Уистен Хью Оден (англ. Wystan Hugh Auden; 1907 — 1973) — англо-американский поэт, родившийся в Великобритании, а после Второй мировой войны ставший гражданином США. Одена называют одним из величайших поэтов ХХ века.
Гении — счастливейшие из смертных, поскольку то, что они должны делать, полностью совпадает с тем, что им больше всего хочется делать.[3]
Единственный греческий бог, который хоть что-то делает, — это Гефест, да и тот — хромой рогоносец.[1]
Если два человека встречаются и беседуют, то цель этой беседы — не обменяться информацией или вызвать эмоции, а скрыть за словами ту пустоту, то молчание и одиночество, в которых человек существует.[1]
Здоровье — не предмет медицины; а святость — не предмет теологии.[3]
Интересы писателя и читателя никогда не совпадают — разве что по удачному стечению обстоятельств.[1]
Когда какой-нибудь болван говорит мне, что ему понравилось моё стихотворение, я чувствую себя так, словно залез к нему в карман.[1]
Не бывает умных опер, ведь люди не поют вслух громким голосом, когда находятся в здравом уме.[1]
Невообразимое количество американцев занимаются работой, которая кажется им скучной. Даже богач считает, что ему просто необходимо каждое утро спускаться вниз, в контору. Не потому, что ему это нравится, а потому, что он не знает, чем ещё ему заняться.[4]
Некоторые книги незаслуженно забываются, но нет ни одной, которую бы незаслуженно помнили.[1]
Нет ничего хуже плохого стихотворения, которое задумывалось как великое.[1]
Счастлив заяц поутру, ибо не дано ему знать, с какими мыслями проснулся охотник.[1]
Толпа не любит ни себя, ни всего того, что находится вне её.[1]
У каждого человека есть свой отличительный запах, по которому его узнают жена, дети, собаки. У толпы — общий, всегда одинаково дурной запах. Публика же запаха лишена вовсе.[1]
Человек — творящее историю существо, которое не может ни повторить своё прошлое, ни избавиться от него.[1]
Читатели могут изменять писателю сколько угодно, писатель же должен быть верен читателю всегда.[1]
Чтобы влиться в толпу, вовсе не обязательно выходить на улицу — достаточно, сидя дома, развернуть газету или включить телевизор.[1]
Я не понимаю, почему считается зазорным писать для массовых изданий. До тех пор, конечно, покуда они не вмешиваются в твои тексты. Конечно, они могут изменить пару слов, чтобы текст был более понятными. Это ничего не решает. А вот когда они просят изменить направление твоей мысли, это уже проституция.[4]
Его лицо часто сравнивали с географической картой. Действительно, было похоже на географическую карту с глазами посредине. Настолько оно было изрезано морщинами во все стороны. Мне лицо Одена немножко напоминало кожицу ящерицы или черепахи.[5]
Если бы я мог выбрать для себя физиономию, то выбрал бы лицо либо Одена, либо Беккета. Но скорее Одена.[5]
— Иосиф Бродский
Оден уникален. Для меня он — одно из самых существенных явлений в мировой изящной словесности. Я сейчас позволю себе ужасное утверждение: за исключением Цветаевой, Оден мне дороже всех остальных поэтов.[5]
— Иосиф Бродский
Он был монологичен. Он говорил чрезвычайно быстро. Прервать его было совершенно невозможно, да у меня и не было к тому желания.[5]
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе
.svg){kind=logo}
