У этого термина существуют и другие значения, см. Ржев (значения).
Ржев, панорама
Ржев(ранее: Ржев Володимиров, Ржевка, Ржов) — город в России, административный центр Ржевского района Тверской области (в состав района не входит). Город воинской славы России. Ржев — первый по течению город на Волге (200 км от истока), расположен на юге Тверской области в 117 км от Твери. Волга разделяет город на два исторических района — Советскую и Красноармейскую стороны. По территории города протекают ещё три реки: Холынка, Серебрянка и Большая Лоча.
Основание Ржева историческая литература относит к середине XII века, хотя в Новгородской уставной грамоте встречается его упоминание под 1019 годом. Летописи именуют этот город как Рже́ва Володимирова, Рже́вка и Ржов. До середины XII века Ржев входил в состав смоленских земель. Выгодное географическое положение создавало прекрасные условия для развития торговли. Но близость к западным рубежам русских земель придавала городу важное оборонное значение. На протяжении XIII-XIV веков жизнь города-крепости была весьма нелёгкой. Владевший Ржевом становился обладателем и мощной крепости и части важного торгового пути. За город шла упорная борьба.
Сидя на возвышенном месте, король пил за здравие послов: они пили за здравие царя Владислава. Написали грамоты к воеводам городов окрестных, славя великодушие Сигизмунда, убеждая их присягнуть королевичу, соединиться с братьями ляхами, и некоторых обольстили: Ржев и Зубцов поддалися царю новому, мнимому.[1]
С удалением Пожарского преследования кончились: ратные люди не пошли за Лисовским, потому что казанцы побежали в Казань. Лисовский мог свободно броситься под Ржев Володимиров, в котором едва отсиделся от него боярин Фёдор Иванович Шереметев, шедший на помощь Пскову. Отступив от Ржева, Лисовский был под Кашином и под Угличем, где также едва от него отсиделись.[2]
— Сергей Соловьёв, «История России с древнейших времен» (том 9), 1859
Очевидно, г. Аксаков добивается истины; он хочет, чтобы в земные расседины проник луч солнца и осветил их внутренность; он ищет, чтобы всякий россиянин, любящий свое отечество, знал, что именно он любит, чтоб он, вступая в разговор с каким-нибудь липпе-детмольдским подданным, мог сказать: «Да, я люблю Россию, ибо в отечестве моем есть Тамбовская губерния, которая столько-то сот тысяч пудов ржи производит на продажу, есть село Кимра, в котором работается ежегодно до десяти тысяч пар сапогов, и есть город Ржев, в котором приготовляется прекраснейшая яблочная пастила!» Таким стремлениям решительно нельзя не сочувствовать...[3]
Пожарский, утомившись погонею, заболел в Калуге. Лисовский со своею шайкой проскочил на север между Вязьмой и Смоленском, напал на Ржев, перебил на посаде людей и, не взявши города, повернул к Кашину и Угличу, а потом, прорвавшись между Ярославлем и Костромою, начал разорять окрестности Суздаля: оттуда прошёл в рязанскую землю, наделал там разорений...[4]
— Николай Костомаров, «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей» 1875
12 июля. Груша мне говорит: ― А когда Ржев будешь брать?
― Ржев?
― Ну да. Ведь не век же на печи прохлаждаться…
― На печи?.. Она смеется.
― Чем не печь? Живете, как в раю у Христа. Все у вас есть: и лошади, и коровы, и овцы, и самогонка. <...>
― Пойдём во Ржев.
― Но ведь нас всего три десятка…
― Если страшно, оставайтесь, Вреде, в лесу. Он молчит. Зачем я обидел его? Я ведь знаю: он для Груши первый войдет во Ржев. 11 августа — Нет Груши… Вечером я не слышу ее шагов, утром не вижу ее улыбки. Я не в тюрьме, я в пустыне. Никто не скажет: «Касатик… Соколик…» Никто не рассмеется веселым смехом. 12 августа ― Ты, Федя, взорвешь мост на Гжати. Вы, Вреде, войдете во Ржев с востока, по московской дороге. Я войду от Сычевки, с юга. Мы взяли Ржев. Мы взяли его на рассвете, когда всходило румяное солнце и в пригородной церкви Николы на Кузнецах звонили к ранней обедне. Зачем же мы брали Ржев? Вреде докладывает, что красные наступают. Из Москвы идут три дивизии… Три дивизии… Хорошо. Мы уйдем. Хорошо. Мы уйдем без Груши. Я зову Федю:
― Федя, сколько на площади фонарей?
― Не считал, господин полковник. ― Сосчитай. И на каждый фонарь повесь. Понял?
― Понял. Так точно.[5]
Всю неделю лежал, страдая болью в мускулах от усиленной ходьбы, ― и был очень доволен. А за это время немцы подошли к Грозному и окружили Сталинград. Вчера всех порадовала сводка о нашем продвижении возле Ржева. В трамваях старушки говорили кондукторам: ― Ведь победа. Можно за проезд и не брать. Режиссер Майоров высказал предположение, что Ржев ― демонстрация, чтоб отвлечь от юга немецкие силы. Говорят, Сталин ― на юге. <...> 3 марта: Взят Ржев: пистолет, приставленный немцами к виску Москвы.[6]
Ржев ― городишко торговый, довольно бойкий и промышленный. Еще с начала века, при Петре I, был Ржев не в хорошей у правительства славе, как гнездо потаенного раскольничества и всякого рода противностей, продерзостей. К числу раскольников принадлежал и состоятельный ржевский купец Остафий, Трифонов сын, Долгополов. Он изворотлив, тароват, гонял баржи с хлебом и со всякими товарами, вообще вел крупную торговлю, одно время был откупщиком, что приносило ему большие выгоды. <...>
Господи спаси, господи… ― и Долгополов стал креститься по-раскольничьи, двуперстием.
― Вы, я вижу, Остафий Трифоныч, старозаветной веры придерживаетесь?
― А как же! Ведь у меня во Ржеве… то бишь… это, как его… у меня в Яицком городке и молеленка в доме имеется. Ведь мы, казаки, почитай, сплошь равноапостольской старой веры…
― Да вы родом-то откуда будете? ― насторожился Рунич. ― Вот вы… насчет Ржева…
― Какой там, к свиньям, Ржев? ― испугался вовсе Долгополов. ― И слыхом об такой местности не слышал, не то что…[8]
― Двухколонник на третьей полосе справа… Карпов пододвигает крупную розетку металлических часов ― в тишине, которая сейчас наступала, слышится явственнее стрекотанье маятника. ― Сейчас девять пятнадцать…» ― во фразе Карпова вопросительный знак начисто отсутствует, но это, конечно, вопрос. «Думаю, что к десяти тридцати управлюсь… ― говорит Эренбург и, помедлив, спрашивает: ― Как под Ржевом… не легче?» Он знает, что генштабисты уже осведомили Карпова о положении под Ржевом. «Двадцатая начала наступление, но, как мне кажется, неудачно ― захлебнулось…» ― «Значит, захлебнулось? ― переспрашивает Эренбург. ― Захлебнулось?» Он медленно идет в свою комнату. О чем думает сейчас: о поражении, более чем горьком, которое обозначилось под Ржевом, ― с каждой новой неудачной попыткой наших войск прорвать оборону за Ржевом упрочается слава места, где нам фатально не везет, ― таких мест несколько на войне, среди них Ржев… Эренбург возвращается в свою комнату, его шаг не столь спор, как полчаса назад, когда он шел к Карпову, ― ему явно нужно время, чтобы отодвинуть в глубину сознания все, что он только что услышал. Как ни печально услышанное, надо отодвинуть ― иначе не обратишь мысль к тому, что должно быть написано сегодня вечером.[9]
Поезд стоял на какой-то станции, была гроза, молнии сквозь неплотную занавеску освещали купе. А на вокзале что-то объявляли по радио, и вдруг я понял, что это Ржев. Я совсем забыл, что мы должны проезжать мимо. И первое, что возникло, ― «Я убит подо Ржевом». Это великое стихотворение настолько связано в нашем сознании с этим городом, с этим названием, что уже составляет как бы часть его, часть его славы. Город Ржев знаменит и этим стихотворением, как может быть город знаменит выдающимся человеком или стариннейшим собором. Поезд уже шел вовсю, заглушая грозу, а в голове моей стучало: Я убит подо Ржевом, В безыменном болоте, В пятой роте, На левом, При жестоком налёте… И дальше, ― сильнее, чем блоковское «Похоронят, зароют глубоко»!..[10]
Русская тётенька, приехавшая в 1947 году в Ригу из Ржева, жаловалась нам с Колей Александровым, что русских теперь притесняют и требуют знать латышский язык, если хочешь работать в гос. учреждении. Просила (в шутку) передать Собчаку, что вся надежда на него. Коля в журналистской манере поговорил с ней, расспросил о жизни, детях, внуках, не пьют ли зятья, хорошая ли бывает зимой погода, и когда мы распрощались с тетенькой, сказал весело: «Вот, готовый материал для «Известий» ― положение русских в Прибалтике». А я подумал: если бы она приехала сейчас в свой Ржев, то прокляла бы его с пустыми магазинами и бездорожьем, и вернулась бы пулей в Латвию, пусть и «гражданкой второго сорта».[11]
и англичанка звездный вид
открыла в шляпе из кальсон
полюбовавшись справедливо
сверкнули шашки их несчастливо
да так что брызнула душа
и пташка Божия пошла на небеса дышать
все люди вскрикнули уже
так выстроили город Ржев...[12]
Мы видели с вами Ржев, весь в кратерах, как луна.
Сквозь Белый прошел мой полк, а город порос травой.
Мы шли без дорог вперед, и нас привела война
за Велиж, где нет людей, изрытый и неживой.[13]
Серый прохожий в дорожном пальто, Сердце подскажет, что ты ― это тот,
Сорок второй и единственный год.
Ржев догорал. Мы стояли с тобой, Смерть примеряли. И начался бой…
Странно устроен любой человек:
Страстно клянется, что любит навек,
И забывает, когда и кому…
Но не изменит и он одному:
Слову скупому, горячей руке,
Ржевскому лесу и ржевской тоске.[14]
— Илья Эренбург, «Слов мы боимся, и всё же прощай...», 1944
Я убит подо Ржевом,
В безыменном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налете. Я не слышал разрыва, Я не видел той вспышки, ― Точно в пропасть с обрыва И ни дна ни покрышки. <...> Фронт горел, не стихая,
Как на теле рубец.
Я убит и не знаю,
Наш ли Ржев наконец?[15]
↑Карамзин Н.М. История государства Российского: Том 12 (1824-1826)
↑С. М. Соловьев История России с древнейших времен: в 15 кн. Кн. 9. — М.: Соцэкгиз, 1961 г.
↑М. Е. Салтыков-Щедрин. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 6. — Москва, Художественная литература, 1966 г.
↑Николай Костомаров, «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей». Выпуск четвёртый: XVII столетие (1875)
↑Б. В. Савинков. Избранное. — Л.: Художественная литература, Ленинградское отд., 1990 г.
↑Вс. В. Иванов, Дневники. ― М.: ИМЛИ РАН, Наследие, 2001 г.
↑К.И. Чуковский. Собрание сочинений. Том 13: Дневник 1936-1969. Предисл. В. Каверина, Коммент. Е. Чуковской.-2-е изд. — М., «Терра»-Книжный клуб, 2004 г.
↑Шишков В. Я.: Емельян Пугачев: Историческое повествование. — М.: Правда, 1985 г.
↑Савва Дангулов, Художники. Литературные портреты. — М.: Советский писатель, 1987 г.