Васи́лий Фёдорович Насе́дкин (1895 — 1938) — русский советский поэт, участник литературной группы «Перевал», друг Сергея Есенина, женатый на его сестре Екатерине.
А теперь вот, когда написал,
Стало скучно: молчит гнедуха,
Словно всыпал ей мерку овса
Иль поднёс аржаную краюху.
Но в написанном ряде строк
Замечаю всё те же следы я:
Будто рифмы — копыта ног,
А стихи на подбор — гнедые.[1]
— «Гнедые стихи», 1924
Иду, пьянея от травы,
А сверху, чуть вдали,
На тонких струнах синевы
Играют журавли.[1]
— «Иду, пьянея от травы...», 1926
Мороз грубей, и кто б ни шёл -
Сгибается в кольцо,
Как будто сотни белых пчёл
Впиваются в лицо. Да, неприветливы друзья - Жильцы полярных мест, И не один узнаю я, Как снег нам надоест.
И не один, когда в плетни
Махнёт зелёный луг,
Увижу тихий снег в тени,
Глядящий, как испуг.[1]
— «Снег», 1926
Так день и ночь Он рыщет всюду
По переулкам и дворам,
И на ветвях свисает грудой
Пушистый иней по утрам. И от полярного питомца Бросает город в полутьму, Косится раненое солнце И тихо прячется в дыму.
А теплота костров несмелых
На каждой улице ― смешна.
Ему страшна, ― он знает, белый, ―
Одна лишь красная весна.[1]
— «Мороз», 1926
В поле голос чей-то
Долог и несносен.
На унылой флейте
Заиграла осень.[1]
— «В поле голос чей-то...», 1927
Вражду и дружбу обойдя,
Спокойно провожая лето,
Я песню древнюю дождя
Сегодня слушал до рассвета.[1]
— «Вражду и дружбу обойдя...», 1932
Не унесу я радости земной И золотых снопов зари вечерней. Почувствовать оставшихся за мной Мне не дано по-детски суеверно.
И ничего с собой я не возьму
В закатный час последнего прощанья.
Накинет на глаза покой и тьму
Холодное, высокое молчанье.[1]
Все остальные стихи в «Круге» ― по старинке, вплоть до того, что в стихах Наседкина кто-то «радостный, безликий смеётся тихо у воды». Новое только у Есенина: он, кажется, впервые пробует себя в патетической форме оды ― и увы: до чего это оказывается близко к сусальности прочих бесчисленных од.[2]
Однажды в пассаже ГУМа встречаю Есенина, с ним поэт В. Наседкин. Куда-то торопятся, почти бегут.
― Не знаешь ли, где здесь продают «русскую горькую»? Еду к себе в деревню на свадьбу.
Я указал им магазин. Есенин схватил меня под руку.
― Проводи нас. Да, кстати, не поедешь ли ты с нами в деревню? Поедем, будет весело, на станции нас встретят с лошадьми и гармошками. Погуляем![3]
Однажды он <Есенин> пришёл довольно рано.
― Евдокимыч, я насчет моего «Собрания». Мы с тобой говорили в прошлый раз. У меня, понимаешь, свадьба, я женюсь. Вместе со мной в один день сестра выходит замуж за Наседкина. Нельзя ли мне сразу получить тысячи две денег. <...>
Дня через два он появился с Наседкиным и под мою диктовку наспех написал следующее заявление: «В Литературный отдел Госиздата Сергея Есенина. Предлагаю литерат. отд. издать собрание моих стихотворений в количестве 10 000 строк, по рублю за строку, с единовременной выдачей в 2000 рублей и остальные с ежемесячной выдачей по 1000 руб.»[3]
Есенин и Достоевский, общая судьба русских поэтов. Есенин ― поэт. Достоевский ― поэт. Трагедия Есенина подобна трагедии, изображенной Достоевским. Анна Григорьевна ― Г. Бениславская. Эрлих мог бы написать, но его расстреляли. Наседкин мог бы написать, но его расстреляли. Евдокимов мог бы написать, но его расстреляли.[4]
Чаще других знакомых к нам заходил Наседкин и коротал с нами вечера. В то время он ухаживал за Катей, к нему хорошо относился Сергей, и Наседкин был у нас своим человеком. Даже 18 сентября, в день регистрации брака Сони и Сергея, у нас не было никого посторонних. Были всё те же ― Илья и Василий Федорович. <...>
19 декабря Катя и Наседкин зарегистрировали свой брак в загсе и сразу же сообщили об этом Сергею. Сергей был очень доволен этим сообщением, он уважал Василия Федоровича и сам всегда советовал сестре выйти за него замуж. И тогда же ими всеми вместе было принято решение, что и Наседкин поедет в Ленинград и будет жить вместе с нами. Там же, в Ленинграде, было решено отпраздновать и их свадьбу. <...>
Часов в одиннадцать нарочный с почты принес нам первую настораживающую телеграмму: «Сергей болен еду Ленинград Наседкин». Сергей болен. Что могло случиться за пять дней, в течение которых мы не видели его? Стало тревожно, но успокаивало то, что теперь рядом с ним Василий Федорович, свой человек. Через три часа к нам снова пришел нарочный с почты и на этот раз принес нам еще две телеграммы: одну из Москвы от Анны Абрамовны Берзинь, которая писала: «Случилось несчастье приезжайте ко мне», и вторую от Василия Федоровича из Ленинграда с сообщением о смерти Сергея. Дом наш наполнился плачем и суматохой.[5]
— Александра Есенина (сестра), «Родное и близкое, 1979
Друзей и соратников покойного Сергея Есенина, писателей и поэтов «крестьянского направления» Орешина, Кириллова, Герасимова, Клычкова (Лешенкова) и других приговорили к расстрелу за участие в литературной группе, сочувствовавшей противникам колхозного строя, членам «разоблаченной» в конце 1920-х годов Трудовой крестьянской партии. Писателей ― выходцев из Сибири ― Зазубрина (Зубцова), Правдухина, Наседкина и Пермитина обвинили в троцкистских взглядах и стремлении добиться автономии Сибирского края. Первых троих осудили к высшей мере наказания, последнего ― к ссылке.[6]