Вши (ед. ч. вошь) — подотряд мелких бескрылых кровососущих насекомых-облигатных эктопаразитов из отряда пухоедовых (Phthiraptera). Вши, например, человеческая вошь (Pediculus humanus), являются переносчиками таких опасных заболеваний, как сыпной и возвратный тиф. Распространены по всему миру.
А вши — они не пропадут, —
Напротив, обретут приют
В несчётных складках сокровенных
Одежд моднейших, современных! <…>
А вот ещё закон приличья:
За шестиногой серой дичью, Что расплодилась в волосах,
Нельзя за трапезой в гостях
Охотиться и то и дело
Казнить её в тарелке белой,
Купая ноготь свой в подливе…
В арестантском бараке при дивизионном суде <…>.
Солдат с веником откашлялся и начал:
Весь фронт во вшах.
И с яростью скребётся
То нижний чин, то ротный командир.
Сам генерал, как лев, со вшами бьётся
И, что ни миг, снимает свой мундир.
Вшам в армии квартира даровая,
На унтеров им трижды наплевать.
Вошь прусскую, от страсти изнывая,
Австрийский вшивец[1] валит на кровать.
Измученный солдат из учителей присел на скамейку и вздохнул:
— Вот и всё. И из-за этого я уже четыре раза был на допросе у господина аудитора.
— Собственно, дело ваше выеденного яйца не стоит,— веско заметил Швейк.— Все дело в том, кого они там в суде будут считать старым австрийским вшивцем. Хорошо, что вы прибавили насчёт кровати. Этим вы так их запутаете, что они совсем обалдеют. Вы только им обязательно разъясните, что вшивец — это вошь-самец и что на самку-вошь может лезть только самец-вшивец. Иначе вам не выпутаться.
U divizijního soudu, v baráku opatřeném <…>.
Voják s koštětem odkašlal a spustil:
Vše zavšiveno, front se drbe celý,
veš po nás leze veliká.
Pan generál se válí na posteli
a každej den se převlíká.
Vším u vojska se velmi dobře daří,
i na šarže už přivyká,
s vší pruskou už se hbitě páří
ten starý všivák rakouský.
Ztrápený voják učitel si přisedl na lavici a povzdechl: "To je všechno, a kvůli tomu jsem již počtvrté vyslýchanej u pana auditora."
"Vono to skutečně nestojí ani za řeč," rozšafné řekl Švejk, "vono jen přijde na to, koho voni u soudu budou myslet tím starým všivákem rakouským. Ještě dobře, že jste tam dal vo tom páření, to je spletete, že budou z toho janci. Jen jim vysvětlete, že všivák je sameček od vši a že na samičku veš může lezt zase jenom sameček všivák. Jinak se z toho nevymotáte."
В соломенной подстилке на полу кишело столько вшей, что она шевелилась: казалось, что это не вши, а муравьи, и тащат они материал для постройки своего муравейника.
Byla tam navrstvena tak zavšivená sláma, že krátkými stébly vši pohybovaly, jako by to nebyly vši, ale mravenci, odtahující materiál ku stavbě svého hnízda.
— Ярослав Гашек, там же
Пока осуществлялся половой контакт:
<…>
Меня ты наградила парочкою вшей,
Свой наглый хавальник ощерив до ушей.
Ой ты моя, ядрёна вошь!
За что меня, ты так грызёшь,
Чтоб хоть немного успокоить эту вшу,
А я возьму и там, а почешу.
<…>
Твоей хозяйке я устрою дебош,
Кто подарил мне эту вшу,
Я ту подругу загашу!
Теперь с тобою мы родственники по вшам,
Поговорим на эту тему по душам,
Ведь насекомые мои — твоим родня,
И ты за это, бля, попляшешь у меня!
Они засели мёртвым грузом между ног,
И ни одной из них я сковырнуть не смог,..
Монашеское движение зародилось <…> примерно в начале IV столетия. <…>
Вшей называли «божьими жемчужинами» и считали признаком святости. — книга 2, часть 1, гл. VI
о совету Ивана Ивановича мы сняли белье и закопали его на ночь в землю, каждую рубаху и кальсоны порознь, оставив маленький кончик наружу. Это было народное средство против вшей, а на прииске в борьбе с ними мы были бессильны. Действительно, наутро вши собрались на кончиках рубах. Земля, покрытая вечной мерзлотой, все же оттаивала здесь летом настолько, что можно было закопать белье. Конечно, это была земля здешняя, в которой было больше камня, чем земли. <...> Вшей мы сожгли, поднося рубаху к горящей головне из костра. Увы, этот остроумный способ не уничтожил гнид, и в тот же день мы долго и яростно варили бельё в больших консервных банках — на этот раз дезинфекция была надежной.[3]
Люди много мочились в этом году, бесстыдно, бесстыднее, чем я могу написать, днем на Невском, где угодно… Была сломанность и безнадежность. Чтобы жить, нужно было биться, биться каждый день, за градус тепла стоять в очереди, за чистоту разъедать руки в золе. Потом на город напала вошь; вошь нападает от тоски… Мы, живущие изо дня в день, вошли в зиму без дров… Чем мы топили?[4]
...название «вшивая ягода» (louse berry, от староанглийского слова lus-thorn — «вшивый шип») появилось из-за практики избавления детей от вшей — их головы посыпали стертыми в порошок сушеными ягодами и листьями бересклета. Имела ли эта практика пагубные последствия для детей — неизвестно <бересклет сильно ядовит>. В некоторых районах Англии его называли смертельной ольхой, и заносить это растение в дом считалось к несчастью.[5]