Бэббит (роман)
«Бэббит» (англ. Babbitt) — сатирический роман Синклера Льюиса, впервые изданный в 1922 году, в котором создан образ стандартного американского обывателя. Некоторые персонажи появляются в повести «Человек, который знал Кулиджа» 1928 года.
Цитаты
[править]Чрезвычайным событием явилось перекладывание всех вещей из карманов коричневого костюма в карманы серого. К своим вещам Бэббит относился серьёзно. Он видел в них вечные ценности, такие же, как бейсбол или республиканская партия. Среди этих вещей были вечная ручка и серебряный карандаш, у которого всегда не хватало грифеля; носил он их в правом верхнем кармане жилетки. Без них он чувствовал бы себя просто голым. На часовой цепочке висел золотой перочинный ножик, серебряная машинка для сигар, семь ключей, из которых два — неизвестно откуда, и, кроме того, прекрасные часы. Сбоку при часах болтался большой желтоватый зуб лося — знак принадлежности к Благодетельному и Покровительственному ордену Лосей. Самым важным предметом, однако, был карманный блокнот, новейший деловой блокнот, где были записаны адреса давно позабытых людей и квитанции почтовых переводов, давным-давно полученных адресатами; там же лежали пересохшие марки, вырезки со стихами Т. Чамондли Фринка и газетными передовицами, из которых Бэббит черпал и свои политические убеждения, и набор учёных слов; кроме того, там были записки с напоминанием — сделать то, чего он никогда делать не собирался, и, наконец, красовалась непонятная запись — Д. С. С. Д. М. У. П. Д. Ф. | |
A sensational event was changing from the brown suit to the gray the contents of his pockets. He was earnest about these objects. They were of eternal importance, like baseball or the Republican Party. They included a fountain pen and a silver pencil (always lacking a supply of new leads) which belonged in the righthand upper vest pocket. Without them he would have felt naked. On his watch-chain were a gold penknife, silver cigar-cutter, seven keys (the use of two of which he had forgotten), and incidentally a good watch. Depending from the chain was a large, yellowish elk's-tooth-proclamation of his membership in the Brotherly and Protective Order of Elks. Most significant of all was his loose-leaf pocket note-book, that modern and efficient note-book which contained the addresses of people whom he had forgotten, prudent memoranda of postal money-orders which had reached their destinations months ago, stamps which had lost their mucilage, clippings of verses by T. Cholmondeley Frink and of the newspaper editorials from which Babbitt got his opinions and his polysyllables, notes to be sure and do things which he did not intend to do, and one curious inscription—D.S.S.D.M.Y.P.D.F. |
— В общем, наше счастье, что мы живём среди цивилизованных людей, у которых есть и художественный вкус, и деловой нюх. Скучновато нам было бы, если б мы застряли на какой-нибудь их Главной улице и стали рассказывать этим старым бобрам про нашу здешнюю жизнь. Но в одном надо им отдать справедливость: каждый, самый маленький, американский город стремится расти, достигнуть современного уровня. И растут, чёрт их подери, растут! Кто-нибудь начнёт крыть такую захолустную дыру, рассказывать, как он заехал туда в тысяча девятисотом году, и ничего там, кроме одной грязной улицы, не было, понимаете, одной на девятьсот жителей, похожих на улиток. А приедёшь туда в девятьсот двадцатом году, смотришь — асфальт, чудная гостиница, первоклассный магазин дамского готового платья — просто красота! Нельзя смотреть только на то, какие они сейчас, эти городишки, надо разобраться, чем они хотят стать, а у них у всех есть свой идеал, оттого они и станут когда-нибудь отличнейшими городами. А идеал у них — стать такими, как наш Зенит, вот что! — глава VIII, 2 | |
“Fact is, we're mighty lucky to be living among a bunch of city-folks, that recognize artistic things and business-punch equally. We'd feel pretty glum if we got stuck in some Main Street burg and tried to wise up the old codgers to the kind of life we're used to here. But, by golly, there's this you got to say for 'em: Every small American town is trying to get population and modern ideals. And darn if a lot of 'em don't put it across! Somebody starts panning a rube crossroads, telling how he was there in 1900 and it consisted of one muddy street, count 'em, one, and nine hundred human clams. Well, you go back there in 1920, and you find pavements and a swell little hotel and a first-class ladies' ready-to-wear shop—real perfection, in fact! You don't want to just look at what these small towns are, you want to look at what they're aiming to become, and they all got an ambition that in the long run is going to make 'em the finest spots on earth—they all want to be just like Zenith!” |
Пастор <…> любил говорить, что «гордится своей репутацией дельца» и что он, конечно, «не позволит старому Сатане взять монополию на деловую хватку и сметку». — глава XVI, 2 | |
The pastor <…> often said that he was “proud to be known as primarily a business man” and that he certainly was not going to “permit the old Satan to monopolize all the pep and punch.” |
На самом деле вся его вера сводилась к тому, что есть какое-то Высшее Существо, которое пыталось создать нас совершенными, но, по всей вероятности, потерпело неудачу; что если ты Хороший человек, то попадешь в место, называемое раем (Бэббиту оно представлялось чем-то вроде номера в первоклассном отеле с садом), но если ты — Плохой человек, то есть убиваешь, воруешь, нюхаешь кокаин, имеешь любовниц или, наконец, продаешь несуществующие земельные участки, то ты будешь наказан. Бэббит не совсем представлял себе, что такое, как он говорил, «этот самый ад». — глава XVI, 3 | |
Actually, the content of his theology was that there was a supreme being who had tried to make us perfect, but presumably had failed; that if one was a Good Man he would go to a place called Heaven (Babbitt unconsciously pictured it as rather like an excellent hotel with a private garden), but if one was a Bad Man, that is, if he murdered or committed burglary or used cocaine or had mistresses or sold non-existent real estate, he would be punished. Babbitt was uncertain, however, about what he called “this business of Hell.” |
— Ну, если ты это называешь миром, так предупреди, ради бога, когда ты начнёшь войну! — глава XXVI, 2 (вероятно, неоригинально) | |
“Well, if that's what you call being at peace, for heaven's sake just warn me before you go to war, will you?” |
Вступление
[править]Это рассказ <…> об Утомлённом Бизнесмене <…>. | |
This is the story of <…> the Tired Business Man <…>. |
… американские города с населением от восьмидесяти тысяч до миллиона жителей. <…> Их обитателям знакомы и Пятая авеню, и Пиккадилли, и Елисейские поля. Голсуорси приезжает в них читать лекции, Карузо — петь, Крейслер — играть на скрипке (пусть даже его всё время просят сыграть «Юмореску»), и здесь в малом театре могут поставить пьесу Шницлера в то же время, что и в Вене <…>. И всё же эти громадные беспорядочные скопища не города, а деревни. Они ввозят Крейслера так же, как они ввозят шелка, — не потому, что они страстно любят музыку или шелка, а потому, что эти очевидные символы процветания создают им престиж в обществе. <…> Но это — <…> не признак музыкальности народа: надо, чтобы люди с воодушевлением играли сами — хотя бы из рук вон плохо, пусть это даже просто четыре пожилых скрипача, пиликающие на скрипках в винном погребке. | |
… these American cities of from 80,000 to 1,000,000. <…> Their citizens are not unaccustomed to Fifth Avenue, to Piccadilly, to the Champs Elysees. Hither comes Galsworthy to lecture, Caruso to sing, Kreisler to play (even though they do beg him always to play the Humoresque), and here, in a Little Theater, a Schnitzler play may have a hearing as soon as Vienna <…>. Yet they are villages, these titanic huddles. They import Kreisler as they import silks—not because they passionately love music or silks, but because those obvious symbols of prosperity give social prestige. <…> It is not <…> attests musical understanding; it is a passionate playing of one's own music—though the playing may be very bad indeed; may be nothing but the agitated scratching of four old cellists in a beery cellar. |
Америка присвоила себе репутацию самой передовой страны в мире и этим обстоятельством (вот уже триста лет) оправдывает немощность своей культуры, грубость манер и откровенное неприятие критики. И как ни странно, Европа воспринимает это как должное. | |
America has taken to itself the credit of being the one pioneering nation of the world; it has thereby (these three hundred years now) excused all flabbiness of culture and harshness of manner and frantic oppression of critics. And, strangely, Europe has granted that assertion. |
Немецкий Мюнхен и итальянская Флоренция коренным образом отличаются друг от друга во всём самом главном: страстях, винах, надеждах и мебели, — потому что каждый этот город впитал в себя, сохранил и по-своему видоизменил мудрость Платона, Шекспира и Карла Маркса. Но немецкий Милуоки и итальянский Хартфорд удручающе схожи, потому что они отбросили все выношенные веками надежды человечества и впитали лишь одно стремление — стать богатыми, знаменитыми, стопроцентно американскими. <…> | |
German Munich and Italian Florence are vastly and entertainingly different in all that counts—in passions, wines, aspirations, and furniture—for the reason that they have both digested and held and brilliantly changed a common wisdom of Plato and Shakespeare and Karl Marx. But German Milwaukee and Italian Hartford are uncomfortably alike because they have cast off all the hard-earned longings of mankind and joined in a common aspiration to be rich, notorious, and One Hundred Per Cent American. <…> |
Глава II
[править]— Первым делом пойми, что всякие эти благотворительные выдумки и все эти просвещенья-развлеченья, рабочие кварталы и прочая мура — просто лазейка для социализма, и больше ни черта! А чем скорее человек поймёт, что никто с ним нянчиться не будет и даром кормить его тоже не станут и никаких бесплатных лекций и всяких там штучек для детей ему тоже никто не даст, если он сам не заработает, — тем скорее найдёт себе работу и будет давать продукцию, да, продукцию, понимаешь, дело делать! Вот что нужно стране, а не эти выдумки, от которых рабочий человек становится тряпкой, а его ребята начинают воображать бог знает что и хотят стать выше своего класса. — 2 | |
“Now you look here! The first thing you got to understand is that all this uplift and flipflop and settlement-work and recreation is nothing in God's world but the entering wedge for socialism. The sooner a man learns he isn't going to be coddled, and he needn't expect a lot of free grub and, uh, all these free classes and flipflop and doodads for his kids unless he earns 'em, why, the sooner he'll get on the job and produce—produce—produce! That's what the country needs, and not all this fancy stuff that just enfeebles the will-power of the working man and gives his kids a lot of notions above their class. |
— Не наше дело вмешиваться в дела Ирландии, да и вообще в чужие дела. Надо держаться в стороне — и всё! Ага, из России идут вполне достоверные слухи, будто бы Ленин скончался. Что ж, посмотрим. Я вообще не понимаю, почему мы не вмешаемся и не вытурим этих большевиков! | |
“We got no business interfering with the Irish or any other foreign government. Keep our hands strictly off. And there's another well-authenticated rumor from Russia that Lenin is dead. That's fine. It's beyond me why we don't just step in there and kick those Bolshevik cusses out.” |
Глава VI
[править]… Бэббит был доброкачественным и стандартным продуктом из гигантского универмага, именуемого университетом штата. — 1 | |
… Babbitt was a sound and standard ware from that great department-store, the State University. |
Он вытащил из учебника геометрии с полсотни реклам заочных курсов — вклад в педагогическую науку, внесённый энергичными и дальновидными коммерсантами Америки. На первой из них был изображён молодой человек с высоким лбом, железной челюстью и словно отлакированными волосами, в шёлковых носках; держа одну руку в кармане, он вытянул указующий перст другой и явно очаровывал аудиторию, состоящую из господ с седыми бородами, внушительными животами, лысинами и всеми другими признаками мудрости и богатства. Над картиной был изображён вдохновляющий символ знания — не устарелая лампада, или факел, или сова Минервы, а ряд долларовых знаков. Текст гласил: | |
He snatched from the back of his geometry half a hundred advertisements of those home-study courses which the energy and foresight of American commerce have contributed to the science of education. The first displayed the portrait of a young man with a pure brow, an iron jaw, silk socks, and hair like patent leather. Standing with one hand in his trousers-pocket and the other extended with chiding forefinger, he was bewitching an audience of men with gray beards, paunches, bald heads, and every other sign of wisdom and prosperity. Above the picture was an inspiring educational symbol—no antiquated lamp or torch or owl of Minerva, but a row of dollar signs. The text ran: |
Глава VII
[править]Эта гостиная была настолько же лучше жилой комнаты и родительском долю Бэббита, насколько его автомобиль был лучше отцовской брички. И хотя ничего интересного в гостиной не было, она не оскорбляла глаза. Чистая, безликая, она походила на кусок искусственного льда. — 1 | |
It was a [living]-room as superior in comfort to the “parlor” of Babbitt's boyhood as his motor was superior to his father's buggy. Though there was nothing in the room that was interesting, there was nothing that was offensive. It was as neat, and as negative, as a block of artificial ice. |
Неизвестно, любил ли он спать на веранде ради свежего воздуха или оттого, что порядочному человеку полагалось спать на такой веранде. | |
It is not known whether he enjoyed his sleeping-porch because of the fresh air or because it was the standard thing to have a sleeping-porch. |
— В Зените меня возмущает стандартизация мысли и, конечно, укоренившиеся понятия о конкуренции. Настоящие злодеи в этой драме — именно те добрые, чистые, трудолюбивые отцы семейств, которые не постесняются пустить в ход любую подлость, любую жестокость — лишь бы обеспечить материальное благополучие своим отпрыскам. Самое скверное в этих людях то, что они такие хорошие и, в каждом отдельном случае, в своей отрасли такие неглупые. Их нельзя по-настоящему ненавидеть, и всё же их стандартизованная мысль — вот настоящий враг. И потом — это вечное бахвальство… <…> Лично я предпочитаю город с неведомыми перспективами, которые дают простор моему воображению. Но чего мне особенно хочется… | |
“I fight in Zenith is standardization of thought, and, of course, the traditions of competition. The real villains of the piece are the clean, kind, industrious Family Men who use every known brand of trickery and cruelty to insure the prosperity of their cubs. The worst thing about these fellows is that they're so good and, in their work at least, so intelligent. You can't hate them properly, and yet their standardized minds are the enemy. Then this boosting— <…> Personally, I prefer a city with a future so unknown that it excites my imagination. But what I particularly want—” |
Глава XIII
[править]При всей своей привычке к литературным упражнениям в области рекламы и деловой переписки Бэббит впал в уныние, когда ему пришлось засесть за подготовку речи, рассчитанной не меньше чем на десять минут. | |
However accustomed to the literary labors of advertisements and correspondence, Babbitt was dismayed on the evening when he sat down to prepare a paper which would take a whole ten minutes to read. |
… когда подъезжали к дому с красными фонарями, откуда слышалось дребезжание пианолы и жеманный визг толстых женщин, Бэббиту становилось всё страшней. <…> | |
… as they were borne toward the red lights and violent automatic pianos and the stocky women who simpered, Babbitt was frightened. <…> |
Глава XXIX
[править]— Помнишь, как во время войны мы весь этот нежелательный элемент, всех красных, с их делегациями, ну и вообще всяких там разных ворчунов — всех прижали к ногтю, да и после войны им ходу не было, но люди забывают об опасности, а этим смутьянам только того и надо, они снова начали исподтишка свою работу, особенно эти салонные социалисты. Так вот, надо людям разумным, сознательным объединиться и помешать этому сброду. Один парень там, в восточных штатах, именно для этой цели организовал Лигу Честных Граждан. Разумеется, и Торговая палата, и Американский легион, и все остальные изо всех сил стараются, чтобы порядочные люди взяли верх, но у них столько других дел, что этой задаче они не могут отдавать достаточно времени. Но Лига Честных Граждан — ЛЧГ, — она только этим и будет заниматься. Конечно, для видимости у Лиги должны быть и другие задачи — скажем, тут, в Зените, Лига будет поддерживать проект насаждения новых парков и городской комитет плановой застройки, а кроме того, она будет представлять определённые слои общества, в неё войдут только избранные, и, скажем, при устройстве вечеров и тому подобного можно будет не приглашать всяких смутьянов, а, как известно, нет ничего сильнее общественного бойкота, когда речь идёт о людях более или менее заметных, которых ничем другим не проймёшь. А если и это не поможет, Лига в конце концов пошлёт небольшую депутацию к тем, кто слишком распоясался, члены Лиги укажут, что надо держать себя в рамках пристойности и не трепать языком почём зря. Тебе не кажется, что такая организация может принести огромную пользу? Мы уже получили согласие лучших людей города и, конечно, хотим, чтобы и ты присоединился. Как ты на этот счёт? | |
“You know during the war we had the Undesirable Element, the Reds and walking delegates and just the plain common grouches, dead to rights, and so did we for quite a while after the war, but folks forget about the danger and that gives these cranks a chance to begin working underground again, especially a lot of these parlor socialists. Well, it's up to the folks that do a little sound thinking to make a conscious effort to keep bucking these fellows. Some guy back East has organized a society called the Good Citizens' League for just that purpose. Of course the Chamber of Commerce and the American Legion and so on do a fine work in keeping the decent people in the saddle, but they're devoted to so many other causes that they can't attend to this one problem properly. But the Good Citizens' League, the G. C. L., they stick right to it. Oh, the G. C. L. has to have some other ostensible purposes—frinstance here in Zenith I think it ought to support the park-extension project and the City Planning Committee—and then, too, it should have a social aspect, being made up of the best people—have dances and so on, especially as one of the best ways it can put the kibosh on cranks is to apply this social boycott business to folks big enough so you can't reach 'em otherwise. Then if that don't work, the G. C. L. can finally send a little delegation around to inform folks that get too flip that they got to conform to decent standards and quit shooting off their mouths so free. Don't it sound like the organization could do a great work? We've already got some of the strongest men in town, and of course we want you in. How about it?” |
Глава XXXIV
[править]Лига Честных Граждан получила распространение во всех штатах, но нигде она не развивала такой деятельности и не пользовалась таким уважением, как в городах типа Зенита — торговых центрах с населением в несколько сот тысяч, по большей части расположенных внутри страны и окружённых полями, шахтами и мелкими городишками, которые заимствовали у этих крупных центров деньги под заклад имущества, светские манеры, искусство, социальную философию и дамские шляпки. | |
The Good Citizens' League had spread through the country, but nowhere was it so effective and well esteemed as in cities of the type of Zenith, commercial cities of a few hundred thousand inhabitants, most of which—though not all—lay inland, against a background of cornfields and mines and of small towns which depended upon them for mortgage-loans, table-manners, art, social philosophy and millinery. |
… сам я за всю жизнь не сделал ничего так, как мне хотелось. Не знаю — достиг ли я чего-нибудь, вернее, просто жил, как жилось. Думаю, что из каждых возможных ста родов я прошёл от силы четверть дюйма. — 6 | |
“… I've never done a single thing I've wanted to in my whole life! I don't know 's I've accomplished anything except just get along. I figure out I've made about a quarter of an inch out of a possible hundred rods.” | |
— Бэббит |
Перевод
[править]Рита Райт-Ковалёва, 1959
О романе
[править]— Джон О’Хара |
— Бернард Шоу |
Бэббит занимает нас именно потому, что показывает, насколько существование рядового, заурядного, нормального человека может быть похоже на существование марионетки. Кто из читателей романа не вздрагивал, не спрашивал себя, сколько раз ему самому доводилось быть Бэббитом? | |
— Чезаре Павезе, 1930 |
Моя нынешняя свобода основана на серийном производстве, которое выхолащивает из нас всякое нестандартное желание. <…> Не слишком-то это оригинально — соседствовать с современным Бэббитом, смотреть, как он покупает утреннюю газетку, переваривает уже разжёванную мысль. <…> Но никто не приходит в отчаяние от этой ужасающей свободы — свободы небытия.[9][5] | |
— Антуан Сент-Экзюпери, 1940 |
Образ Бэббита способствовал тому, что привычный образ американца, худощавого человека с бородкой, сменился новым образом толстого человека в очках.[10] | |
— Шерард Вайнс |
Несколько страниц о Лиге Честных Граждан, предрекая пытки, аресты, казни, которые суждено было испытать Европе в течение последующего десятилетия, не менее весомы, чем роман «У нас это невозможно». И в самом деле, картина тут достаточно полная: показана и экономическая основа диктатуры самых богатых предпринимателей города, <…> назойливый патернализм, нацеленный на то, чтобы затушевать классовые противоречия, запугивание, применение насилия. <…> | |
— Робер Сиоль, «Трагические тираны» |
У нас сейчас гораздо больше бэббитов, чем в те времена, когда Синклер Льюис изображал бэббитизм.[7] | |
— Джон Олдридж, около 1970 |
«Бэббиту — пятьдесят. Правда, которая по-прежнему ранит».[12] | |
— Джордж Дуглас, название статьи |
… Бэббит <…> подчёркнуто зауряден. И одновременно массовиден. Его не нужно искать, он всеобщий знакомец. Удивительно, что литература проходила мимо него. Синклер Льюис <…> его увековечил. Имя Бэббита сделалось нарицательным. <…> | |
— Борис Гиленсон |
Синклер Льюис
[править]На этот раз речь пойдёт <…> о Рядовом Бизнесмене, об Усталом Бизнесмене, живущем не в Гофер-Прери, а в городе с населением в 300 или 400 тысяч человек, <…> в городе со своей мощной индустрией, своим «малым театром», своим шефом охотничьего клуба и своим гостеприимным загородным клубом, городе, известном своей беспощадностью ко всякого рода ересям и своей близорукой, но дьявольски ловкой политикой сокрушения всего, что угрожает коммерческой олигархии.[14] | |
It is, this time, the story <…> of an Average Business Man, a Tired Business Man, not in a Gopher Prairie but in a city of three or four hundred thousand people <…> with its enormous industrial power, its little theater, and lively country club and its overwhelming menacing heresy hunt, its narrowed eyed (and damned capable) crushing of anything threatening its commercial oligarchy. | |
— письмо К. Ван Дорену ноября 1920 |
Я хочу, чтобы мой роман стал В. А. Р., потому что в нём кристаллизуется и обретает реальность Средний Деятельный Американец. Думается, никто ещё не создал подобного образа <…>. Бэббит немного напоминает Уила Кенникота[15], но он крупнее, обширнее и поле его деятельности, он острее переживает, чувствует. <…> Он <…> процветающий, но озабоченный, страстно желающий стать обладателем чего-то большего, чем автомобиль и собственный дом, пока он ещё не упустил времени.[7] | |
I want the novel to be the G.A.N. in so far as it crystal lizes and makes real the Average Capable American. No one has done it <…>. Babbitt is a little like Will Kennicott but bigger, with a bigger field to work on, more sensations, more perceptions. <…> He is <…> prosperous but worried, wanting passionately to seize something more than motor cars and a house be-fore it s too late. | |
— письмо А. Харкорту 28 декабря 1920 |
Бизнесменов уже называют «Бэббитами».[16] | |
— беседа с П. де Крюи, 1925 |
1920-е
[править]Как произведение искусства книга — прекрасна, правдива, полнокровна и поучительна. Как кусок жизни — она ещё прекрасней, показывая нам не только Бэббита, но и нечто, относящееся к нашей действительности. <…> | |
As a work of art it is fine, true, complete, and understanding. As a piece of life it is yet finer, revealing to ourselves not only Babbitt but also some one much nearer home. <…> | |
— Хью Уолпол, предисловие к лондонскому изданию, август 1922 |
Его построение лучше, чем у «Главной улицы», действие более логичное и связное, в нём больше воображения и меньше откровенной публицистики, и, прежде всего, лучше схвачены персонажи. <…> | |
— Генри Менкен |
Это шаг вперёд по сравнению с «Главной улицы». Тут больше жизни, горения, полноты изображения.[7] | |
— Эдит Уортон |
Немцы будут смеяться над этим американцем. Но господин Вендринер[17] никогда не поймёт, что и он тоже Бэббит; что и его представления, раздумья, ходячие понятия окажутся столь же смешными, если воспроизвести их спокойно; <…> что те вещи, которые для него бесспорны и полны несокрушимого достоинства, на самом деле столь же непостижимо нелепы <…> и противны здравому смыслу, как и у Бэббита.[8] | |
— Курт Тухольский, рецензия на немецкий перевод, 1925 |
«Будденброки» <…>. Когда думаешь о том, что книга, подобная этой, была опубликована ещё в 1902 году и оставалась неизвестной англоязычному читателю вплоть до прошлого года, то начинаешь питать ещё меньше уважения, если оно вообще у вас было, к той публике, которая устраивает ажиотаж вокруг «Главной улицы», «Бэббита» и всех сочинений вашего дружка Менкена, причём они вызывают такое возбуждение просто потому, что в значительной мере посвящены столь презираемой американской действительности. | |
Buddenbrooks <…>. When you think that a book like that was published in 1902 and unknown in English until last year it makes you have even less respect, if you ever had any, for the people getting all stirred up over Main Street, Babbitt and all the books your boy friend Menken has gotten excited about just because they happen to deal with the much abused Am[erican] Scene. | |
— Эрнест Хемингуэй, письмо Ф. С. Фицджеральду 15 декабря 1925 |
Примечания
[править]- ↑ The Man from Main Street: A Sinclair Lewis Reader. Random House, 1953, pp. 21-28.
- ↑ Неопубликованное вступление к «Бэббиту» // Синклер Льюис. Собрание сочинений в 9 томах. Т. 6. У нас это невозможно. Статьи. — М.: Правда, 1965. — С. 418-426.
- ↑ Оригинал рисунка (также содержит расчёт в столбик и нарисованный профиль)
- ↑ Schorer М. Sinclair Lewis. An American Life. N. Y., 1961, p. 350.
- ↑ 1 2 3 4 Б. Гиленсон. «Я люблю Америку, но она мне не нравится…» // Синклер Льюис. Главная улица. Бэббит. — М.: Художественная литература, 1989. — С. 13-25. — 50000 экз.
- ↑ Dooley D. Y. The Art of Sinclair Lewis. Univ. of Nebraska Press. Lincoln, 1967, p. 93.
- ↑ 1 2 3 4 5 Б. Гиленсон. Комментарии // Синклер Льюис. — 1989. — С. 855-7.
- ↑ 1 2 3 Т. Л. Мотылёва. Синклер Льюис и его лучшие романы // Синклер Льюис. Бэббит. Эроусмит. — М.: Художественная литература, 1973. — С. 13-15. — (Библиотека всемирной литературы). — 303000 экз.
- ↑ Исбах А. Во главе колонны. — М., 1970. — С. 197-8.
- ↑ Б. Гиленсон. Примечания // Синклер Льюис. Бэббит. Эроусмит. — 1973. — С. 783.
- ↑ Robert Silhol. Les tyrans tragiques. Un témoin pathétique de notre temps: Sinclair Lewis. Paris, 1969, p. 271-2, 277.
- ↑ George H. Douglas, Babbitt at Fifty—The Truth Still Hurts. The Nation, 1972, 22 May, p. 662.
- ↑ 1 2 "Portrait of an American Citizen," The Smart Set, October 1922, pp. 138-140.
- ↑ Перевод Б. А. Гиленсона // Синклер Льюис. Собрание сочинений в 9 т. Т. 7. Гидеон Плениш. Статьи. — М.: Правда, 1965. — С. 353.
- ↑ Мужа главной героини «Главной улицы».
- ↑ Б. Гиленсон. Комментарии // Синклер Льюис. — Эроусмит. — М.: Правда, 1990. — С. 469.
- ↑ Постоянный персонаж его сатирических фельетонов.