Слово о полку Игореве

Материал из Викицитатника
Титульный лист 1-го издания

«Сло́во о полку́ И́гореве» (полное название «Слово о походе Игоря, Игоря сына Святославова, внука Олегова», др.-рус. Сло́во о плъку́ И́горєвѣ · И́горѧ сꙑ́на Свѧ́тъславлѧ · вну́ка О́льгова) — выдающийся памятник древнерусской литературы XII века. Впервые издано в Москве в 1800 году. Текст «Слова…» ритмизован, но природа ритмизации и жанровая принадлежность самого произведения остаются неясными, а часто встречающееся в литературе определение «поэма» очень условно.

Цитаты[править]

  • Любо испити шеломомь Дону
  • Вѣщей Бояне, Велесовь внуче
  • Трубы трубять въ Новѣградѣ, стоять стязи въ Путивлѣ
  • Дивъ кличетъ връху древа
  • А половци неготовами дорогами побѣгоша къ Дону Великому.
  • Чрьленъ стягъ, бѣла хорюговь, чрьлена чолка, сребрено стружіе – храброму Святьславличу!
  • Были вѣчи Трояни, минула лѣта Ярославля, были плъци Олговы, Ольга Святьславличя. Тъй бо Олегъ мечемъ крамолу коваше и стрѣлы по земли сѣяше.
  • Съ зараніа до вечера, съ вечера до свѣта летятъ стрѣлы каленыя, гримлютъ сабли о шеломы, трещатъ копіа харалужныя въ полѣ незнаемѣ среди земли Половецкыи.
  • Бишася день, бишася другый, третьяго дни къ полуднію падоша стязи Игоревы
  • Уже бо, братіе, не веселая година въстала
  • Ту нѣмци и венедици, ту греци и морава поютъ славу Святъславлю, кають князя Игоря
  • Игорь князь высѣдѣ изъ сѣдла злата, а въ сѣдло кощіево
  • Готскія красныя дѣвы въспѣша на брезѣ синему морю, звоня рускымъ златомъ, поютъ время Бусово
  • Стрѣляй, господине, Кончака, поганого кощея, за землю Рускую, за раны Игоревы
  • Игорева храбраго плъку не крѣсити!
  • Ярославна рано плачетъ въ Путивлѣ
  • О, Днепре Словутицю! Ты пробилъ еси каменныя горы сквозѣ землю Половецкую
  • Игореви князю Богъ путь кажетъ изъ земли Половецкой на землю Рускую

Цитаты о «Слове»[править]

  •  

… произведение природы дикой, необразованной. Повесть о полку Игоря — при всей грубости звуков, несообразных с нашим временем, при всей несоответственности в выражениях и самых словах — дышит величием души, наполненной благородными чувствами, поражённой великим предметом. Слыша рокотание струн Бояновых, моё воображение, душа моя переносится в веки протекшие, я не существую в настоящем времени!.. <…> Одни благородные, возвышенные чувства снискивают или, по крайней мере, должны снискивать уважение наше и приобретают хвалу потомства.[1][2]

  Николай Кутузов, «Аполлон с семейством», 1820
  •  

… «Слово о полку Игореве» возвышается уединённым памятником в пустыне нашей древней словесности.

  Александр Пушкин, «О ничтожестве литературы русской», 1834
  •  

«Слово» сложилось, по нашему представлению, как лиро-эпическое дружинное произведение (песня, чередующаяся с речитативом) вскоре после возвращения Игоря из половецкого плена (во время его приезда в Киев), а затем оно постепенно (по крайней мере до начала XIII в.) насыщалось новейшими событиями, связанными с его героями (возвращение из плена Владимира Игоревича, походы на ятвягов (1196 г.) и половцев (1202 и 1205 гг.) Романа Мстиславича и т. п.). Автор «Слова» и первый его исполнитель, видимо родовой певец князей Ольговичей, скорее всего служивший Святославу Киевскому, изображал современные ему события похода Игоря и обращался к князьям — своим современникам, заботясь о благе «Русской земли»...
...В политической жизни князей — героев «Слова» существовало, как правило, ограничительное представление о «Руси» — «Русской земле», как области Среднего Поднепровья. Желая быть правильно понятым своими адресатами, автор «Слова» должен был пользоваться именно этой концепцией.
...Горячий патриотизм «Слова», обращенный к сравнительно небольшой и теснимой со всех сторон и самостоятельными русскими княжествами, и половцами «Русской земле», если рассматривать его с позиций современных автору, но не относящихся к этой земле князей и княжеств, в особенности «Суздальской земли», должен был бы вызвать скорее осуждение и в лучшем случае удивление, нежели сочувствие. Политическое (и даже религиозное) понятие «Русской земли» как мощного в свое время фактора объединительной государственной политики (до 30-х годов XII в.) во времена «Слова» безнадежно устарело...
...Примененная в «Слове» территориально и политически ограничительная концепция «Русской земли» (как Среднего Поднепровья с добавлением Посемья), свойственная феодальным представлениям именно изображаемой в нем эпохи, показательна для нас и в том смысле, что она служит одним из свидетельств подлинности и древности этого великого поэтического памятника.[3]«Русская земля» в «Слове о полку Игореве»

  Андрей Робинсон
  •  

«Слово» было написано не для развлечения пирующих, не как повествование об отдалённых эпических временах (подобно «Песни о Роланде»), — оно было обрушено на бояр и князей, как внезапный набатный звон.[4]

  Борис Рыбаков
  •  

«Слово о полку Игореве» выше всех других литературных памятников своего века не только сгустками метафор, но и почти непохожими на слова кровавыми сгустками боли за погибших, выхаркиваемыми в степную траву из потрескавшихся от жажды губ неизвестного нам автора… Когда стихи пишутся с расчетом на вечность, они быстро умирают. В «Слове» не было никакого расчета на вечность, а именно жажда высказать боль земли сейчас же, как можно скорей, пока на ней еще не засохла кровь, дать еще дымящейся крови право речи. Без плача Ярославны «Слово» не могло бы существовать так же, как без Золотого слова Святослава, — и зачем разбираться, где тут «лирическая линия», где «гражданская», когда главное в том, что всё здесь главное.[4]

  Евгений Евтушенко, «Ко всякому удару молитва»

О переводах[править]

  •  

Г-н Де Ла Рю имел самое благое намерение — не входя в учёные разыскания и исследования о достоверности известного «Слова о полку Игореве, Игоря сына Святославля», переложить его в нынешние звучные, гладкие гекзаметры, чтоб сделать доступным для всех читателей, которым непонятен язык этого древнего памятника. <…> как поэт, исполнил своё дело с совершенным успехом: его гекзаметры, после тяжёлых, прозаических переводов «Слова о полку Игореве», которые мы до сих пор имели, — истинный подарок для читателей; их с удовольствием прочтёт всякий — и верующий и неверующий в древность и великорусское происхождение этой поэмы.

  — вероятно, Виссарион Белинский, рецензия на перевод, январь 1840
  •  

… «Слово о полку Игоря», переделанное г. Минаевым на поэму во вкусе <…> того недавнего времени, когда была мода на поэмы. Это, в сущности, не больше, как распространение или разжижение довольно бойкими стихами довольно короткого и сжатого «Слова о полку Игоревом». <…> стихи г. Минаева <…> ещё столько же фразисты, сколько и восторженны, и в них больше реторики, нежели поэзии.

  — Виссарион Белинский, «Взгляд на русскую литературу 1846 года», декабрь
  •  

Заболоцким угадана мозаичность композиции «Слова», и всё переложение, за исключением вступления, подразделяется на сорок пять различных по строению сложных или комбинированных строф. <…> С большим тактом и вкусом вводит Заболоцкий в своё переложение отдельные строфы, написанные трёхстопным хореем с дактилическим окончанием и четырёхстопным хореем. <…> Таким образом, можно с удовлетворением сказать, что Заболоцким был найден новый и правильный путь поэтического вольного воспроизведения «Слова о полку Игореве».[5][6]

  Владимир Стеллецкий, «„Слово о полку Игореве“ в художественных переводах и переложениях»
  •  

«Слово о полку Игореве» было переведено на русский язык сорок четыре или сорок пять раз — и всякий раз по-другому. В каждом из этих <…> переводов отразилась и личность переводчика со всеми её индивидуальными качествами, и та эпоха, когда был создан перевод, так как каждый переводчик вносил в свою версию именно те элементы, которые составляли основу актуальной в то время эстетики.
Всякий новый перевод, таким образом, представлял собой новое искажение подлинника, обусловленное вкусами того социального слоя, к которому адресовался переводчик. То есть, иными словами, каждая эпоха давала переводчикам свой собственный рецепт отклонений от подлинника, и этого рецепта они строго придерживались, причём их современникам именно в данных отклонениях и чудилось главное достоинство перевода.[6]

  Корней Чуковский, «Высокое искусство», 1964

Примечания[править]

  1. Сын отечества. — 1821. — Ч. 67. — № 5 (вышел 29 января). — С. 209.
  2. Пушкин в прижизненной критике, 1820—1827. — СПб.: Государственный Пушкинский театральный центр, 1996. — С. 93.
  3. А. Н. Робинсон. Литература Древней Руси в литературном процессе Средневековья (XI—XIII вв.). — М., 1980. — Глава V. — С. 219-241.
  4. 1 2 Е. Евтушенко. Ко всякому удару молитва. У поэзии нет дня рождения // Литературная газета. — 2003. — № 28 (5931), 9 июля.
  5. Слово о полку Игореве. — М., 1961. — С. 308-9.
  6. 1 2 Чуковский К. И. Высокое искусство. — М.: Искусство, 1964. — Гл. 9.

Ссылки[править]