Опыт отражения некоторых не-литературных обвинений
«Опыт отражения некоторых не-литературных обвинений» — незаконченная статья, которую Александр Пушкин писал в Болдинскую осень 1830 года в октябре—ноябре. Предназначалась для «Литературной газеты» А. Дельвига и была выделена из цикла заметок, впоследствии названных <Опровержением на критики>. Окончательную работу над статьями Пушкин отложил до возвращения в Москву, чтобы понять, как изменилась журнальная ситуация в его отсутствие, но так и не сделал этого, т.к. в ноябре выпуск газеты был приостановлен, Дельвиг отстранён от редактирования и вскоре умер, а через полгода она закрылась. В композиции, мотивируемой местом набросков в рукописи, единством их происхождения и назначения (двумя близкими вариантами плана), реконструкция впервые напечатана Ю. Г. Оксманом в Полном собрании сочинений Пушкина 1930 года[1]. Авторское написание «не-литературных» через дефис усиливает смысловую нагрузку слова[2].
Цитаты
[править]Если в течение 16-летней авторской жизни я никогда не отвечал ни на одну критику ([не говорю] уж о ругательствах), то сие происходило, конечно, не из презрения. |
«Граф Нулин» наделал мне больших хлопот. Нашли его <…> похабным, — разумеется, в журналах, — в свете приняли его благосклонно, и никто из журналистов не захотел за него заступиться. Молодой человек ночью осмелился войти в спальню молодой женщины и получил от неё пощёчину! Какой ужас! как сметь писать такие отвратительные гадости? Автор спрашивал, что бы на месте Натальи Павловны сделали петербургские дамы: какая дерзость! Кстати о моей бедной сказке (писанной, буди сказано мимоходом, самым трезвым и благопристойным образом) — подняли противу меня всю классическую древность и всю европейскую литературу! Верю стыдливости моих критиков; верю, что «Граф Нулин» точно кажется им предосудительным. Но как же упоминать о древних, когда дело идёт о благопристойности? <…> |
Шутка, вдохновенная сердечной весёлостию и минутной игрою воображения, может показаться безнравственною только тем, которые о нравственности имеют детское или тёмное понятие, смешивая её с нравоучением, и видят в литературе одно педагогическое занятие. — 2 |
От кого бы я ни происходил — от разночинцев, вышедших во дворяне, или от исторического боярского рода, <…> образ мнений моих от этого никак бы не зависел; и хоть нигде доныне я его не обнаруживал и никому до него нужды нет, но отказываться от него я ничуть не намерен. |
Кстати: начал я писать с 13-летнего возраста и печатать почти с того же времени. Многое желал бы я уничтожить, как недостойное даже и моего дарования, каково бы оно ни было. Иное тяготеет, как упрёк, на совести моей… По крайней мере не должен я отвечать за перепечатание грехов моего отрочества, а тем паче за чужие проказы. — 2 |
А. Читал ты замечание в № 45 «Литературной газеты», где сравнивают наших журналистов с демократическими писателями XVIII столетия?[К 2] <…> |
… г-на Пол. нельзя упрекнуть в низком подобострастии пред знатными, напротив: мы готовы обвинить его в юношеской заносчивости, не уважающей ни лет, ни звания, ни славы и оскорбляющей равно память мёртвых и отношения к живым. |
Между прочими литературными обвинениями укоряли меня слишком дорогою ценою «Евгения Онегина» и видели в ней ужасное корыстолюбие. <…> Цена устанавливается не писателем, а книгопродавцами. В отношении стихотворений число требователей ограничено. Оно состоит из тех же лиц, которые платят по 5 рублей за место в театре. Книгопродавцы, купив, положим, целое издание по рублю экземпляр, всё-таки продавали б по 5 рублей. Правда, в таком случае автор мог бы приступить ко второму дешёвому изданию, но и книгопродавец мог бы тогда сам понизить свою цену и таким образом уронить новое издание. |
Комментарии
[править]- ↑ Неточная цитата из сатиры И. И. Дмитриева «Чужой толк» (1794)[2].
- ↑ Анонимную заметку (написанную, вероятно, Дельвигом, возможно, вместе с Пушкиным) «Новые выходки противу так называемой литературной нашей аристократии…», которая заканчивалась словами: «Эпиграммы демократических писателей XVIII столетия (которых, впрочем, ни в каком отношении сравнивать с нашими невозможно) приуготовили крики: Аристократов к фонарю…», за которую Дельвиг получил строгий выговор от А. Х. Бенкендорфа[2].