«Багровый остров. Генеральная репетиция пьесы гражданина Жюля Верна в театре Геннадия Панфиловича с музыкой, извержением вулкана и английскими матросами» — сатирическая пьеса Михаила Булгакова, написанная в 1926—27 годах на основе повести 1924 года.
Геннадий. Итак, стало быть, акт первый. Остров, населённый красными туземцами, кои живут под властью белых арапов… Позвольте, это что же за туземцы такие? Дымогацкий. Аллегория это, Геннадий Панфилович. Тут надо тонко понимать. Геннадий. Ох уж эти мне аллегории. Смотрите! Не любит Савва аллегорий до смерти! Знаю я, говорит, эти аллегории! Снаружи аллегория, а внутри такой меньшевизм, что хоть топор повесь. — пролог
Дирижёр (в оркестр). А где же валторна? Больна? Я её вчера видел в магазине, она носки покупала. Это прямо смешно! Я прямо не понимаю таких музыкантов! — пролог
Гаттерас. В первый раз в жизни вижу такой экземпляр. Ах! Чтоб тебе сдохнуть! Попугай. Чтоб тебе самому сдохнуть. Общее изумление. Гаттерас. Ты это кому? Ах ты, сатана бесхвостая! Попугай. Сам сатана. Гаттерас. Вот я тебя! Леди. Что вы, капитан? Не смейте! Попка дурак! Попугай. Сама дура! Леди. Ах! Лорд. Полегче, Метёлкин Попугай. Слушаю, Геннадий Панфилыч. — акт первый
Леди. Как поживает добрый толстяк царь? Я забыла его имя. Кири. Имя… А, да. Как же, Сиси-Бузи, сударыня… Как же… Кланялся, видите ли, сударыня… Ликки (тихо). Да не тяни ты, чёртов врун! Кири. Видите ли, сударыня, он приказал долго жить. Паганель. Как приказал долго? Он умер немного? Ликки. Какое там немного! Начисто старик помер. — акт третий
Лорд. Савва Лукич… сейчас будет конец с международной революцией. Савва. Но, может быть, гражданин автор не желает международной революции? Лорд. Кто? Автор? Не желает? Желал бы я видеть человека, который не желает международной революции. (В партер) Может, кто-нибудь не желает?.. Поднимите руку… Сизи. Кто против? Хи-хи. Оч-чевидное большинство, Савва Лукич! Лорд (с чувством). Таких людей у меня в театре не бывает. Кассир такому типу билета не выдаст, нет… — эпилог
Пародирован революционный процесс, революционный лексикон, приёмы советской тенденциозно-скороспелой драматургии. Шаблоны стопроцентных, „выдержанных идеологически“ пьес высмеяны зло и остро.
Но пародия и ирония автора, как всегда, двусторонни… Встаёт зловещая тень Великого Инквизитора, подавляющего художественное творчество, культивирующего рабские, подхалимски нелепые драматургические штампы, стирающие личность актёра и писателя.
Идеологические финалы надо высмеивать. С казёнными штампами надо бороться. Приспособляющихся подхалимов надо гнать. Дураков — истреблять. Но надо также различать беспощадную сатиру преданных революции драматургов, не выносящих фальши, лживости и тупости услужливых глупцов, спекулирующих на революционном сюжете, и грациозно-остроумные памфлеты врагов, с изящным злорадством и холодным сердцем высмеивающих простоту услужающих и политическое иго рабочего класса. <…>
Но дело не в илотах, а в зловещей мрачной силе, воспитывающей илотов, подхалимов и панегиристов.[1][2]
… гениальная драматическая шутка с несколько едкой современной сатирой и с большой внутренней иронией. <…> самый одарённый писатель современной России в этой вещи боязливо и придушенно посредством самовысмеивания поднял голос за духовную Свободу.[3][2]
— какая-то берлинская социал-демократическая газета
Что же такое, в конце концов, — „Багровый остров“? — „Убогая, бездарная пьеса“ или это „остроумный памфлет“?
Истина заключается в рецензии Новицкого. Я не берусь судить, насколько моя пьеса остроумна, но я сознаюсь в том, что в пьесе действительно встаёт зловещая тень, и это тень Главного репертуарного комитета. Это он воспитывает илотов, панегиристов и запуганных „услужающих“. Это он убивает творческую мысль. Он губит советскую драматургию и погубит её.
Я не шёпотом в углу выражал свои мысли. Я заключил их в драматургический памфлет и поставил этот памфлет на сцене. Советская пресса, заступаясь за Главрепертком, написала, что „Багровый остров“ — пасквиль на революцию. Это несерьёзный лепет. Пасквиля на революцию в пьесе нет по многим причинам, из которых, за недостатком места, я укажу одну: пасквиль на революцию, вследствие чрезвычайной грандиозности её, написать невозможно. Памфлет не есть пасквиль, а Главрепертком — не революция.
Но когда германская печать пишет, что „Багровый остров“ — это „первый призыв к свободе печати“, — она пишет правду. <…> Борьба с цензурой, какая бы она ни была и при какой бы власти она ни существовала, — мой писательский долг, так же, как и призывы к свободе печати.[2]
— Михаил Булгаков, письмо Правительству СССР 28 марта 1930
