Анекдот (Булгарин)

«Анекдот» — пасквиль Фаддея Булгарина против Александра Пушкина, опубликованный без подписи и явившийся началом открытой полемической войны с ним и писателями его круга, объединившихся вокруг «Литературной газеты» (в русле развернувшегося тогда фронта антидворянской журналистики). Поводом послужила напечатанная анонимная рецензия А. А. Дельвига на исторический роман Булгарина «Димитрий Самозванец», принятая тем за пушкинскую. Автор нередко печатал схожие памфлеты, в т.ч. один против Пушкина — более мягкий «В одном французском журнале напечатан следующий анекдот…» в 1828. Ошибка Булгарина в авторстве критики на «Самозванца» и агрессивная реакция объяснялись также литературным скандалом, разгоравшимся вокруг романа — в ноябре 1829 были напечатаны несколько отрывков из него, давших повод подозревать Булгарина в заимствованиях из «Бориса Годунова» Пушкина, причём сам факт знакомства с неопубликованной пушкинской трагедии ясно указывал на его связи с III Отделением. Пушкин ответил памфлетом <О записках Видока> и эпиграммами. А 22 марта Булгарин анонимно напечатал разгромную рецензию на 7-ю главу «Евгения Онегина».

Тексты см. в Викитеке.

Цитаты об «Анекдоте»

	… глупую статью Булгарина <…> [в Петербурге] все читают с омерзением. Хорош Булгарин, что не узнал Дельвига и подумал, что критика на «Самозванца» писана Пушкиным.
	— Пётр Вяземский, письмо В. Ф. Вяземской 14 марта 1830

… образованный человек, застенчивый в отношении чести своей, не войдёт в бой неровный, словесный или письменный, с противниками, которые не научились в школе общежития цене выражений и приличиям вежливости. <…> Английские нравы, может быть, хороши в Англии, но не в литературе: там знатный лорд должен по первому вызову площадного витязя засучить рукава и действовать кулаками. Есть и в литературе аристократия: аристократия талантов; есть и в литературе площадные витязи, но, по счастью, нет здесь народного обычая, повелевающего литературным джентлеменам отвечать на вызовы Джон-Буля. — в конце «Анекдота» упоминался Джон Буль

— Пётр Вяземский, «Несколько слов о полемике»

В литературе африканской происходят удивительные вещи: некоторые из африканских пустоголовых рыцарей, чувствуя, что могут служить предметом злых и вместе справедливых насмешек для тамошних журналистов, кои схватывают портреты подобных оригиналов и живыми красками их описывают, объявили сим последним, что будут с ними драться, а на иных жаловаться; журналисты же смеются над их угрозами и между тем продолжают тешить публику. — вероятно, первый отклик враждебной Пушкину печати на публикацию «Анекдота»; приведён полностью

	… Булгарин <…> смешал Пушкина с грязью <…>. Разумеется, что всё это он говорил иносказательно, но так, что всякий мужик поймёт, о ком дело идёт…
	— неизвестный, письмо С. П. Шевырёву 18 апреля 1830

Узнав, что Пушкин намерен помогать Дельвигу своим содействием [«Литературной газете», Булгарин] ещё более испугался [критики против себя] и, не дожидаясь первого выстрела с неприятельской батареи, сам начал атаку, не против Пушкина-писателя, а против Пушкина-человека в фельетоне <…>. В то время Пушкин действительно старался о получении звания камер-юнкера, единственно для того, чтоб возить свою красавицу жену ко двору и в большой свет. Слова фельетона задели его за живое, но напрасно он сердился: этих намёков никто не думал применять к нему; никто, кроме особ, приближенных к нему, не знал о его домогательстве <…>. Он не догадывался, что Булгарин, как зловещий ворон, прикаркнул ему о бедственной судьбе, которая ожидала его на паркете, ибо нет сомнения, что он погиб вследствие досады придворных дураков на то, что среди них явился человек умный и гениальный.

— Николай Греч, «Записки о моей жизни» (гл. 12), 1860-е

Александр Пушкин

	Булгарин изумил меня своею выходкою, сердиться нельзя, но побить его можно и, думаю, должно — но распутица, лень и Гончарова не выпускают меня из Москвы, а дубины в 800 вёрст длины в России нет…
	— письмо Петру Вяземскому 2-й половины марта 1830

	Г-н Булгарин, утверждающий, что он пользуется некоторым влиянием на вас, превратился в одного из моих самых яростных врагов из-за одного приписанного им мне критического отзыва После той гнусной статьи, которую напечатал он обо мне, я считаю его способным на всё. Я не могу не предупредить вас о моих отношениях с этим человеком, так как он может причинить мне бесконечно много зла.
	Mr Boulgarine, qui dit avoir de l'influence auprès de vous, est devenu un de mes ennemis les plus acharnés à propos d'une critique qu'il m'a attribuée. Après l'infâme article qu'il a publié sur moi, je le crois capable de tout. Il m'est impossible de ne pas vous prévenir sur mes relations avec cet homme, car il pourrait me faire un mal infini.
	— письмо А. Х. Бенкендорфу 24 марта 1830

Об <О записках Видока>

… статья <…> прислана Пушкиным из Москвы к Дельвигу с тем, чтобы последний её напечатал в том номере, который должен был выйти в день светлого Христова воскресенья, 6 апреля, в виде красного яичка для Булгарина. <…> На третий день по появлении <…> статьи Пушкина мы зашли к Оленину, который нам рассказал, что накануне у него был Булгарин, взбешённый этою статьёю, божась, крестясь и кланяясь низко перед висевшею в лавке русскою иконою, хотя он был католик, что между Видоком и им ничего нет общего. <…> Статья эта наделала много шуму, но только литераторам был понятен намёк в ней на Булгарина. Чтобы сделать его понятным и публике, были написаны разные эпиграммы и стихотворения, в которых имя Видока ставили рядом с Фигляриным, под которым Булгарин был довольно известен всей читающей публике.

— Андрей Дельвиг

Булгарин поглупел до того от Видока, что уехал ранее обыкновенного в деревню. Но подл по прежнему. Он напечатал твою эпиграмму на Видока Фиглярина с своим именем не по глупости, как читатели думают, а дабы тебя замарать. Он представил её правительству, как пасквиль, и просил в удовлетворение своё позволения её напечатать. Ему позволили, как мне объявил цензор, похваля его благородный поступок, разумеется не зная, что эпиграмма писана не с его именем и что он поставил оное только из боязни, чтобы читатели сами не нашли её эпиграммою на него. Не желая, чтобы тебя считали пасквилянтом, человеком, делающим противузаконное, я подал в высшую Цензуру просьбу, чтобы позволили это стихотворение напечатать без ошибок, а тебя прошу оправдаться пред его величеством. Государю, тебя ласкающему, приятно будет найти тебя правым.

— Антон Дельвиг, письмо Пушкину 8 мая 1830