…> Семья Княжнина для него и в этом отношении — типичный яркий пример, образец ненавистного ему социального типа. — оценка искажена из-за марксизма

— Григорий Гуковский, «Заметки о Крылове: Крылов и Княжнин»

… приехавший в столицу Крылов сблизился со знаменитым драматургом Я. Б. Княжниным, пользовался его расположением и даже жил у него в доме, а затем написал комедию «Проказники» <…>. Вполне вероятно, что покровительство и наставления Княжнина могли стать тягостны для Крылова, жаждавшего независимости и не желавшего долго ходить в учениках. <…> сочинив своих «Проказников», Крылов прямо принёс их Соймонову. Генерал поначалу пьесу одобрил. Однако вскоре к нему пришёл Княжнин, которому каким-то образом стало известно об оскорбительной комедии. Он потребовал от Соймонова не допускать крыловский «пасквиль» на сцену. Соймонов пригласил Крылова и <…> по всему видно, что разговор этот окончился начальственным гневом. Соймонов отменил постановку других крыловских пьес, в том числе и тех, для которых уже была написана музыка. <…> Обо всём этом мы узнаём из поразительного документа — письма-памфлета, адресованного Крыловым Соймонову. Письмо это Крылов размножил, и в списках оно разошлось в публике. Весьма дерзкий, издевательский тон, в каком губернский секретарь Крылов позволяет себе разговаривать с генералом Соймоновым, по тем временам, конечно же, был вещью неслыханной. Столь же смелой была мысль восемнадцатилетнего юноши в своём споре с театральным начальством апеллировать к публике. <…> Разумеется, Крылов прекрасно знал, что опубликовать издевательское письмо Соймонову ему никто но позволит. Но сама эта ироническая угроза демонстрировала готовность юного писателя любой ценой отстаивать свою независимость и достоинство. В связи с таким настроением юного Крылова только и можно вполне понять его беспощадную и на первый взгляд недопустимо жестокую борьбу с Княжниным. Если театр представлялся Крылову «школой нравов», то писатель — в особенности писатель-драматург — учителем нации. Княжнин в 1780-х годах претендовал на роль первого драматурга эпохи. Однако в своём творчестве Княжнин разрушал тот строгий стиль драматической «притчи», который создал Сумароков и которому во многом следовал в своих ранних драматических сочинениях Крылов. Помимо того, Княжнин по натуре не был проповедником и бойцом, его личность явно не совпадала с тем идеальным образом писателя, который сконструировала просветительская литература. Вот потому-то деятельность Княжнина и могла представляться Крылову не только бесполезной, но вредной и прямо враждебной делу истинного просвещения. <…> Людям XVIII века <…> сатира «на лицо» не считалась тогда чем-то зазорным, но была излюбленным литературным приёмом, <…> следует также принять во внимание, что на стороне дерзкого «мальчишки» в его конфликте с Княжниным оказались многие видные деятели тогдашней русской словесности и театра.

— Аркадий Гордин, Михаил Гордин, «Крылов: реальность и легенда»

Нельзя пройти мимо переклички имён героев «Сочинителя в прихожей» и «Проказников»— Рифмохвата и Рифмокрада. Фактически, это тоже двойники. Вообще же, «Проказники» буквально начинены поэтами. Из семи героев четверо пишут стихи. <…> Всех «поэтов» объединяет потребительское отношение к литературе. Стихи для них — это средство привлечь внимание, избавиться от скуки, удовлетворить честолюбие и т. д. <…> Можно предположить, что не только Дмитревскому, но и Княжнину показывал Крылов свои драматические сочинения, особенно трагедии. Актёру Дмитревскому критика была прощена, но в устах старшего собрата по перу, которого самолюбивый юноша надеялся превзойти на театральном поприще, вежливая критика в сочетании с похвалами, была расценена как насмешка и оказалась непереносима. Крылов мстил Княжнину за собственные неудачи. <…> В литературном отношении «Проказники» являют собой обычный для Крылова диалог с литературной традицией, продолжая комедии XVIII века о писателях. Непосредственным предшественником «Проказников» была комедия Н. П. Николева «Самолюбивый стихотворец» (1775, премьера в 1781 г., опубл. в 1787 г.), направленная против тестя Княжнина А. П. Сумарокова. Под именем Чеснодума там выведен и Я. Б. Княжнин, а сюжетную основу комедии составляла переосмысленная история его сватовства. <…> Однако комедия Николева несравнимо мягче и деликатнее «Проказников», где Крылов перешёл все границы литературных и общежитейских приличий. Напомним, что до смерти Сумарокова Николев не обнародовал своего сочинения, тогда как Крылов приложил все усилия, чтобы «Проказники» стали поводом для скандала. «Самолюбивый стихотворец» Николева учитывался Крыловым при написании «Проказников». Можно найти и сюжетные переклички: у Николева служанка Марина остроумной выдумкой устраняет препятствия для брака своей госпожи Миланы с Чеснодумом. Впрочем, такая сюжетная ситуация встречается во многих комедиях, и в её конкретном наполнении «Проказники» восходят к другой современной Крылову комедии — «Имянинникам» М. И. Верёвкина (1774, опубл. в 1788 г.). С 1776 по 1781 гг. Верёвкин служил в Тверском наместничестве и был Крылову известен. (Впервые на перекличку с [этой] комедией указал Н. Тупиков, однако он назвал «Бешеную семью», где параллель гораздо менее очевидна.) Можно даже сказать, что «Проказники» Крылова — это своего рода переработка «Имянинников» Верёвкина, откуда извлечены наиболее выгодные и удачные сюжетные элементы. Можно предположить также наличие общего, неизвестного нам пока, французского источника, но и в этом случае посредство комедии Верёвкина несомненно. <…> По существу же Княжнин делал с пьесами своих литературных предшественников то же, что Крылов сделал с пьесой Верёвкина. Было ли использование «Имянинников» <…> неосознанным следованием литературным законам своего времени, осуждаемом в других и не замечаемом в собственном творчестве, или сознательной литературной игрой, решить трудно. Но сам по себе факт знаменателен и вписывается в ситуацию литературного скандала, где все средства борьбы с противником казались хороши.

— Любовь Киселёва, «Некоторые особенности поэтики Крылова-драматурга (взаимоотношения с литературной традицией)»