Дневники Александра Пушкина
На протяжении своей жизни Александр Пушкин неоднократно пытался вести дневники, однако политическая обстановка не способствовала этому. После восстания 14 декабря 1825 он уничтожил свою автобиографию, начатую в 1821. В собрания сочинений Пушкина под эту категорию включают и отдельные записи и пометы автобиографического содержания[1].
Цитаты
[править]… большой грузинский нос, а партизан почти и вовсе был без носу. Давыдов является к Бенигсену: «Князь Багратион, — говорит, — прислал меня доложить вашему высокопревосходительству, что неприятель у нас на носу…» |
Шаховской никогда не хотел учиться своему искусству и стал посредственный стихотворец. Шаховской не имеет большого вкуса, он худой писатель — что ж он такой? — Неглупый человек, который, замечая всё смешное или замысловатое в обществах, пришед домой, всё записывает и потом как ни попало вклеивает в свои комедии. — декабрь 1815 |
Третьего дни хоронили мы здешнего митрополита[1]: во всей церемонии более всего понравились мне жиды: они наполняли тесные улицы, взбирались на кровли и составляли там живописные группы. Равнодушие изображалось на их лицах; со всем тем ни одной улыбки, ни одного нескромного движенья! Они боятся христиан и потому во сто крат благочестивее их. — 3 апреля 1821 |
… Пестель; умный человек во всём смысле этого слова. <…> Он один из самых оригинальных умов, которых я знаю… — 9 апреля 1821 |
Вышед из Лицея, я почти тотчас уехал в Псковскую деревню моей матери. Помню, как обрадовался сельской жизни, <…> но всё это нравилось мне недолго[К 1]. Я любил и доныне люблю шум и толпу… — 19 ноября 1824 |
Вчерашний день <…> приехав в Боровичи в 12 часов утра, застал я проезжающего в постеле. Он метал банк гусарскому офицеру. Между тем я обедал. При расплате недостало мне 5 рублей, я поставил их на карту и, карта за картой, проиграл 1600. Я расплатился довольно сердито, взял взаймы 200 руб. и уехал, очень недоволен сам собою. На следующей станции[1] <…> вдруг подъехали четыре тройки с фельдъегерем. «Вероятно, поляки?»[К 2] — сказал я хозяйке. «Да, — отвечала она, — их нынче отвозят назад». Я вышел взглянуть на них. |
Кочубей и Нессельроде получили по 200 000 на прокормление своих голодных крестьян. Эти четыреста тысяч останутся в их карманах. В голодный год должно стараться о снискании работ и о уменьшении цен на хлеб; если же крестьяне узнают, что правительство или помещики намерены их кормить, то они не станут работать, и никто не в состоянии будет отвратить от них голода. — 14 декабря 1833 |
Улицы не безопасны. <…> Полиция, видимо, занимается политикой, а не ворами и мостовою. — 17 декабря 1833 |
Бриллианты и дорогие каменья были ещё недавно в низкой цене. Они никому не были нужны. <…> Нынче узнаю, что бриллианты опять возвысились. Их требуют в кабинет, и вот по какому случаю. |
В публике очень бранят моего Пугачёва», а что хуже — не покупают. Уваров большой подлец. Он кричит о моей книге как о возмутительном сочинении. Его клеврет Дундуков (дурак и бардаш) преследует меня своим ценсурным комитетом. Он не соглашается, чтоб я печатал свои сочинения с одного согласия государя. <…> Кстати об Уварове: это большой негодяй и шарлатан. Разврат его известен. — февраль 1835 |
1831
[править]Вчера государь император отправился в военные поселения (в Новгородской губернии) для усмирения возникших там беспокойств. <…> |
Покамест полагали, что холера прилипчива, как чума, до тех пор карантины были зло необходимое. Но коль скоро начали замечать, что холера находится в воздухе, то карантины должны были тотчас быть уничтожены. 16 губерний вдруг не могут быть оцеплены, а карантины, не подкреплённые достаточно цепию, военною силою, — суть только средства к притеснению и причины к общему неудовольствию. Вспомним, что турки предпочитают чуму карантинам. В прошлом году карантины остановили всю промышленность, заградили путь обозам, привели в нищету подрядчиков и извозчиков, прекратили доходы крестьян и помещиков и чуть не взбунтовали 16 губерний. Злоупотребления неразлучны с карантинными постановлениями, которых не понимают ни употребляемые на то люди, ни народ. Уничтожьте карантины, народ не будет отрицать существования заразы, станет принимать предохранительные меры и прибегнет к лекарям и правительству; но покамест карантины тут, меньшее зло будет предпочтено бо́льшему и народ будет более беспокоиться о своём продовольствии, о угрожающей нищете и голоде, нежели о болезни неведомой и коей признаки так близки к отраве. — там же |
На днях скончался в Петербурге Фон-Фок, начальник 3-го отделения государевой канцелярии (тайной полиции), человек добрый, честный и твёрдый. Смерть его есть бедствие общественное. <…> Вопрос: кто будет на его месте? важнее другого вопроса: что сделаем с Польшей? — конец августа |
1834
[править]Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Н. Н. танцевала в Аничкове[К 4]. Так я же сделаюсь русским Dangeau. <…> Меня спрашивали, доволен ли я моим камер-юнкерством? Доволен, потому что государь имел намерение отличить меня, а не сделать смешным, — а по мне хоть в камер-пажи, только б не заставили меня учиться французским вокабулам и арифметике. — 1 января |
Государь сказал княгине Вяземской: «J'espère que Pouchkine a pris en bonne part sa nomination. Jusqu'à présent in m'a tenu parole, et j'ai été content de lui» etc. etc.[К 5] Великий князь[1] намедни поздравил меня в театре: — Покорнейше благодарю, ваше высочество; до сих пор все надо мною смеялись, вы первый меня поздравили. — 7 января |
Государь, <…> говоря о моём «Пугачёве», сказал мне: «Жаль, что я не знал, что ты о нём пишешь; я бы тебя познакомил с его сестрицей[К 6], которая тому три недели умерла в крепости Эрлингфоской» (с 1774-го году!). Правда, она жила на свободе в предместии… — 17 января |
Государь не любит Аракчеева. «Это изверг», говорил он в 1825 году… — 8 марта |
Вчера было совещание литературное у Греча об издании русского Converssation's Lexikon. Нас было человек со сто, большею частию неизвестных мне русских великих людей. Греч сказал мне предварительно: «Плюшар в этом деле есть шарлатан, а я пальяс[К 7]: пью его лекарство и хвалю его». Так и вышло. Я подсмотрел много шарлатанства и очень мало толку. Предприятие в миллион, а выгоды не вижу. Не говорю уже о чести. Охота лезть в омут, где полощутся Булгарин, Полевой и Свиньин.[К 8] — 17 марта |
Покойный государь окружён был убийцами его отца. Вот причина, почему при жизни его никогда не было бы суда над молодыми заговорщиками, погибшими 14-го декабря. Он услышал бы слишком жестокие истины. NB. Государь, ныне царствующий, первый у нас имел право и возможность казнить цареубийц или помышления о цареубийстве; его предшественники принуждены были терпеть и прощать. — там же |
Этот лексикон будет не что иное, как «Северная пчела» и «Библиотека для чтения» в новом порядке и объёме. — 2 апреля |
«Телеграф» запрещён. <…> «Телеграф» достоин был участи своей; мудрёно с большей наглостию проповедовать якобинизм перед носом правительства, но Полевой был баловень полиции. Он умел уверить её, что его либерализм пустая только маска. <…> |
Несколько дней тому получил я от Жуковского записочку из Царского Села. Он уведомлял меня, что какое-то письмо моё ходит по городу и что государь об нём ему говорил. Я вообразил, что дело идёт о скверных стихах[К 10], исполненных отвратительного похабства и которые публика благосклонно приписала мне. Но вышло не то. Московская почта распечатала письмо, писанное мною Наталье Николаевне[К 11], и нашед в нём отчёт о присяге великого князя, писанный, видно, слогом не официальным, донесла обо всём полиции. Полиция, не разобрав смысла, представила письмо государю, который сгоряча также его не понял. К счастью, письмо показано было Жуковскому, который и объяснил его. Всё успокоились. Государю не угодно было, что о своём камер-юнкерстве отзывался я не с умилением и благодарностью <…>. Однако, какая глубокая безнравственность в привычках нашего правительства! Полиция распечатывает письма мужа к жене и приносит их читать к царю (человеку благовоспитанному и честному), и царь не стыдится в том признаться — и давать ход интриге, достойной Видока и Булгарина! Что ни говори, мудрёно быть самодержавным. — 10 мая |
В Александре было много детского. Он писал однажды Лагарпу, что, дав свободу и конституцию земле своей, он отречётся от трона и удалится в Америку. — 21 мая |
Кто-то сказал о гос[ударе]: В нём много от прапорщика, и немного от Петра Великого[2]. — там же | |
II y a beaucoup de praporchique en lui et un peu du Pierre le Grand. |
Тому недели две получено здесь известие о смерти кн. Кочубея. Оно произвело сильное действие; государь был неутешен. Новые министры повесили голову. Казалось, смерть такого ничтожного человека не должна была сделать никакого переворота в течении дел. Но такова бедность России в государственных людях, что и Кочубея некем заменить! <…> Без него Совет иногда превращался только что не в драку, так что принуждены были посылать за ним больным, чтоб его присутствием усмирить волнение. Дело в том, что он был человек хорошо воспитанный, — и это у нас редко, и за то спасибо. |
Я заметил, что или дворянство не нужно в государстве, или должно быть ограждено и недоступно иначе как по собственной воле государя. Если во дворянство можно будет поступать из других состояний, как из чина в чин, не по исключительной воле государя, а по порядку службы, то вскоре дворянство не будет существовать или (что всё равно) всё будет дворянством. Что касается до tiers état, что же значит наше старинное дворянство с имениями, уничтоженными бесконечными раздроблениями, с просвещением, с ненавистью противу аристокрации и со всеми притязаниями на власть и богатства? Эдакой страшной стихии мятежей нет и в Европе. — 22 декабря |
О дневниках
[править]До нас дошло свидетельство о том, что уже во второй половине 20-х годов Пушкин задумал написать <…> историю своего времени. <…> | |
— Илья Фейнберг, «Неизученный замысел Пушкина» |
Столь ясно и категорично, [как И. Л. Фейнберг][3][4], о «Дневнике» как о готовой уже истории, а не материале для историка не говорил ни один из исследователей «Дневника». <…> | |
— Анатолий Предтеченский, «Дневник Пушкина 1833—1835 годов» |
Комментарии
[править]- ↑ Он был там в июле—августе 1817[1].
- ↑ Имевшие связи с декабристами поляки — члены национального патриотического товарищества[1].
- ↑ Пушкин обработал записи этого года в качестве образца политической информации, которую он хотел ввести в своей предполагавшейся к изданию газете «Дневник». Они были представлены А. Х. Бенкендорфу[1].
- ↑ Т. е. на придворных балах, которые устраивались для тесного круга приглашенных, близких ко двору и лично к царской семье[1].
- ↑ «Я надеюсь, что Пушкин принял в хорошую сторону своё назначение. До сих пор он сдержал данное мне слово, и я был доволен им» и т. д. и т. д. (фр.).
- ↑ Его дочерью Аграфеной, умершей «от болезни и старости лет» 5 апреля 1833 в Кексгольме, где жила под надзором полиции[1].
- ↑ Шарлатан здесь в старинном значении: уличный торговец лекарствами, при которых когда-то состояли паяцы («пальяс»), потешавшие прохожих и привлекавшие их к приобретению лекарств[1].
- ↑ См. также 2 письма В. Ф. Одоевскому 15—16 марта.
- ↑ От этого замысла ничего не сохранилось[1].
- ↑ Очевидно, ходившее в списках и получившее большое распространение стихотворение «Первая ночь брака»[1].
- ↑ 20—22 апреля 1834[1].
Примечания
[править]- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 Томашевский Б. В. Примечания // Пушкин А. С. Полное собрание сочинений в 10 томах. Т. 8. Автобиографическая и историческая проза. История Пугачева. Записки Моро де Бразе. — 2-е изд., доп. — М.: Академия наук СССР, 1958.
- ↑ Переводы иноязычных текстов // А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений в 16 т. Т. 12. Критика. Автобиография. — М., Л.: Изд. Академии наук СССР, 1949. — С. 487.
- ↑ 1 2 И. Л. Фейнберг. Незавершенные работы Пушкина. — М.: Советский писатель, 1955. — С. 315-320.
- ↑ 1 2 И. Л. Фейнберг. Незавершенные работы Пушкина. Изд. 2-е. — М.: ГИХЛ, 1958. — С. 358-9.
- ↑ Пушкин: Исследования и материалы. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1962. — Т. 4. — С. 278-283.