Мольер. Попрошу со сцены не пялить глаз на короля. Бутон. Кому вы это говорите, мэтр? Я тоже воспитан, потому что француз по происхождению. Мольер. Ты француз по происхождению и болван по профессии. Бутон. Вы по профессии — великий артист и грубиян по характеру.
Людовик. Вы пришли ко мне играть краплеными картами? Де Лессак. Так точно, ваше величество. Обнищание моего имения… Людовик (Одноглазому). Скажите, маркиз, как я должен поступить по карточным правилам в таком странном случае? Одноглазый. Сир, вам надлежит ударить его по физиономии подсвечником. Это во-первых… Людовик. Какое неприятное правило! (Берясь за канделябр.) В этом подсвечнике фунтов пятнадцать… Я полагаю, лёгкие бы надо ставить. Одноглазый. Разрешите мне. Людовик. Нет, не затрудняйтесь.
Варфоломей. Славнейший царь мира. Я пришёл к тебе, чтобы сообщить, что у тебя в государстве появился антихрист. У придворных на лицах отупение.
Безбожник, ядовитый червь, грызущий подножие твоего трона, носит имя Жан-Батист Мольер. Сожги его вместе с его богомерзким творением «Тартюф» на площади. Весь мир верных сынов церкви требует этого. Брат Верность при слове «требует» схватился за голову. Шаррон изменился в лице. Людовик. Требует? У кого же он требует? Варфоломей. У тебя, государь. Людовик. У меня? Архиепископ, у меня тут что-то, требуют. Шаррон. Простите, государь. Он, очевидно, помешался сегодня. А я не знал. Это моя вина. Людовик (в пространство). Герцог, если не трудно, посадите отца Варфоломея на три месяца в тюрьму. Варфоломей (кричит). Из-за антихриста страдаю!
Справедливый сапожник. Великий монарх, видимо, королевство без доносов существовать не может? Людовик. Помалкивай, шут, чини башмак. А ты не любишь доносчиков? Справедливый сапожник. Ну чего же в них любить? Такая сволочь, ваше величество!
Мольер. Ох, Бутон, я сегодня чуть не умер от страху. Золотой идол, а глаза, веришь ли, изумрудные. Руки у меня покрылись холодным потом. Поплыло всё косяком, всё боком, и соображаю только одно — что он меня давит! Идол! Бутон. Повешены оба, и я в том числе. Рядышком на площади. Так вот вы висите, а наискосок — я. Безвинно погибший Жан-Жак Бутон. Где я? В царстве небесном. Не узнаю местности. Мольер. Всю жизнь я ему лизал шпоры и думал только одно: не раздави. И вот всё-таки — раздавил. Тиран! Бутон. И бьет барабан на площади. Кто высунул не вовремя язык? Будет он висеть до самого пояса. Мольер. За что? Понимаешь, я сегодня утром спрашиваю его — за что? Не понимаю… Я ему говорю: я, ваше величество, ненавижу такие поступки, я протестую, я оскорблен, ваше величество, извольте объяснить… Извольте… я, быть может, вам мало льстил? Я, быть может, мало ползал?.. Ваше величество, где же вы найдете такого другого блюдолиза, как Мольер?.. Но ведь из-за чего, Бутон? Из-за «Тартюфа». Из-за этого унижался. Думал найти союзника. Нашёл! Не унижайся. Бутон! Ненавижу королевскую тиранию! Бутон. Мэтр, вам памятник поставят. Девушка у фонтана, а изо рта у неё бьёт струя. Вы выдающаяся личность, но только замолчите… Чтобы у вас язык отсох… За что меня вы губите?.. Мольер. Что ещё я должен сделать, чтобы доказать, что я червь? Но, ваше величество, я писатель, я мыслю, знаете ли, я протестую…
корр. газеты «Горьковец»: Почему именно Мольер? Булгаков: Трудно ответить на этот вопрос. Я читаю, перечитываю и люблю Мольера с детских лет. Он имел большое влияние на моё формирование как писателя. Меня привлекала личность учителя многих поколений драматургов — комедианта на сцене, неудачника, меланхолика и трагического человека в личной жизни.[1] — после премьеры во МХАТе в 1936 году
↑И. Ерыкалова. Комментарии (Источники, черновая рукопись, текстология) // Собрание сочинений в пяти томах. Т. 4 — М.: Художественная литература, 1990. — С. 635-645. — Тираж: 400000 экз.
