Смерть травы

«Смерть травы» (англ. The Death of Grass) — апокалиптический (катастрофический) роман Джона Кристофера 1956 года. В США издан как «Ни травинки» (No Blade of Grass), и экранизирован под тем же названием в 1970 году.

Цитаты

	— Значит, придётся потуже затянуть пояса. — Затянутый пояс довольно глупо смотрится на скелете. — II
	'We may have to tighten our belts.' 'A tight belt <…> looks silly on a skeleton.'

	— Учёные ещё никогда не подводили нас. Будем надеяться, что не подведут и на этот раз. А, впрочем, смотри на всё с любовью, как в последний раз, <…> — он поднял свой почти пустой стакан. — Мир без пива? Невозможно! Давай выпьем и нальём ещё по стаканчику. — II
	'The scientists have never failed us yet. We shall never really believe they will until they do.' <…> ' He lifted his nearly empty glass. 'Look thy last on all things lovely every hour. A world without beer? Unimaginable. Drink up and let's have another.'

	— Моя лужайка полна этой гадостью. Я начал было обрезать, но потом обнаружил, что по всей округе — то же самое. — У меня та же картина, — сказал Роджер. — Эдакий тёплый гниющий оттенок коричневого. — IV
	'My lawn's full of it I started cutting-out operations but then I saw that all the grass in the district's got it.' 'Mine, too,' Roger said. 'A warm putrefying shade of brown.'

	— Вот наша надежда, — воскликнул Роджер, — женская стабильность. Уезжает из дома навсегда, но снимает чайник. Мужчина скорей бы хлопнул этим чайником об пол, а потом запалил дом. — V
	'That's our hope,' Roger said. 'The feminine stabilizer. She's leaving her home for ever, but she puts the kettle away. A man would be more likely to kick it round the floor, and then set fire to the house.'

	… все люди — друзья по выгоде и враги по выбору. — VI
	'… all men are friends by convenience and enemies by choice.'

	Енох был мирным человеком. Он жил в городе, который выстроил для него отец. Но отцовский кинжал всегда носил на поясе. — XIII
	'Enoch was a man of peace,' John said. 'He lived in the city which his father built for him. But he kept his father's dagger in his belt.'

Перевод

О. Радько, 1992

О романе

	На научном уровне хорошо продумано — развитие вируса и безрезультатная борьба с ним; но после того, как гибель мира произошла, идея никак не используется. <…> Мы мало видим, что происходит с животными. Даже меняющийся пейзаж редко адекватно детализуется. <…> Роман начинается спокойно — это преимущество позволяет должным образом нагнетать напряжённость по мере развития событий с силой и неотвратимостью, <…> с устойчивым эмоциональным давлением на читателя, которое очень редко встречается в фантастике. <…> Странно, что на этом уровне находится и главная слабость истории — проработка персонажей. Женщины, судя по всему, вообще не дышат. <…> Кристофер ввёл лишь одного важного персонажа — и это достаточно. <…> Это история Пирри, а без него роман сколлапсирует в банальную эмоциональность. <…> Но мой окончательный вердикт: это роман, который на голову выше собственных слабостей.
	On the science level, the development of the virus and the futile fight against it are well thought out; but once the world doom is established, no more is done with the idea. <…> We see little of what happens to animals and pets. We rarely get even adequate detail on the changing landscape. <…> It begins quietly — a virtue that permits the development of tension to be paced properly — and moves forward with power and inevitability. It balances melodrama with underwriting to the advantage of each. It pits man against hostile nature and makes its point (that the primary function of life is survival) with a sustained emotional drive on the reader that is all too rare in fiction. <…> Strangely, for a story on this level, its major weakness comes in the handling of character. The women throughout never seem to breathe. <…> Christopher does give the story one vital character — and that one is enough. <…> This is Pirrie’s story, and without him the novel collapses back into platitudinous emotionalism. <…> But my final verdict is that it’s a novel that is head and shoulders above its own weaknesses.
	— Лестер дель Рей

	Может быть лучший из британских романов-катастроф в научной фантастике, <…> отлично детализирован.
	May be the best of the ‘British disaster’ type of science fiction <…> excellently detailed.
	— Лестер дель Рей

«— Мир без пива? Невозможно! Давай выпьем и нальём ещё по стаканчику!» И немедленно выпил: нет, не бесшабашный алкоголизм «ерофеевцев», имя которым легион — мол, гори всё синим пламенем! Флегма. Туманный Альбион. <…> Ведь стопроцентно объективны те немногие, кто констатирует: «при Сталине всё было!» Конечно, было! Для тех немногих, кто остался в живых и на свободе. КОЛИЧЕСТВО ПРОДУКТОВ НА ДУШУ НАСЕЛЕНИЯ УВЕЛИЧИВАЕТСЯ ПУТЁМ СОКРАЩЕНИЯ ДУШ НАСЕЛЕНИЯ. А чем англичане хуже? А пожалуй хуже. И вот чем. Человек способен на любую глупость и жестокость, когда на него обрушивается нечто ранее неизвестное и угрожающее. Смерть травы, чрезвычайное положение, эвакуация разумеется, не подарок! Но! Джон Кристофер закончил «Смерть травы» в 1956 году. Его англичане уже пережили и бомбёжку Лондона, и затемнение в Грэтли, и молодых львов… А тут — всего лишь угроза голода (не голод!) — и… <…> Родись он <…> в стране, «где так вольно дышит человек», — досталось бы на орехи <…>: ладно, бы только за неверие в могучесть сельскохозяйственных селекционеров из колхоза «Красное вымя» (подумаешь, трава гибнет! да мы дрова на дворе станем выращивать, хлеб из опилок полезней и питательней!)… но покушение очернителя Кристофера на образ положительного героя, на его АЖП, — это вызвало бы характерный треск, с которым лопнуло бы терпение отечественных хранителей (лат. praeservatio; рус…). НАШ человек на ТАКОЕ не способен. <…> «Между тем грудной младенец знает, что Одержание — есть не что иное, как Великое Разрыхление Почвы». («Улитка на склоне. Лес.») На разрыхлённой почве хорошо произрастает трава. Не исключено, та самая, которую настигла смерть в том мире, от которого сбежала группка хорошо информированных англичан Джона Кристофера. В долину Слепой Джилл, где трава как росла, так и будет расти. Будет. Будущее. Естественно, светлое. Ради него морально пожертвовать всем, даже собственным братом. Но! Уцелевший брат-урбанист, прикончив брата-агрария, со всей ответственностью объявляет: «Я должен построить Город». А это уже не осознанная необходимость, а мания бега за горизонт. А ведь в Городе трава не растёт… Нет там для неё места. И вообще такого места нет. Утопия. А Джон Кристофер жил себе в антиутопии (есть такое место!) и предупреждал: утопия — это Город, Город Солнца, белого Солнца ПУСТЫНИ. Трава в пустыне тоже не растёт. Не бегайте за горизонт! Любите герань! Уважайте нрав трав!

— Андрей Измайлов, «Нрав трав, или Владимир Ильич Ленин очень не любил герань»

1957

	… подлинный шедевр экстраполятивных произведений, стоящий на уровне лучших работ Кларка или Уиндема. <…> Это прекрасно разработанный роман характеров, усиленный мощным и даже шокирующим действием на фоне безупречной научной и социологической мысли, и рассказанный с безжалостно убедительной сдержанностью — вкратце, в нём есть всё, что должен содержать современный роман воображения.
	…an authentic masterpiece of extrapolative fiction to set beside the very best of Clarke or Wyndham. <…> This is a richly developed novel of character, sustained by powerful and even shocking action against a background of faultless scientific and sociological thought, and told with relentlessly compelling understatement — in brief, everything that the modern novel of the imagination should be.
	— Энтони Бучер

	… это роман о характере: медленном, неизбежном росте твёрдости и беспощадности Джон Кустанса, мягкого белого воротничка из Лондона <…>. На последних страницах мы видим в нём человека, который может выжить и руководить в мире, отброшенном к дикости — и мы видим, что такой же дикарь сидит во всех нас. Роман хладнокровно дик и безжалостен на каждой странице после начала движения по мрачной дороге на север. <…> Это, безусловно, одна из лучших книг года.
	… this is a novel of character: the slow, inevitable growth of hardness and ruthlessness in John Custance, the soft white-collar Londoner <…>. In the John Custance of the last pages, we see the kind of man who can survive and lead in a world forced back to savagery—and we see that this kind of savage is in us all. It’s quietly savage and ruthless in every page, once the grim trek north is under way. <…> It’s certainly one of the best books of the year.
	— Питер Скайлер Миллер

	… «День триффидов» Джона Уиндема и «Сильнейший» Дж. Т. Макинтоша показали разложение цивилизации под атаками разумных чудовищ. Кристофер спокойно превзошёл их обоих. <…> Его причина катастрофы настолько привычна, что едва ли вообще похожа на научно-фантастическую: все видели траву и слыхали о вирусах. Из всех возможных путей Кристофер выбирает одну маленькую таблетку спекуляции, которую легко проглотить.
	… John Wyndham’s <…> The Day of the Triffids, and J. T. Mcintosh’s The Fittest <…> showed civilization dissolving under the attack of intelligent beasts. Christopher quietly goes them one better. <…> This hits so close to home that it hardly seems like science fiction at all: everybody has seen grass, and heard of viruses. In every possible way, Christopher makes his one small pill of speculation easy to swallow.
	— Деймон Найт, «В поисках удивительного»