В поисках удивительного

«В поисках удивительного» (англ. In Search of Wonder) — сборник рецензий Деймона Найта на science fiction, в основном, 1940-1950-х годов. Первое издание выпущено в 1956 году, дополненные 2-е и 3-е — в 1967 и 1996 соответственно. Рецензии сначала печатались в журналах, начиная с 1952 года. Название, вероятно, отсылает к понятию sense of wonder. На русском языке работа не издавалась.

Цитаты

1. «Критики»

Как критик, я действую в рамках некоторых основных допущений, полностью эксцентричных, для ума: 1. Что термин «научная фантастика» неверен, что попытка получить согласие двух энтузиастов по его определению приводит только к окровавленным костяшкам пальцев; что были придуманы и лучшие определения (предложенный Хайнлайном «спекулятивная фантастика», думаю, лучший) <…>; и что он не причинит нам особого вреда, если мы вспомним, что, как и «The Saturday Evening Post», обозначает то, что мы подразумеваем, когда произносим его. 2. Что издательская реклама на обложке и рецензия — это две разные вещи, которые должны быть составлены соответственно. 3. Что научная фантастика — это область литературы, которую стоит принимать всерьёз, и к ней могут быть эффективно применены обычные критические стандарты <…>. 4. Что плохая книга вредит научной фантастике больше, чем десять плохих комментариев.

As a critic, I operate under certain basic assumptions, all eccentric, to wit: 1. That the term “science fiction” is a misnomer, that trying to get two enthusiasts to agree on a definition of it leads only to bloody knuckles; that better labels have been devised (Heinlein’s suggestion, “speculative fiction,” is the best, I think) <…>; and that it will do us no particular harm if we remember that, like “The Saturday Evening Post,” it means what we point to when we say it. 2. That a publisher’s jacket blurb and a book review are two different things, and should be composed accordingly. 3. That science fiction is a field of literature worth taking seriously, and ordinary critical standards can be meaningfully applied to it <…>. 4. That a bad book hurts science fiction more than ten bad notices.

	Зачем кто-то рвёт плохое произведение искусства в клочья? Затем, чтобы узнать, как это делается.
	Why should anybody rip a bad work of art to shreds? Why, to find out how it is made.

5. «Космический халтурщик: А. Э. ван Вогт»

статья посвящена, в основном, роману «Мир Нуль-А»

	Джон В. Кэмпбелл не единожды выражал своё мнение редактора, что «Мир Нуль-А» является «одним из появляющихся раз в десятилетие классических произведений научной фантастики». Я предлагаю альтернативное суждение, что, будучи далеко не «классикой» для любого разумного стандарта, «Мир Нуль-А» является одним из худших якобы зрелых научно-фантастических произведений из когда-либо опубликованных.
	John W. Campbell has said editorially more than once that The World of A is “one of those once-in-a-decade classics of science fiction.” I offer the alternate judgment that, far from being a “classic” by any reasonable standard, The World of A is one of the worst allegedly-adult science fiction stories ever published.

	«Мир Ā» изобилует противоречиями, вводящими в заблуждение уликами и неуместными действиями.
	The World of Ā abounds in contradictions, misleading clues and irrelevant action.

	Персонажи ван Вогта неоднократно совершают ошибки, известные как отсроченное удивление. Этот феномен смешон, потому что представляет собой умственный провал. Его причиной является неспособность осознать новый факт до смешного долгое время. В «Мире Ā» насчитывается двенадцать таких примеров.
	Van Vogt's characters repeatedly commit the error known as the double-take. This phenomenon is funny because it represents a mental failure. Its cause is inability to absorb a new fact until a ridiculously long time has elapsed. In The World of Ā there are twelve examples in all.

	В мире ван Вогта прогрессом, заявленным или подразумеваемым, по сравнению с 1945 годом является не более, чем: а) мировое правительство; б) горстку приспособлений, в) ограниченное развитие космических путешествий; и г) научная система образования — позднее доработанная суперменом.
	In van Vogt’s world the advancement over 1945, either stated or implied, amounts to no more than (a) a world government; (b) a handful of gadgets; (c) limited development of space travel; and (d) a scientific system of education—the latter developed by a superman.

	Изучение приспособлений, описанных в «Мире Ā», показывает две вещи: во-первых, ван Вогт не потрудился интегрировать эти приспособления в технический фон своего повествования, и, во-вторых, он не имеет ясного представления об их природе.
	Study of the gadgets mentioned in The World of A reveals two things: first, van Vogt has not bothered to integrate the gadgets into the technological background of his story; and second, he has no clear idea of their nature. van Vogt has not bothered to integrate the gadgets into the technological background of his story, and he has no clear idea of their nature.

	Примеры плохих пассажей в «Мире Ā» можно приводить бесконечно. Моё личное мнение: весь роман написан плохо, с небольшими исключениями.
	Examples of bad writing in The World of Ā could be multiplied endlessly. It is my personal opinion that the whole of it is written badly, with only minor exceptions.

далее другие цитаты

Что поражает меня в произведениях ван Вогта (большинство из которых описывают будущее), так это регулярность, с которой почти во всех из них формы правления связаны с абсолютной монархией; и монархи в этих историях неизменно изображаются сочувственно. <...> Абсолютная монархия была формой правления, которая везде развивалась для удовлетворения феодальных экономических условий, и которая отмерла вместе с феодализмом. Современные попытки ввести подобную систему в более развитых культурах, как было убедительно доказано, ведут к провалу. Монархия мертва и никогда не сможет возродиться до тех пор, пока экономические условия, которые произвели её, не повторятся. То, что ван Вогт, как частное лицо, желает, чтобы было так, не преступление; но невежество автора — вот что преступление.

It strikes me as singular that in van Vogt’s stories, nearly all of which deal with the future, the form of government which occurs most often is the absolute monarchy; and further, that the monarchs in these stories are invariably depicted sympathetically. <…> The absolute monarchy was a form of government which evolved to meet feudal economic conditions everywhere, and which has died everywhere with feudalism. Modern attempts to impose a similar system on higher cultures have just been proven, very decisively, to be failures. Monarchy is dead, and it can never revive until the economic conditions which produced it recur. It is no crime for van Vogt as a private citizen to wish that this were not so; but ignorance, for an author, is a crime.

В общем, ван Вогт, как мне кажется, последовательно терпит неудачу как писатель, в следующих элементарных случаях: 1. Его сюжеты не выносят экспертизы. 2. Подбор слов и синтаксис предложений бесчувственны и осуществляются им на ощупь. 3. Он не в состоянии ни визуализировать сцены, ни сделать персонажа реальным. Мне кажется, дело в том, что репутация ван Вогта зиждется, в основном, на том, что он не говорит, чем на том, что он говорит. Его привычкой является введение чудовища, приспособления, внеземной культуры просто называя их, без каких-либо объяснений их природы. Из этого можно легко заключить, что ван Вогт — хороший и глубокий писатель, по двум причинам: во-первых, потому что он, принимая что-то за само собой разумеющееся, вероятно, заставляет легкомысленного читателя сделать то же самое; и, во-вторых, потому, что такой авторский приём используют много хороших писателей, которые позже бегло объясняют опущенные детали, как неотъемлемую часть действия. Но тот факт, что ван Вогт не делает ничего подобного, не может легко избежать критики. Посредством этого и с помощью своего писательского стиля, который дискуссионен и за которым трудно следовать, ван Вогт затемняет сюжет до такой степени, что, когда он, в конце концов, полностью разваливается, это остаётся незамеченным.

In general, van Vogt seems to me to fail consistently as a writer in these elementary ways: 1. His plots do not bear examination. 2. His choice of words and his sentence-structure are fumbling and insensitive. 3. He is unable either to visualize a scene or to make a character seem real. It seems to me, as a matter of fact, that van Vogt’s reputation rests largely on what he does not say rather than on what he says. It is his habit to introduce a monster, or a gadget, or an extraterrestrial culture, simply by naming it, without any explanation of its nature. It is easy to conclude from this that van Vogt is a good and a profound writer, for two reasons: first, because van Vogt’s taking the thing for granted is likely to induce a casual reader to do the same; and second, because this auctorial device is used by many good writers who later supply the omitted explanations obliquely, as integral parts of the action. The fact that van Vogt does nothing of the sort may easily escape notice. By this means, and by means of his writing style, which is discursive and hard to follow, van Vogt also obscures his plot to such an extent that when it falls to pieces at the end, as it frequently does, the event passes without remark.

Вообще, мир, в котором бродит ван Вогт, странен. В этом тёмном и мрачном мире средневековые правители летают на ракетных кораблях, супермены рассчитывают на ловкость пальцев, лидеры левых являются также и лидерами правых, а каждый герой обладает 32-калиберной невероятностью в заднем кармане брюк. В отсутствие Хайнлайна, Хаббарда, де Кампа и других ушедших из Astounding'а предвоенных писателей, ван Вогт выглядит гигантом. Однако он вовсе не гигант, а пигмей, который научился работать на пишущей машинке-переростке.

Altogether, it is a strange world that van Vogt wanders in. In that dark and murky world, medieval rulers ride rocket-ships; supermen count on their fingers; the leader of the Left is also the leader of the Right; and every hero packs a .32 caliber improbability in his hip pocket. In the absence of Heinlein, Hubbard, de Camp and the rest of Astounding’s vanished prewar writers, van Vogt stands like a giant. But he is no giant; he is a pygmy who has learned to operate an overgrown typewriter.

«Империя атома» — это несколько изменённая версия цикла ван Вогта «Клейн» из пяти повестей... <…> В главе 10 и генеалогических таблицах на форзацах была предпринята попытка оправдать издательские утверждения, что характер Клейна основывается на Лоренцо Медичи. На самом деле как указал Джеймс Блиш, <это не так>. <…> Удивительно то, что, используя такие неправдоподобные материалы, и адаптируя их без зерна здравого смысла (в книге нет признаков того, что ван Вогт понимает, что экспедиции на Марс намного сложнее экспедиций в Галлию), автор должен уметь строить повествование так, чтобы оно было жизненно и читабельно. Ссылки на атомизм в повести — бред от начала и до конца, также как приведённые стратегии и тактики, даже умножение и то неверно, а устремлённые к власти маньяки ван Вогта показывают его типичные симпатии. По крайней мере, можно быть уверенным в том, что его персонаж в решающий момент не будет размышлять о сентиментальном альтруизме, его злодеи — бескомпромиссные ублюдки, как и герои. Кроме того, автор работает с размахом: размах его фонов и массовых действий замыкаются сами в себе.

Empire of the Atom is a somewhat altered version of van Vogt’s five “Clane”.... <…> An attempt has been made in Chapter 10, and in the genealogical charts used as endpapers, to justify the publishers’ claim that the character of Clane is based on that of Lorenzo de’ Medici. Actually, as James Blish pointed out at the time, <this isn't the case>. <…> The wonder is that, using such unlikely materials, and adapting them without a grain of common sense (nothing in the book suggests that van Vogt realizes there is anything more complicated about an expedition to Mars than about one to Gaul), the author should have produced a narrative on the whole so lively and readable. The references to atomics in the story are nonsense from beginning to end; so are those to strategy and tactics; even the multiplication is wrong; and yet van Vogt’s single-minded power maniacs exert their usual fascination. You can at least be sure that a van Vogt character will never break down into sentimental altruism at a crucial moment; his villains are thoroughgoing bastards, and so are his heroes. In addition, the man does work on a grand scale: the magnitude of his backgrounds, and their massive movement, are engrossing in themselves.

6. «Полуплохие авторы»

	... «Я — легенда» Ричарда Мэтисона <…> наполнен хорошими идеями, но следуя одна за другой, они сразу же пропадают из повествования.
	"I Am Legend" by Richard Matheson is full of good ideas, every other one of which is immediately dropped and kicked out of sight

9. «Больше куроголовых»

	Единственная вещь худшая, чем плохой американский роман — плохой британский.
	The only thing worse than a bad American novel is a bad British one.

10. «Когда я был в коротких штанишках: Рэй Брэдбери»

	Темой Брэдбери является детство и глубоко запрятанный ребёнок-во-взрослом; его целью является сузить фокус, а не расширить его; сжать все большие устрашающие вещи до знакомых пределов: космический корабль до консервной банки, ракету для фейерверка к четвертому июля до медного чайника, льва до плюшевого мишки.
	Bradbury's subject is childhood and the buried child-in-man; his aim is to narrow the focus, not to widen it; to shrink all the big frightening things to the compass of the familiar: a spaceship to a tin can; a Fourth of July rocket to a brass kettle; a lion to a Teddy bear.

Синопсис

На примере некогда нашумевшего романа «Мир Нуль-А» А.Э. Ван Вогта Найт, приложив уйму труда, перечисляет, приводя цитаты, неисчислимые аграмматизмы, паралогизмы и внутренние противоречия фантастического действия. Он обнажает абсолютную бессмысленность психологической мотивации героев, цитирует ошибочно построенные фразы, неумышленно смешные сцены и диалоги, а также демонстрирует совершенную абсурдность «научных сенсаций» Ван Вогта. — перевод: Е. П. Вайсброт, В. Борисов, 2004

— Станислав Лем, «Фантастика и футурология», книга 2 (примечание 4), 1970, 1972

Найт выделяет группу произведений, содержащих так называемую «idiot plot» (кретинский сюжет) — термин, говорят, придумал Дж. Блиш; речь идёт о произведениях, акция которых может продвигаться только лишь потому, что каждое вовлечённое в неё лицо ведёт себя как кретин. Например, разговор идёт о романе, в котором некий супермен ухитряется убивать людей на расстоянии актом воли, действие же, вращающееся вокруг преследования этой особы, тщательно обходит стороной методы, используемые следствием, поскольку они, гарантируя немедленное обнаружение супермена, сделали бы ненужным написание толстенной книги. Найт презентует curricula vitae многочисленных авторов, в том числе знаменитых, всякий раз заново показывая, сколь всеобъемлюще негативно их отношение к науке, позицию крайней антинаучности и невежества он приписывает, в частности, таким знаменитостям, как Рэй Брэдбери, Альфред Бестер, А.Е. Ван Вогт или Ричард Мэтисон.

— там же

О сборнике

	Деймон Найт устанавливает пока непревзойдённый стандарт для НФ-критики. <…> [Он] был авторитетен при подведении итогов по малозаметным, но и неожиданно оказавшимися явными огрехами в работах, которые, казалось, были довольно хорошими.
	Damon Knight sets an as yet unequalled standard for sf criticism. <…> [He] was influential when summing up the subtle but suddenly obvious flaws in work that had seemed pretty good.
	— Альгис Будрис, 1967

	В эссе «Космический халтурщик: А. Э. ван Вогт» Найт обнажил глубокие иррациональности, лежащие в самом сердце наиболее традиционной научной фантастики.
	In "Cosmic Jerrybuilder: A. E. van Vogt" Knight exposed the profound irrationality lying at the heart of much traditional science fiction.
	— Джон Клют, 2002

Станислав Лем

Из материала Найта вырисовывается портрет среднего автора научной фантастики 1950—1956 годов как человека, не способного правильно формулировать фразы на английском языке, не имеющего ни малейшего представления о науке, зачастую проявляющего по отношению к ней враждебность мракобеса, рекомпенсируемую в ходе вымышленного действия, как невежду, не знакомого ни с гуманитарными дисциплинами, ни с ведущей литературой мира; это «труженик» пера, который в начале карьеры пробовал зацепиться в любой области коммерческой беллетристики (именуемой «pulp», то есть той, которая включает в себя вестерн, криминальный роман, триллер, рассказы для дамских журналов, а также «sport fiction», посвящённую достижениям легендарных боксёров, бейсболистов etc.); такие попытки оказались не очень успешными и автор… почил на лаврах в научной фантастике. — перевод: Е. П. Вайсброт, В. Борисов, 2004

— «Фантастика и футурология», книга 2 (примечание 4), 1970, 1972

Найт, надо добавить, не безгрешен в оценках; пользуясь шаткими критериями, он причисляет к знаменитостям Т. Старджона или А. Азимова (хотя некоторые тексты последнего оценивает отрицательно) и одновременно высказывает гораздо больше претензий к «некоему» Рэю Брэдбери. <…> Будучи собранием «летучих» рецензий, «В поисках удивительного» демонстрирует колебания позиции автора, который то выражает непомерные надежды на будущее развитие научной фантастики, то, придя в отчаяние от её состояния и уровня, склоняется к мнению Артура Кёстлера, заявившего однажды, что фантастика и литература — качества несовыполнимые, по его мнению, от одной из них нужно раз и навсегда отказаться.

— там же

	Для порицания графоманских изысков Найт охотнее всего использует насмешки; однако обеим книгам свойственна шаткая позиция; малейшие признаки одобрения научной фантастики внешним литературным миром они усердно подхватывают, надеясь, что научная фантастика выберется из «гетто»...
	— там же

Грех Блиша и Найта, невинный впрочем, состоит в том, что оба они просто разобрали текущую продукцию SF, то есть уделили внимание всем авторам без исключения. Негативная, сокрушительная критика литературной дешёвки, которую осуществил Найт, принимая во внимание её размеры и обстоятельность, абсолютно напрасна, поскольку авторам-остолопам и так уже нельзя ничем помочь, а общественность, как уже говорилось, на такие критические дисквалификации ровным счетом не обращает внимания.

— «Science fiction: безнадёжный случай с исключениями», 1972

Ссылки

• Частичное чтение In Search of Wonder (2-е изд, 1967) на books.google