Жан-Поль Сартр

	Жан-Поль Сартр
	Статья в Википедии
	Медиафайлы на Викискладе

Жан-Поль Шарль Эма́р Сартр (фр. Jean-Paul Charles Aymard Sartre; 1905 — 1980) — французский философ, писатель, драматург и эссеист, педагог. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1964 года (отказался от неё).

Цитаты

Ничего нового. Существовал. («Тошнота»)
Ад — это другие.
Когда богатые ведут войны всегда умирают бедные
Постановка «я могу» приводит к положительному результату, постановка «я не могу» не приводит ни к какому результату.
Настоящая свобода начинается по ту сторону отчаяния. (Судя по всему Сартр такого не говорил, а это – вольный перевод реплики Ореста из его пьесы «Мухи»: Юпитер. Что им делать с отчаянием? Орест. Что угодно: они свободны, настоящая человеческая жизнь начинается по ту сторону отчаяния.)
Право на любовь мы завоюем кровью. («Дьявол и господь Бог»)
Человек обречён на свободу.
Сущность человека не предшествует его существованию, он проектирует себя сам и обречён на свободу и ответственность, которую уже не может перекладывать на Бога.
Я — маленький хозяин … Очень хорошо! Но от меня кормится сотня рабочих, вместе с их семьями. Если у меня идут хорошо дела — они первые от этого выигрывают, но если я вынужден закрыть завод — вуаля: они на улице. Я не имею права, — сказал он, подчеркивая каждое слово, — плохо вести дела. Вот это, по-моему и есть «классовая солидарность»
«Социалисты? Ну и что? Я иду гораздо дальше, чем они». Если ты следовал за ним по этой опасной стезе, ты вскоре трепеща должен был отринуть все -- семью, родину, право собственности, самые священные ценности. На какую-то долю секунды приходилось даже подвергнуть сомнению право буржуазной элиты стоять у власти. Еще шаг — и вдруг все становилось на свои места, как ни странно, подкрепленное убедительными, на старый лад, доводами. Ты оборачивался и видел, что социалисты остались далеко позади, совсем крохотные, они машут платками и кричат: «Подождите нас»
Вот этого как раз и надо остерегаться — изображать странным то, в чем ни малейшей странности нет. Дневник, по-моему, тем и опасен: ты все время начеку, все преувеличиваешь и непрерывно насилуешь правду.
Заставить силой учить философию - это плохо: это удел плохих людей.
Когда живешь один, вообще забываешь, что значит рассказывать: правдоподобные истории исчезают вместе с друзьями.
Мне так нравилось вчерашнее небо — стиснутое, черное от дождя, которое прижималось к стеклам, словно смешное и трогательное лицо. А нынче солнце не смешное, куда там… На все, что я люблю: на ржавое железо стройки, на подгнившие доски забора — падает скупой и трезвый свет, точь-в-точь взгляд, которым после бессонной ночи оцениваешь решения, с подъемом принятые накануне, страницы, написанные на одном дыхании, без помарок. Четыре кафе на бульваре Виктора Нуара, которые ночью искрятся огнями по соседству друг с другом, — ночью они не просто кафе, это аквариумы, корабли, звезды, а не то огромные белые глазницы — утратили свое двусмысленное очарование.
Мои воспоминания — словно золотые в кошельке, подаренном дьяволом: откроешь его, а там сухие листья
Но я ничего больше не вижу: сколько я ни роюсь в прошлом, я извлекаю из него только обрывочные картинки, и я не знаю толком, что они означают, воспоминания это или вымыслы.
Однако на сотню мертвых историй сохранялись одна-две живые. Эти я вызываю в памяти с осторожностью, не часто, чтобы они не износились. Выужу одну, передо мной воскреснет обстановка, действующие люди, их позы. И вдруг стоп: я почувствовал потертость — сквозь основу чувств уже проглядывает слово. Я угадываю: это слово вскоре займет место многих дорогих мне образов. Я сразу останавливаюсь, начинаю думать о другом — не хочу перетруждать свои воспоминания. Но тщетно — в следующий раз, когда я захочу их оживить, многие из них уже омертвеют.
- Наверно, это переворачивает всю душу. Если бы мне довелось однажды куда-нибудь поехать, мне кажется, перед отъездом я описал бы на бумаге все мельчайшие черточки своего характера, чтобы, вернувшись, сравнить — каким я был и каким стал. Я читал, что некоторые путешественники и внешне и внутренне изменялись настолько, что по возвращении самые близкие родственники не могли их узнать.
Теперь я один. Не совсем один. Есть еще эта мысль, она рядом, она ждет. Она свернулась клубком, как громадная кошка; она ничего не объясняет, не шевелится, она только говорит: «нет». Нет, не было у меня никаких приключений.
Было нечто, чем я, не сознавая этого, дорожил больше всего на свете. Это была не любовь, боже мой, нет, и не слава, не богатство. Это было… В общем, я воображал, что в известные минуты моя жизнь приобретала редкий и драгоценный смысл. И для этого не было нужды в каких-то особых обстоятельствах, нужна была просто некоторая четкость.
Вот ход моих рассуждений: для того, чтобы самое банальное происшествие превратилось в приключение, достаточно его РАССКАЗАТЬ. Это-то и морочит людей; каждый человек — всегда рассказчик историй, он живет в окружении историй, своих и чужих, и все, что с ним происходит, видит сквозь их призму. Вот он и старается подогнать свою жизнь под рассказ о ней. Но приходится выбирать: или жить, или рассказывать.
Пока живешь, никаких приключений не бывает. Меняются декорации, люди приходят и уходят — вот и все. Никогда никакого начала. Дни прибавляются друг к другу без всякого смысла, бесконечно и однообразно.
Я сам своя свобода.
Человек состоит из всех людей. Он равен им всем, и все они равны ему.
Делать что бы то ни было в три часа дня либо слишком поздно, либо слишком рано.
Отличие человека от животного состоит в том, что человек может покончить жизнь самоубийством.
Империалистический геноцид может привести к более тяжким последствиям, поскольку группа, которую американцы пытаются уничтожить, уничтожая вьетнамский народ, — это всё человечество.
Мир прекрасно обошелся бы без литературы; еще лучше он обошелся бы без человека.
Понимаешь, начать кого-нибудь любить — это целое дело. Нужна энергия, любопытство, ослеплённость... Вначале бывает даже такая минута, когда нужно перепрыгнуть пропасть: стоит задуматься и этого уже не делаешь. Я знаю, что больше никогда не прыгну.
Всякий антикоммунист — сволочь (иногда переводят как «собака»^[1], за публикацию данной цитаты в социальных сетях граждане РФ могут получить административное взыскание^[2])

Цитаты о Сартре

Сартр и мода на него спародированы в романе Бориса Виана «Пена дней», 1946

	Энтузиазм его я всегда объяснял желанием пребывать в первой шеренге. Он ужасно боялся, что история может его выплюнуть, что он может потерять публику, потому что молодые пойдут в другом направлении.
	— «Беседы со Станиславом Лемом» (гл. «Страсть философствования», 1982)

	Посмотрите, сегодня от [наследия] Сартра не осталось ничего, абсолютно.
	— «Так говорил... Лем» (гл. «Summa, или Panta rhei»), 2001

Недаром Жан-Поль Сартр сказал: «Ад — это другие». Это поистине удивительные слова — редко бывает, чтобы такое количество истины удавалось втиснуть в одно-единственное предложение. Однако, несмотря на всю свою глубину, эта сентенция недостаточно развёрнута. Чтобы она обрела окончательную полноту, надо добавить, что Жан-Поль Сартр — это тоже ад.

— Виктор Пелевин, «Краткая история пэйнтбола в Москве», 1997

Ожидание небытия перед лицом смерти придаёт человеческому существованию экзистенциальный характер. Сартр включает в небытие не только «ничто», но и бессмысленность. В экзистенциализме не существует пути преодоления этой угрозы. Единственно возможное отношение к угрозе — мужество принять её на себя: мужество!

— Пауль Тиллих

Всю свою сознательную жизнь философ Жан-Поль Сартр был воинствующим атеистом. Хотя он отвергал марксистский материализм, его политические высказывания часто были неотличимы от сталинизма в самых суровых его проявлениях.
Однако в последние месяцы жизни во взглядах философа произошли неожиданные перемены. В 1980 году, на пороге смерти, уже ослепший и беспомощный, но еще в полном сознании, Сартр очень близко подошел к вере в Бога — возможно, даже более, чем близко.
Если рассказать эту историю в нескольких словах (и, наверно, с благоговением), то она такова. В последние годы жизни Сартра с ним проводил много времени Пьер Виктор, бывший маоист. В начале весны 1980 г. они опубликовали свои беседы на страницах ультралевого журнала «Нувель обсерватёр». Достаточно привести одно высказывание Сартра, которое в полной мере свидетельствует о глубине его принятия благодати Божьей и о признании тварности человека:
«Я не ощущаю себя продуктом случая, песчинкой во вселенной; я чувствую, что был ожидаем, приготовлен, задуман. В общем, такое существо, как я, могло появиться только волей Творца. Говоря о творящей руке, я имею в виду Бога».
...Обращение Сартра — и ужас мадам Бовуар. Чаша весов явно перевешивает в сторону слепого старика, который, тем не менее, увидел гораздо больше. — National Review, NY, 11 июня 1982

Отдельные статьи о произведениях

Примечания

↑ Ален Бадью. Следует ли отказаться от коммунистической гипотезы? // Бадью Ален. Обстоятельства, 4: Что именует имя Саркози? СПб., 2008. С.127-128.
↑ Питерский коммунист заплатит за цитату Сартра

[1] Ален Бадью. Следует ли отказаться от коммунистической гипотезы? // Бадью Ален. Обстоятельства, 4: Что именует имя Саркози? СПб., 2008. С.127-128.

[2] Питерский коммунист заплатит за цитату Сартра

[1]

[2]