Интервью Аркадия Стругацкого Виктору Мора

Интервью Аркадия Стругацкого Виктору Мора 1985 года.

Цитаты

Мора: Как практически выглядит ваша с братом Борисом совместная работа над одной и той же книгой? Мне всегда было трудно, почти невозможно понять, как же это происходит. — А мне, наоборот, трудно понять, как один человек может написать целую книгу… <…> Практически это выглядит так: один лежит на диване и думает, а другой печатает на машинке. Замечу, что думать труднее, чем печатать на машинке. Вот мы и думаем каждый у себя дома. Мора: Надеюсь, на диване не всегда лежит один и тот же? — Всегда один и тот же. Потому что я люблю печатать на машинке, а Борис не любит.

Мора: Научная фантастика <…> заставляет нас оторвать глаза от созерцания собственного пупа и увидеть, насколько малы, мелочны и даже смешны некоторые из наших проблем, если взглянуть на них из других галактик, в которых, быть может, ещё будет жить род человеческий и к которым, надеемся, он отнесется с большей мудростью и с большим уважением к чужому, нежели завоеватели открытых земель в прошлые века… <…> Думаю, что НФ благотворно влияет на нас, читателей, и совсем не содержит в себе опасности бегства, ухода от реальной действительности, а скорее наоборот, потому что НФ в современной западной литературе продолжает оставаться одним из последних убежищ морали.

Мы, советские писатели-фантасты, считаем, что современная НФ покоится на трёх китах. Это Герберт Уэллс, Алексей Толстой и Карел Чапек. С них началось формирование современного советского научно-фантастического метода.

Мы вообще считаем, что современная советская НФ родилась именно в 1957 году. Во-первых, потому, что это действительно год запуска первого искусственного спутника Земли, а во-вторых, потому, что это год выхода в свет «Туманности Андромеды» Ефремова. Два этих события пробили огромную брешь в стене недоверия и непонимания, которая окружала НФ. Сразу же после 1957 года в эту брешь ворвались молодые писатели-фантасты. Характерным для этого периода стало то, что авторами НФ были молодые научные работники. <…> Этот подъём длился довольно долго, почти 15 лет. Но затем в нашей НФ наступил период депрессии. Не потому, что пропал интерес к ней, и не потому, что творчески «выдохлись» писатели, а по чисто административным причинам.

… у нас, пожалуй, единственный в своём роде читатель НФ. <…> Если западные читатели ищут в НФ способ уйти от действительности, то советский читатель ищет в НФ объяснение мира, постижение смысла жизни.

[В СССР] мы воспринимаем НФ как литературу, формирующую мировоззрение читателя. В частности, она создаёт прогрессивные стереотипы. В этом заключается её огромная воспитательная роль. Но вместе с тем эта литература вырабатывает способность сомневаться, порождает определённый скептицизм. Впрочем, скептицизм здоровый, честный. И если считать это недостатком, то он очень мал по сравнению с огромным воспитательным воздействием НФ.

Мора: Каковы темы современной советской НФ? — Вообще-то они остаются без изменений. <…> Речь идёт об уточнении образа коммунистического будущего, об анализе возможных последствий научно-технической революции. Продолжают жить различные темы «анти»: антибуржуазная, антимелкобуржуазная, антимилитаристская, антилицемерная, антифарисейская, антиблаженная — словом, те, что мы унаследовали от наших классиков. Что нового появилось после Ефремова? Пожалуй, разработка проблемы этического, морального выбора. Повышено внимание к человеку как к личности социальной. Речь идёт о ситуациях, когда человек оказывается перед выбором одного из двух путей, революционных, но противоположных. Скажем, когда человек должен и остаться в согласии со своей совестью и исполнить свой долг. Это лишь часть огромной проблемы ответственности человека перед человечеством, перед историей, перед своим ближним, перед самим собой, перед таким, какой он есть, и таким, каким хочет видеть себя.

На первый взгляд какое-то произведение советского писателя-фантаста может быть оценено как пессимистическое, скажем, по стилю, но при более глубоком анализе, а главное — по результатам воздействия на читателей мы видим, что в основе его все тот же социальный оптимизм.

НФ ничего не угадывала! Если вы утверждаете, что Жюль Верн предугадал полёты на Луну, то <…> это была экстраполяция постоянной, вековой мечты человечества потрогать Луну своими собственными руками, — мечты, которая обретала лишь видимость научности. Говорят, что Уэллс предугадал появление атомной бомбы. А я утверждаю, что золотые сны милитаристов найти абсолютное оружие существовали ещё раньше. Когда Уэллс услышал об атомной энергии, ему ничего не оставалось, как к двум прибавить два и получить четыре. <…> Тот из фантастов, кто считает, что прокладывает путь учёным, либо глупец, либо нахал. Судите сами: мы с братом написали небольшую повесть, которая называется «Путь на Амальтею». Там есть эпизод: космический корабль приближается к Юпитеру и входит в метеоритный пояс, окружающий планету. Тогда один из героев делает предположение, что кольца такого типа должны быть вокруг всех тяжёлых планет <…>. И вот двенадцать лет спустя после выхода в свет этой повести космические зонды обнаружили подобные кольца не только вокруг Юпитера, но и вокруг Нептуна и Урана! Настал момент заявить, что оба мы, мой брат и я, — гении, предугадавшие это открытие! На самом же деле нам нужна была причина, заставляющая наш космический корабль упасть на Юпитер, и мы придумали кольцо вокруг планеты. Вот и всё! Для этого не нужно ни малейшего напряжения научного воображения.

— У нашего общества просто возник интерес к совершенно иному образу жизни… К театру, искусству, музыке, пластике, совсем не похожим на наши. Это выглядит как хобби. И это заставило русского интеллигента заинтересоваться своим прошлым. Возникли другие хобби: коллекционирование икон, берестяных грамот, <…> старинного оружия… Такое увлечение в крайних формах своего проявления может выглядеть следующим образом: в современном доме, на шестнадцатом этаже, в собственной квартире с кондиционированным воздухом, со стереофонической музыкой сооружается настоящая русская изба: стены обшиваются досками, с огромными трудностями водружается настоящая, традиционная русская печь, на стенах развешиваются иконы, древние хомуты и сбруя… Мора: Представляю… Путешествие во времени… <…> — Да. Скорее проявление социального инфантилизма. — конец