Я убит подо Ржевом

«Я убит подо Ржевом...»

Я убит подо Ржевом,
В безымянном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налёте.
Я не слышал разрыва,
Я не видел той вспышки, —
Точно в пропасть с обрыва —
И ни дна, ни покрышки.
И во всем этом мире,
До конца его дней,
Ни петлички, ни лычки
С гимнастёрки моей.
Я ― где корни слепые
Ищут корма во тьме;
Я ― где с облачком пыли
Ходит рожь на холме; <...>
Летом, в сорок втором,
Я зарыт без могилы.
Всем, что было потом,
Смерть меня обделила.
<...>

---

Александр Твардовский.

«Я уби́т подо Рже́вом...» — стихотворение Александра Твардовского о событиях Битвы за Ржев в 1942 году, одного из самых напряжённых моментов Великой Отечественной войны. Стихотворение написано в 1946 году в форме прямой речи или размышления убитого солдата.

Стихотворение «Я убит подо Ржевом» — одно из наиболее известных и значимых произведений Александра Твардовского. В 1970-е годы оно вошло в школьные учебники и программу литературы XX века. На стихи Твардовского Родионом Щедриным написан цикл хоров («4 хора на слова Твардовского»), среди которых есть часть «Я убит подо Ржевом». Известный советский и российский композитор Владимир Мигуля написал и сам исполнил песню на стихотворение «Я убит подо Ржевом».

Твардовский о своём стихотворении

“Дом у дороги” почти весь хорош по стиху, по тону, недаром его так кисло встретили, хоть и премию дали. Как мне это памятно: “Что ты хотел? Образ женщины-героини?” и т. п. (Поликарпов ― дурак, Кожевников ― мерзавец (тогда сидел в “Правде”). Среди “Послевоенных стихов” есть превосходные ― “В тот день”, “Я убит подо Ржевом”, ― порядочно, ― тот же “Разговор с Падуном”, в котором слышатся отголоски “закрытого” тогда “Т<ёркина> на том свете”, вплетенные в сибирскую фактуру (тоже и в “Моск<овском> утре” и в “Далях” ― “Фронт и тыл”).

— Александр Твардовский, Рабочие тетради 60-х годов, 1965

Итоги месяца ― почти никакие, но важно очень, что «Глава» обломалась по краям. 16. XII. 68 Этими днями, готовя материал о Д. Диденко по просьбе ребят из школы, где Герой учился когда-то, и автокомментарий к «Я убит подо Ржевом» по настоянию «Костра», листал тетрадки и напал, между прочим, на запись, восстанавливающую, как вчерашний день, в памяти прискорбные обстоятельства дня, которому уже четверть века...

— Александр Твардовский, Рабочие тетради 60-х годов, 1968

В основе его уже неблизкая память поездки под Ржев осенью 1942 года на участок фронта, где сражалась дивизия полковника Кириллова. Добирались мы туда с корреспондентом «Известий» К. Тараданкиным, покинув машину в армейском «хозяйстве», сперва верхом по болотному бездорожью, потом пешком, где уже иначе было нельзя. Пришлось и полежать под артналетом вне какого-либо укрытия. Впечатления этой поездки были за всю войну из самых удручающих и горьких до физической боли в сердце. Бои шли тяжелые, потери были очень большие, боеприпасов было в обрез — их подвозили вьючными лошадьми. Вернувшись в редакцию своей фронтовой «Красноармейской правды», которая располагалась тогда в Москве, в помещении редакции «Гудка», я ничего не смог дать для газетной страницы, заполнив лишь несколько страничек дневника невеселыми записями. <...> Однако не могу сказать, что стихи «Я убит подо Ржевом...» целиком обязаны своим появлением на свет впечатлениям этой поездки или случаю на передней площадке трамвая. Я был бы рад знать, что этот лейтенант из-под Ржева ныне здравствует, потому что его слова о том, что он «никогда, никогда не приедет в эту Москву» врезались мне в память совсем в другом смысле. Стихи эти продиктованы мыслью и чувством, которые на протяжении всей войны и в послевоенные годы более всего заполняли душу. Навечное обязательство живых перед павшими за общее дело, невозможность забвенья, неизбывное ощущение как бы себя в них, а их в себе, — так приблизительно можно определить эту мысль и чувство… Они составляют, как говорится, пафос и написанного после «Я убит подо Ржевом...» стихотворения «В тот день, когда окончилась война...», и многих других, вплоть до совсем недавних строчек «Из записной книжки»: Я знаю, никакой моей вины В том, что другие не пришли с войны, В том, что они – кто старше, кто моложе, Остались там. И не о том же речь, Что я и мог, но не сумел сберечь, Речь не о том, но всё же, всё же, всё же... Форма первого лица в «Я убит подо Ржевом...» показалась мне наиболее соответственной идее единства живых и павших «ради жизни на земле».

— Александр Твардовский, О стихотворении «Я убит подо Ржевом», 1968

Цитаты о стихотворении

Помню ― горы сырого снега, мокрый асфальт, солнце, предчувствие весны… В этот день я познакомился с Александром Трифоновичем Твардовским. К Твардовскому уже в те годы, во времена Литинститута, мы относились, как к классику. И я, конечно, волновался не только от нетерпения узнать свою судьбу, но и от предстоящей встречи с известным поэтом. В домашней библиотеке было две его книги, «Поэмы» и «Книга лирики». Я перечитывал главы из «Тёркина», «Дом у дороги», некоторые лирические стихи любил читать вслух: например, «Я убит подо Ржевом» и «В пути». Признаюсь, это последнее стихотворение, такое скромное и простое, трогало до слез.

— Юрий Трифонов, «Записки соседа», 1972

Поезд стоял на какой-то станции, была гроза, молнии сквозь неплотную занавеску освещали купе. А на вокзале что-то объявляли по радио, и вдруг я понял, что это Ржев. Я совсем забыл, что мы должны проезжать мимо. И первое, что возникло, ― «Я убит подо Ржевом». Это великое стихотворение настолько связано в нашем сознании с этим городом, с этим названием, что уже составляет как бы часть его, часть его славы. Город Ржев знаменит и этим стихотворением, как может быть город знаменит выдающимся человеком или стариннейшим собором. Поезд уже шел вовсю, заглушая грозу, а в голове моей стучало: Я убит подо Ржевом, В безыменном болоте, В пятой роте, На левом, При жестоком налёте… И дальше, ― сильнее, чем блоковское «Похоронят, зароют глубоко»! Я ― где корни слепые Ищут корма во тьме; Я ― где с облачком пыли Ходит рожь на холме; Я ― где крик петушиный На заре по росе; Я ― где ваши машины Воздух рвут на шоссе… — На этом месте у меня всегда перехватывает горло.

— Константин Ваншенкин, «Писательский клуб», 1998

― Ну вот, я же говорю! ― обрадовался Твардовский. ― Конечно, такое не соврешь. И не выдумаешь. В нем неколебимо и свято было отношение к тому, что пережил народ, вынесший на себе такую войну. А перед теми, кто с войны не вернулся, кто за всех за нас остался там, жило в нем сознание вины живого перед павшими. Поэтому на отдалении лет, после «Я убит подо Ржевом», после «В тот день, когда окончилась война» написал он «Я знаю, никакой моей вины в том, что другие не пришли с войны…» , заканчивающееся пронзительным: «но всё же, всё же, всё же…» Это «всё же…» не одного его сопровождало и сопровождает в послевоенной выпавшей нам жизни. Но только он так сказал за всех.

— Григорий Бакланов, «Жизнь, подаренная дважды», 1999

Литературоведы неоднократно убеждались, что мотивы и темы лирических стихотворений А. С. Пушкина не всегда согласуются с фактами его личной судьбы. Знаменательна и надпись, которую сделал А. А. Блок на полях рукописи одного своего стихотворения: «Ничего такого не было». В своих стихах поэт запечатлевал свою личность то в образе юноши-монаха, поклонника мистически таинственной Прекрасной Дамы, то в «маске» шекспировского Гамлета, то в роли завсегдатая петербургских ресторанов. Лирически выражаемые переживания могут принадлежать как самому поэту, так и иным, не похожим на него лицам. Умение «чужое вмиг почувствовать своим» ― такова, по словам А. А. Фета, одна из граней поэтического дарования. Лирику, в которой выражаются переживания лица, заметно отличающегося от автора, называют ролевой (в отличие от автопсихологической). Таковы стихотворения «Нет имени тебе, мой дальний…» А. А. Блока ― душевное излияние девушки, живущей смутным ожиданием любви, или «Я убит подо Ржевом» А. Т. Твардовского, или «Одиссей Телемаку» И. А. Бродского.

— Валентин Хализев, «Теория литературы» (учебник), 1999

Автор «народной» песни про батальонного разведчика и не менее популярных песен, которые мы тоже распевали в студенческие годы, ― «Венецианский мавр Отелло», «Ходит Гамлет с пистолетом» и «Великий российский писатель, граф Лев Николаич Толстой», ― Алексей Петрович Охрименко, родившийся в 1923 году, в 42-м девятнадцатилетним юнцом ушел на фронт, где почти сразу же угодил в котёл подо Ржевом. Помните у Твардовского: «Я убит подо Ржевом»? Но Алексею Охрименко везло. Он не погиб под Ржевом и позднее под Витебском, хотя и получил тяжелое ранение, а в 45-м закончил войну под Кенигсбергом.

— Александр Городницкий, «И жить ещё надежде», 2001

— Рассказывал ли вам отец историю создания «Я убит подо Ржевом»? — Он никогда не рассказывал об истоках этого стихотворения. Ни маме, ни мне, ни семье. И не писал об этом открыто, хотя был тогда на Западном фронте, где осуществлялась Ржевско-Вяземская операция – многомесячная и кровавая. В письмах тогда ничего не возможно было рассказать. Цензура не допускала никаких определений географических, местоположения. Полевая почта и все. Это была одна из его поездок в качестве фронтового корреспондента. Отец ездил на разные участки Ржевско-Вяземской операции. Там борьба шла за каждый кусочек земли, и каждый отвоеванный кусочек считался победой.

— Валентина Твардовская, «История стихотворения», 2018

См. также

• «Василий Тёркин»
• «По праву памяти»
• Александр Твардовский

Ссылки

• Я убит подо Ржевом: непридуманные рассказы о войне.
• Литература и язык. Современная иллюстрированная энциклопедия / Под. ред. проф. А. П. Горкина
• Дочь Твардовского рассказала историю стиха «Я убит подо Ржевом» // mir24.tv, 7.03.2018
• Нилов, Борис. Нилова, Галина. 75 лет со дня освобождения Ржева, что пережил город и его люди, рассказывают очевидцы // tverlife.ru, 5.03.2018
• Как Ржев пережил самую кровопролитную битву Великой Отечественной // mir24.tv, 04.03.2018
• Андреева, И. В. В память воина-брата… // Русский язык в национальной школе. М.: Изд-во Академии педагогических наук СССР, 1984.