Бенито Муссолини

Бенито Муссолини

Статья в Википедии

Произведения в Викитеке

Медиафайлы на Викискладе

Бени́то Ами́лькаре Андре́а Муссоли́ни (итал. Benito Amilcare Andrea Mussolini, 29 июля 1883 — 28 апреля 1945) — итальянский политический деятель, литератор, лидер фашистской партии (НФП), вождь («дуче»), возглавлявший Италию (как премьер-министр) с 1922 по 1943.

Цитаты

Муссолини в мае 1930

	Что такое свобода? Нет такого понятия как абсолютная свобода!
	What is freedom? There is no such thing as absolute freedom!

	Речи, произносимые народу, необходимы, чтоб вызвать энтузиазм для войны. — Цитируется Эмилем Людвигом в «Mussolinis Gespräche mit Emil Ludwig» (1932)
	Speeches made to the people are essential to the arousing of enthusiasm for a war.

	корр.: У вас нет программы фашистской партии. — Программа партии устанавливается мною ежедневно, после прочтения утренних телеграмм, и остаётся в силе до изучения вечерних.
	— интервью, 1933

Германский Народ — это военный народ, но не народ воинов. Дайте немцу много колбасы, масла, пива и дешёвую машину, и он никогда не захочет рисковать, чтобы ему проткнули живот. — 9 марта 1939

Мы не можем менять политику, потому что, в конце концов, мы не проститутки. — 20 марта 1939

	Война — нормальное состояние для людей.
	War is the normal state of the people.

	Если я иду вперёд, идите за мной! Если я отступлю, убейте меня! Если я умру, отомстите за меня!
	If I advance; follow me! if I retreat; kill me! if I die; avenge me!

	Лучше прожить день львом, чем сто лет овцой.
	Better to live a day as a lion than 100 years as a sheep.

Выступления

	Гулять, строить, и при необходимости, бороться и побеждать! — из речи по случаю десятой годовщины Марша на Рим, «Piazza Venezia» (28 октября 1932 г.)
	Camminare, costruire e, se necessario, combattere e vincere!

	Этот плуг, которым распахивают борозду, и этот меч, который защищает его. И плуг и лезвие оба сделаны из закаленной стали, как и вера наших сердец. — из выступления на открытии провинции Литория, из «Писем и речей» том IX, стр. 154. (18 декабря 1934 года)
	E il vomere e la lama sono entrambi di acciaio temprato come la fede dei nostri cuori.

	За тридцать веков ее истории, Италия пережила много памятных часов, но это, безусловно, один из самых торжественных. — из речи, произнесенной 5 мая 1936
	Durante i trenta secoli della sua storia, l'Italia ha vissuto molte ore memorabili, ma questa è certamente una delle più solenni.

Понятие свободы не является абсолютным, потому что ничто в жизни не является абсолютным. Свобода в праве: это долг. Это не подарок: это достижение, не равенство, а привилегия. Понятие свободы меняется с течением времени. Существует свобода в мирное время, но уже не свобода во время войны. Существует свобода во времена богатства, которая не может быть предоставлена в трудные времена. — из выступления в театре Costanzi, Рим, из «Новая политика Италии: том 3» , Альпы, 1925, стр. 31 (24 марта 1924 года)

Il concetto di libertà non è assoluto perché nulla nella vita vi è di assoluto.La libertà non è un diritto: è un dovere.Non è una elargizione: è una conquista; non è un'uguaglianza; è un privilegio. Il concetto di libertà muta col passare del tempo. C'è una libertà in tempo di pace che non è più la libertà in tempo di guerra. C'è una libertà in tempo di ricchezza che non può essere concessa in tempo di miseria.

	Чернорубашечники революции, мужчины и женщины всей Италии! Этап нашего пути будет достигнут. Мы по-прежнему готовы идти в мир задач, стоящих перед нами завтра, и они столкнутся с нашей смелостью, нашей верой, нашей волей. Да здравствует Италия! — из речи произнесенной 5 мая 1936
	Camicie Nere della Rivoluzione, uomini e donne di tutta Italia! Una tappa del nostro cammino è raggiunta. Continuiamo a marciare nella pace per i còmpiti che ci aspettano domani e che fronteggeremo col nostro coraggio, con la nostra fede, con la nostra volontà. Viva l'Italia!

	После римских цезарей, после римских пап, настоящий Рим это фашизм, который одновременно и стар и нов, и он требует мирового признания. — из «Полного собрания сочинений» т. 26. (18 апреля 1934 года)
	Dopo la Roma dei Cesari, dopo quella dei Papi, c'è oggi una Roma, quella fascista, la quale con la simultaneità dell'antico e del moderno, si impone all'ammirazione del mondo.

Доктрина фашизма

Перевод Вячеслава Новикова (1938)

Фашизм желает человека активного, со всей энергией отдающегося действию, мужественно сознающего предстоящие ему трудности и готового их побороть. Он понимает жизнь, как борьбу, помня, что человеку следует завоевать себе достойную жизнь, создавая прежде всего из себя самого орудие (физическое, моральное, интеллектуальное) для ее устроения. — Глава первая: «Основные идеи». Раздел 3: «Позитивное понятие жизни, как борьбы»

Il fascismo vuole l’uomo attivo e impegnato nell’azione con tutte le sue energie. Lo vuole virilmente consapevole delle difficoltà che ci sono, e pronto ad affrontarle. Concepisce la vita come lotta pensando che spetti all’uomo conquistarsi quella che sia veramente degna di lui, creando prima di tutto in sé stesso lo strumento (fisico, morale, intellettuale) per edificarla.

	Не нация создает государство, как это провозглашает старое натуралистическое понимание, легшее в основу национальных государств 19-го века. Наоборот, государство создает нацию, давая волю, а следовательно, эффективное существование народу, сознающему собственное моральное единство. — Глава первая: «Основные идеи». Раздел 10: «Понятие государства»
	Non è la nazione a generare lo Stato, secondo il vecchio concetto naturalistico che servì di base alla pubblicistica degli Stati nazionali nel secolo XIX. Anzi la nazione è creata dallo Stato, che dà al popolo, consapevole della propria unità morale, una volontà, e quindi un’effettiva esistenza.

Фашизм отрицает возможность материалистического понимания «счастья» и предоставляет его экономистам первой половины 18 века, то есть он отрицает равенство: — «благосостояние-счастье», что превратило бы людей в скотов, думающих об одном: быть довольными и насыщенными, то есть ограниченными простой и чисто растительной жизнью. — Глава вторая: «Политические и социальные идеи». Раздел 5: «Против исторического материализма и классовой борьбы»

Il fascismo nega il concetto materialistico di «felicità» come possibile e lo abbandona agli economisti della prima metà del`700; nega cioè l’equazione benessere=felicità che convertirebbe gli uomini in animali di una cosa sola pensosi: quella di essere pasciuti e ingrassati, ridotti, quindi, alla pura e semplice vita vegetativa.

	Можно определить демократические режимы тем, что при них, время от времени, народу дается иллюзия собственного суверенитета, между тем как действительный, настоящий суверенитет покоится на других силах, часто безответственных и тайных. — Глава вторая: «Политические и социальные идеи.» Раздел 6: «Против демократических идеологий».
	Regimi democratici possono essere definiti quelli nei quali, di tanto in tanto, si dà al popolo l’illusione di essere sovrano, mentre la vera effettiva sovranità sta in altre forze talora irresponsabili e segrete.

	Демократия — это режим без короля, но с весьма многочисленными, часто более абсолютными, тираническими и разорительными королями, чем единственный король, даже если он и тиран. — Глава вторая: «Политические и социальные идеи.» Раздел 6: «Против демократических идеологий».
	La democrazia è un regime senza re, ma con moltissimi re talora più esclusivi, tirannici e rovinosi che un solo re che sia tiranno.

	Фашизм отвергает в демократии абсурдную ложь политического равенства, привычку коллективной безответственности и миф счастья и неограниченного прогресса. — Глава вторая: «Политические и социальные идеи». Раздел 7: «Ложь демократии»
	Il fascismo respinge nella democrazia l’assurda menzogna convenzionale dell’egualitarismo politico e l’abito dell’irresponsabilità collettiva e il mito della felicità e del progresso indefinito.

В фашистском государстве религия рассматривается как одно из наиболее глубоких проявлений духа, поэтому она не только почитается, но пользуется защитой и покровительством…

Без источников

Истина в том, что люди устали от демократии.

Государство воспитывает граждан в гражданских добродетелях, оно дает им сознание своей миссии и побуждает их к единению, гармонизирует интересы по принципу справедливости; обеспечивает преемственность завоеваний мысли в области знания, искусства, права, гуманной солидарности; возносит людей от элементарной, примитивной жизни к высотам человеческой мощи.

Я всегда был уверен в том, что для спасения Италии надо расстрелять несколько десятков депутатов. Я верю, что парламент — бубонная чума, отравляющая кровь нации. Её нужно истребить.

В демократии отталкивают три вещи: бесхребетность, привычка коллективной безответственности и ложный миф о всеобщем счастье и безостановочном прогрессе.

Суть фашизма заключается в том, что это политическая система, при которой интересы государства ставятся выше интересов личности.

Только идиоты и мертвецы не меняют своих убеждений, мы разумные люди и мы их меняем.

Чтобы нация оставалась здоровой, она должна воевать каждые двадцать пять лет.

Фашизм основан на реальности, большевизм — на теории.

Наша программа проста. Мы хотим управлять Италией.

Истина в том, что люди устали от демократии.

О Муссолини

― При Ленине Гитлер был бы невозможен. При Ленине он ведь в тюрьме сидел да мемуары сочинял… При Ленине только этот шут гороховый, Муссолини, мог появиться. Но как явились вы, архангелы, херувимы и серафимы ― как это поётся: стальные руки-крылья и вместо сердца пламенный мотор, ― да начали рубить и жечь, так сразу же западный обыватель испугался до истерики и загородился от вас таким же стальным фюрером.

— Юрий Домбровский, «Факультет ненужных вещей», часть пятая, 1978

1920-е

Он словно с неба упал и сразу как триумфатор. Его «рявкающая» речь, громыхающая словно цепями, загипнотизировала до потери сознанья, до утраты национального стыда. Муссолини взрывает мосты между Италией и современностью, изолирует её внутренно, — и его речь в палате прерывается рукоплесканиями, ему рукоплещет сенат. Страна, только вчера проклинающая фашистов, как личных врагов своих, принимает лозунги «чернорубашечной революции», и собственными руками укрепляет на древке её чёрное знамя. <…> Муссолини сам — никто или ничто. <…> он лишь воронка, через которую должно пролиться неизбежное. <…> Именно с помощью Муссолини и произойдёт неизбежная революция. <...> Выжигая калёным железом «коммунистическую язву», Муссолини режет себя самого по живому телу. С групповой душой итальянского народа шутки плохи. У них как в сказке: — детка за бабку, бабка за дедку, а дедка за репку. — Удар вернётся рикошетом и запылает, как карточный домик чёрный дворец.

— Нина Петровская, «Итальянские очерки», 1922

Муссолини — король мелкой буржуазии, царь и бог лавочников, театральных импрессарио, футболистов, хозяев велосипедных мастерских, карьеристов-гинекологов, боксёров и бесчисленного количества молодых людей без определённых занятий. Жизнь этих людей сера, как солдатское сукно. <…> И вдруг серая жизнь итальянского обывателя резко изменилась. Появился человек, который сказал: — Обыватель! Ты вовсе не сер и не туп. Это всё выдумали твои исконные враги — англичане, французы, немцы, австрийцы, турки и сербы. — Обыватель! Ты велик! Ты гениален! Ты сидишь в своей боттилерии, траттории или сартории, толстеешь, плодишь себе подобных, и никто даже не подозревает, какой номер в мировом масштабе ты вдруг можешь выкинуть! — Обыватель! Ты любишь значки! Возьми и вдень в лацкан своего пиджака четыре или даже семь значков. — Обыватель! Ты имеешь возможность записаться сразу в восемь различных фашистских синдикатов. — Обыватель! Ты сможешь отныне хоронить своего соседа фруктовщика Сильвио с военной пышностью по древнеримскому церемониалу. Ты сможешь нести впереди похоронной процессии бархатную подушечку, увешанную значками покойного. Кроме того, ты сможешь произнести над могилой речь, начинающуюся словами: «Римляне!» Сознайся, что до сих пор тебе не приходилось произносить речей? Вот видишь! Человек, сказавший это, был Муссолини. И итальянский обыватель зашевелился. Жизнь обывателя стала интересной и полной. По улицам ходят оркестры, стены покрылись плакатами и трафаретными изображениями Муссолини. Стало много различных праздников, торжественных встреч, юбилеев, проводов, парадов, закладок и открытий. Почти каждая неделя приносит обывателю какую-нибудь новость. — Муссолини борется с папой! Уж он-то покажет папе, где раки зимуют! И вдруг — полная неожиданность. Стены, колонны и афишные тумбы густо облепливаются портретами папы и лозунгами: «Да здравствует папа». Муссолини помирился с папой и лихорадочно стал его популяризировать.

— Евгений Петров, «Римляне XX века», 1928

1930-е

Вообще в мире нет сейчас другого правительства, которое бы хвасталось так, как итальянское. <…> Вообще всё производит необыкновенно странное впечатление. Человек как будто бы всё время находится под наркозом. Этот наркоз ежедневно с большим умением впрыскивается Муссолини. Коммунисты у них загнаны в подполье. <…> Для нас звучит страшным анахронизмом беспрерывное его сопоставление народа с женщиной. <…> Из этих интервью следует, что в Италии остался один мужчина — Муссолини, да ещё Бальбо — кандидат в мужчины. Не говоря о бесконечных фотографиях Муссолини, о показе его в кино, там беспрерывно впрыскивается какой-то возбудительный препарат. <…> Рассказывают, что <…> в кабинете (а кабинет у него словно дом, и когда входит человек, его не видно, причём надо 10 минут идти до него) у него на столе только книжка Макиавелли. У себя в кабинете он отпускает шуточки, принимает журналистов и начинает излюбленную теорию о толпе и гении. Вся эта совокупность внешнего успеха создала в мелкой буржуазии характер какого-то психоза. <…> И вот такие люди уверены, что Муссолини своим способом, по секрету от всех, проводит «коммунистическую политику», так как единственное место, куда он ходит, это советское посольство. Первым из всех он завёл департамент по советским делам. Он единственный из всех европейцев знает советские дела. И вот они верят, что без тех трудностей, через которые мы должны проходить, без резких толчков он гладко ведёт страну к своеобразному коммунизму.

— Исаак Бабель, доклад на вечере, устроенном редакциями «Литературной газеты» и «Вечерней Москвы», сентябрь 1933

Фашизм противопоставляет себя парламентской либеральной демократии, а не демократии вообще. Муссолини в своей книге о принципах фашизма решительно говорит, что фашизм есть демократия, но демократия авторитарная. Хотя это и может показаться парадоксальным и шокирует адептов стареющих форм демократии, но можно даже утверждать, что фашизм есть один из результатов учения Ж. Ж. Руссо о суверенитете народа.

— Николай Бердяев, «Судьба человека в современном мире», 1934

Если какой-нибудь бандит хочет прославиться, он не должен совершать своего сенсационного преступления в день футбольного матча между армией и флотом, а найти для этого более подходящее, спокойное время. Муссолини, например, выбрал очень удобный момент для нападения на Абиссинию. В тот день в Америке не было футбольной игры, и дуче получил хорошее «паблисити» на первой странице газет. А то пришлось бы ему перекочевать на вторую или даже на третью страницу.

— Ильф и Петров, «Одноэтажная Америка», 1936

Эрнест Хемингуэй

Муссолини — величайший шарлатан Европы. Хотя бы он схватил меня и расстрелял завтра на рассвете, я всё равно остался бы при этом мнении. Самый расстрел был бы шарлатанством. Как-нибудь возьмите хорошую фотографию синьора Муссолини и попристальней вглядитесь в неё: вы увидите, что у него слабый рот, и это заставляет его хмуриться в знаменитой гримасе Муссолини, которой подражает каждый девятнадцатилетний фашист в Италии. Приглядитесь к его биографии. Вдумайтесь в компромисс между капиталом и трудом, каким является фашизм, и вспомните историю подобных компромиссов. Приглядитесь к его способности облачать мелкие идеи в пышные слова. К его склонности к дуэлям. По-настоящему храбрым людям незачем драться на дуэли, но это постоянно делают многие трусы, чтобы уверить себя в собственной храбрости. <…> Фашистский диктатор объявил, что примет журналистов. Пришли все и столпились в комнате. Муссолини сидел за столом, читая книгу, и на лбу его пролегали знаменитые морщины. Он разыгрывал Диктатора. Сам в прошлом газетчик, он знал, до скольких читателей дойдёт то, что сейчас напишут о нём вот эти люди. И он не отрывался от книги. «Когда мы вошли, Чернорубашечный Диктатор не поднимал глаз от книги, так велика была его сосредоточенность…» и т. д. <…> Я на цыпочках зашёл к нему за спину, чтобы разглядеть, какую это книгу он читает с таким неотрывным интересом. Это был французско-английский словарь, и держал он его вверх ногами. <…> Конечно, газетчики Наполеоновских времён находили в нём много схожих с Муссолини черт, — однако близкое знакомство с последним, показывает, он гораздо больше напоминает Хорейшу Боттомли <…>. И всё же Муссолини не Боттомли. Боттомли был дурак. А Муссолини не дурак и хороший организатор. Но очень опасно организовывать патриотизм нации, если сам ты неискренен, особенно же опасно взвинчивать патриотизм до такого накала, что люди добровольно ссужают деньги правительству без всякого процента.

— «Муссолини: величайший шарлатан Европы», январь 1923

	… стоит только Муссолини начать бряцать оружием, как его патриоты в страстном рвении схватить за горло врага забывают про свои домашние неприятности. Именно по такому принципу в начале правления Муссолини, когда его личная популярность заметно ослабла, а оппозиция значительно окрепла, было инсценировано покушение на него, что воспламенило истерическую любовь толпы к своему чуть было не потерянному дуче, и она готова была поддерживать какие угодно реформы и патриотично проголосовала за самые жестокие репрессии против оппозиции. Муссолини играет на удивительном истерическом патриотизме своих граждан, как скрипач на своём инструменте <…>. Муссолини бывший ефрейтор, но он также бывший анархист, великий оппортунист, он же и реалист. Он не хочет войны в Европе. Он будет разыгрывать в Европе фарс, но воевать там никогда не станет. Он всё ещё помнит, что такое война и как он вышел из неё в результате несчастного случая, получив ранение итальянским снарядом, и вернулся к газетной работе. <…> он знает, что <…> первый диктатор, который спровоцирует войну и проиграет её, положит конец диктаторству для себя и для своих сынков на долгое время. Но поскольку для существования его режима война необходима, он избрал Африку театром военных действий и единственную там независимую страну своим противником.
	… Mussolini has only to rattle the sabre against a foreign country to make his patriots forget their dissatisfaction at home in their flaming zeal to be at the throats of the enemy. By the same system, early in his rule, when his personal popularity waned and the opposition was strengthened, an attempted assassination of the Duce would be arranged which would put the populace in such a frenzy of hysterical love for their nearly lost leader that they would stand for anything and patriotically vote the utmost repressive measures against the opposition. Mussolini plays on their admirable patriotic hysteria as a violinist on his instrument <…>. Mussolini is an ex-corporal but he is also an ex-anarchist, a great opportunist, and a realist. He wants no war in Europe. He will bluff in Europe but he never means to fight there. He can still remember what the war was like himself and how he left it after being wounded in an accident with an Italian trench mortar and went back to newspaper work. <…> he knows that <…> the first dictator who provokes a war and loses it puts a stop to dictators, and their sons, for a long time. Because the development of his regime calls for a war he chooses Africa as the place to fight and the only surviving free African state as his opponent.
	— «Заметки о будущей войне. Письмо на злободневную тему», сентябрь 1935

	Немало лет многие американцы расхваливали Муссолини за то, что он заставил итальянские поезда ходить по расписанию. Им ни разу не пришло в голову, что регулярное железнодорожное сообщение в Америке удалось наладить без фашизма.
	— предисловие к антологии «Люди на войне», 1942

Ссылки

• Доктрина фашизма(итал.)