Возвращение (Путевые заметки якобы об Америке)

«Возвращение (Путевые заметки якобы об Америке)» Михаила Задорнова, написанные в 1990 году. Вышли отдельным изданием в 1991. Включались в несколько авторских сборников.

Цитаты

… в «стейк-хаусе» <…> меня потрясли размеры поданного мне бифштекса. Я многое видел в жизни. Но чтобы через всю тарелку, даже скорее блюдо, нагло раскинулся бифштекс! Не как у нас — копытце пони… Что по жесткости, что по размеру. А некий евроазиатский материк, как его рисуют на ученических картах. Более того, с двух сторон с тарелки не менее нагло свешивались уши — Европа и Чукотка. Сидевший за одним из столиков в зале негр, как и я, не доел точно такой же бифштекс. В этот момент я понял — правы, ох, как правы, наши телекомментаторы, которые ежевечерне сообщают нам, что негры в Америке недоедают!

— «Потрясение второе»

	Мне порой кажется, что мышление людей сродни расположению улиц в тех городах, где они живут. Видишь, внизу Манхэттен? Стрит, стрит, стрит… Всё параллельно. Авеню, авеню, авеню… Всё перпендикулярно. Так и мышление у американцев — прямоугольное. А в наших городах? Переулок, канава, помойка, плакат, тупик… Тупик, плакат, канава, помойка, закоулок… Потому у нас мышление — закоулочно-канавочное.
	— «Потрясение второе»

Так уж повелось на Руси, что понятия Родины и государства никогда не совпадали. Государство — это опасная неожиданность, которая подстерегает тебя на Родине на каждом шагу. <…> Государство — это отрепетированное «ура!» Государство — это то, от чего нет защиты ни у кого. То, чего боятся даже руководители, создавшие это государство. Государство — это не демократия, а демократизация. Это нелитература, неживопись, несалют. Это названные по-новому, но обшарпанные по-старому улицы. Развалившиеся предприятия переименованные в ассоциации. Жулики с визитными карточками президентов совместных предприятий. Законы, исключающие друг друга. Прогрессивные налоги, исключающие прогресс. Прибалтийская борьба бессовестности с безграмотностью. Антинародная карьера народных фронтов. Депутаты, прозевавшие урожай за сведением счетов друг с другом. Глава правительства, удивляющийся по телевизору масштабам разрухи в стране. Демократы, отобравшие у консерваторов власть вместе с привилегиями. Государство — это единственно верный «плакат», повешенный на всех станциях метро, — «Выхода нет». Государство — это закрома Родины. <…> Наша Родина всегда была душой нашего народа. Государство — его клеткой.

— «Вместо послесловия»

Первые впечатления

Ну почему во всех странах мира швейцары в гостиницах открывают двери и подносят вещи, а наши не пускают?

Уже в первые дни гастролей я понял, насколько правы советские корреспонденты и телекомментаторы, утверждая, что находиться в Америке неприятно. Действительно, неприятно. Не знаешь, что делать в ответ. Тоже улыбаться? Я не могу улыбаться в течение суток. У нас, советских людей, развиты не те мышцы лица. Я пробовал. К вечеру улыбку заклинивает, лицо перекособочивает. Получается улыбка смертельно раненного человека. Не улыбаться нехорошо. Некультурно. Стоит зайти в магазин, к тебе подбегает продавец и с идеально отшлифованной улыбкой: «Что вам угодно? Чем могу быть полезен?» Ну, как ему объяснить, чем он может быть полезен? Только тем, что исчезнет немедленно. И не будет мешаться. Потому что я зашел не купить, а посмотреть. Так как никогда не видел сто метров разной обуви сразу. Поэтому у меня сейчас экскурсия! <…> За каждую проданную вещь, оказывается, ему положена премия. Каждому по труду. Это закон социализма! Поэтому они и ведут себя так, как должны вести себя в социально справедливом обществе. То есть, ты чувствуешь себя виноватым, если ничего не купил, В отличие от наших продавцов, которые ведут себя согласно нашему строю. И ты чувствуешь себя виноватым за то, что вообще зашёл в магазин. К концу поездки я, правда, научился бороться с их улыбчивым сервисом. Он только ко мне: «Чем могу быть полезен?» А я ему тут же с улыбкой от уха до уха: «Спасибо! Я из Советского Союза». Его тут же след простыл. Понял — зашел просто посмотреть. Потому что во всём мире уже знают, что советскому человеку денег меняют ровно на посмотреть…

В одном супермаркете я насчитал девяносто сортов кефира! Есть кефир с привкусом клубники, есть с привкусом земляники, черники. <…> Вы попробуйте прийти у нас в магазин и спросить у продавщицы: «Какой из кефиров вы мне сегодня рекомендуете?» Продавщица вам тут же ответит: «Вчерашний, козёл!» Поскольку за семьдесят лет так называемой советской власти мы научились выпускать два сорта кефира: вчерашний и позавчерашний. Бывает ещё двухнедельный, но это уже не высший сорт!

Хромосомный набор

Герка всегда мечтал разбогатеть. Он ещё в детстве умудрялся обменивать фантики из-под леденцов на фантики от «Косолапого мишки». Правда, потом его всегда били.

Видимо, наш человек развит от нищеты так же, как их человек туп от сытости. <…> Американцы не просто не любят наших эмигрантов. Они прокляли тот день, когда пригласили их к себе. Ну что же — так им и надо! А то они столько лет кричали: «Отпустите к нам своих инакомыслящих! Дайте им свободу!» Ну, дали, ну, отпустили. Но ведь оказалось: никто из тех, кто кричал, даже предположить не мог, насколько наши инакомыслящие. Я считаю, советская эмиграция третьей волны в Америку — самая серьёзная провокация против Запада! <…> Видимо, смекалка — в генетике нашего человека. В его хромосомном наборе. Поскольку единственное, что передавалось по наследству советскими людьми из поколения в поколение, — это нищета, изворотливость и энтузиазм.

Брайтон-Бич… <…> Рассказывают, что когда-то здесь жили приличные нищие негры. Из истории известно, что если куда-то приходили жить негры, то все остальные оттуда сразу же уходили. Это единственный случай, когда куда-то ушли сами негры. После того, как туда пришли русские. Вернее, не ушли, а сбежали. Наши их выжили. Выгнали пинками под копчик. Кому-то даже выкололи глаза. И нищие кварталы расцвели ресторанами, магазинами… Вспыхнули рекламы на русском: «У Римы», «Одесса», «Киев», «Русь», «Яша и сыновья»… Покатилась по набережной музыка. <…> Разбогатевшая Ялта с одесским темпераментом и харьковским вкусом. Только в Ялте отдыхают в сезон, а на Брайтоне — всегда. Ну, и, конечно, рестораны поблатнее, лица повеселее, песни поразудалистее, украшения на женщинах поувесистее. Только наши ходят в Америке в золоте с самого утра. В каждом ухе по слитку ценой в ДнепроГЭС! Благо ОБХСС нет. А вечером ресторан. И веселье! Но какое! Мне кажется, чувства счастья, что они уехали из Советского Союза, многим нашим эмигрантам хватит на всю оставшуюся жизнь. Поэтому они и веселятся каждый день, будто этот день последний. Все! Завтра обратно в Советский Союз… «… Ямщик, не гони лошадей!..» Вырвались! Разбогатели! Свободные! «… Мне некуда больше спешить…» На Брайтоне царит русский язык. Многие даже не учат английского. Какая-то тетя Фрида пришла в американский магазин и искренне возмутилась; — Шо такое! Мы тут уже шесть лет, а американцы по-русски не говорят! Порой создаётся впечатление, что не наши приехали в Америку, а Америка пришла к ним. <…> Некоторые по привычке даже празднуют 1 Мая. Многие отмечают и американские праздники, и советские. Я спрашивал, не выходят ли 1 Мая по привычке на демонстрацию? Шутки шутками, а кто-то вступил в американскую коммунистическую партию. Говорят, в связи с перестройкой скоро будут переводить непосредственно из нашей коммунистической партии в американскую, если из их партии, конечно, придет официальное разрешение… Можно изменить фамилию, имя, лицо, Родину, но нельзя изменить хромосомный набор. Самое большое количество доносов в Америке идёт с Брайтона. Это хромосомный набор!

Эмигрант — это человек с одним крылом. Огромным, размашистым, но одним.

Встреча

Юрка играл на рояле. Играл размашисто. Так породистые хозяйки полощут бельё. Попросту говоря, он полоскал рояль, выводя на нём сразу все партии джазового оркестра.

В то время многие женились на еврейках, понимая, что еврейка в период застоя — не национальность, а средство передвижения.

После множества путешествий по нашей перекопанной стране Америка кажется сплошным газоном. Ощущение, что пострижены даже лужайки в лесу. Болота — и те выглядят нарядными, а небо — украшенным помытыми облаками. Нефтяные вышки весёлые, цвета детских игрушек. По обочинам не валяются забытые трубы. <…> В городах никто не ведет по мостовым горячую воду, чтобы подключить её потом к коммунизму, КамАЗы не возят воздух с двумя рейками и тремя кирпичами. Вокруг заводов нет свалок, огороженных досками почёта.

… за три года мы обогнали все страны мира по рэкету, проституции и демократии одновременно. Наш народ успешно борется с коммунистической партией под её руководством.

Чем объяснить, что население Москвы однажды съело весь тираж газеты «Вечерняя Москва», заряженный ведущим парапсихологом? Люди ели газеты! Потом в редакцию писали письма, в которых спрашивали, чем в следующий раз запивать. Или просили впредь указывать, какую точно статью зарядил профессор — «передовицу» или «прогноз погоды». А то тяжело жевать всухомятку всю газету, хотя она и свежая. В какой ещё стране могут слушать по радио заряженную здоровьем минуту молчания? При этом некоторые записали её на магнитофон. Чтобы потом сделать погромче.

Один совершенно законченный парапсихолог открыл мне дверь своей квартиры и сказал: «Подождите пять минут, я в той комнате сейчас усилием воли повышаю урожайность хлебов в России». — А как их хранить? — спросил я тут же по-российски хозяйственно. — Это наша следующая задача. Я один с ней не справлюсь. Придется подключать энергию жены. «Посмотрев» меня руками, он сказал: — Очень тяжелый случай! Когда вы выступаете, многие зрители вас не любят. Они вас и сглазили. У вас теперь сзади вырос энергетический хвост. Это очень плохо. Энергия из космоса через хвост утекает в преисподнюю. — Что делать? — задал я извечный вопрос, мучивший российского человека. — Надо его обрубить. Могу за это взяться. Но хвост очень серьезный. Справиться с ним будет нелегко. Стоить это будет сто рублей. Я согласился. Он положил меня на диван, долго колдовал над моим копчиком, бормоча стихи, по-моему, Кручёных или раннего Маяковского. Потом отошёл в дальний угол комнаты, Я спросил: «Что, действительно, хвост такой длинный?» — Да, очень. Боюсь даже, за один сеанс мне его не обрубить. Придётся ещё прийти два раза по сто рублей. — А куда вы складываете обрубленные хвосты? — спросил я. Я с максимальной точностью пересказываю этот разговор двух сумасшедших Юрке. — Ты шутишь? — спрашивает он. — Если бы. Приезжай. Я тебя к нему отведу. Он тебе тоже чего-нибудь отрубит. Я оплачу. Потом из хвостов сделаем шубы жёнам.

Путевые заметки на чём попало

Русских туристов в Америке очень точно называют «пылесосами». Они высасывают из страны всё дешёвое пыльное старьё.

По американскому телевидению часто передают полезные советы. Среди них чаще других повторяется один: если на вас напали бандиты, отдайте им все, что они попросят. Не сопротивляйтесь! Лишитесь кошелька, зато сохраните жизнь, И вот однажды в новостях передали коротенькое сообщение о смелости и ловкости нашего советского туриста. У него наркоман-негр пытался отнять кошелек. Невзрачный на вид турист из Челябинска проявил необычайную силу и не только не отдал кошелек, но ещё и поколотил негра, фигурой похожего на гигантскую перевернутую кеглю. Опешивший от неожиданного сопротивления негр даже побежал от русского туриста. Но тот его догнал и ударил по голове урной, после чего отнял кошелек и ещё раз ударил урной. Бедный негр долго стоял в оцепенении, поскольку давно привык к тому, что американцы никогда не оказывают сопротивления. Тем более урной. Таких советов по американскому телевидению никто не давал. Но он же не знал, что это русский турист, которому поменяли всего тридцать инвалютных рублей, и который все свои дни в Америке только и делал, что высчитывал, как на эти деньги одеть семью, себя и ещё привезти подарки тем, кто его оформил в туристическую поездку.

Бывший русский дворянин, который уехал из России сразу после революции, много рассказывал своему сыну, родившемуся уже в Америке, что самая удивительная охота на медведей — под Брянском. Сын пошёл в отца — стал заядлым охотником. Не раз просил отца подробнее рассказать, чем же так удивительна охота на медведей под Брянском, что он так часто о ней вспоминает. — Когда-нибудь времена изменятся, — отнекивался отец. — Сам поедешь поохотишься и поймёшь. Наступила перестройка. <…> Богатый сын решил осуществить свою мечту — узнать, чем же удивительна охота на медведей под Брянском. Связался с Брянском. Предложил заплатить валютой, за идею тут же ухватился ловкий кооператив. Конечно, было одно «но»! Под Брянском последнего медведя видели во время гражданской войны. Однако терять валюту было жалко. Везти медведя из дальневосточной тайги — дорого и долго. Американец уже выехал в Союз. Обратились в цирк соседнего города. Действительно, в цирке был один старый медведь, которого давно не занимали в программах. Сначала руководство цирка не хотело его отдавать. Всё-таки родное для них животное. Но кооперативщики сказали, что просят его для фотоателье, обещали хорошо ухаживать, предложили небывалые деньги. И руководство выдало им медведя. Везти старика в брянские леса решили на товарном поезде. От радости и в предвкушении валюты кооператоры в поезде напились. Операция была назначена на завтра. Миллионер утром должен был отправиться на охоту в родительские леса. Видать, умное животное благодаря многолетнему опыту работы с людьми почувствовало что-то неладное и недоброе. И как только «конвойные» заснули, сбежало из поезда через плохо закрытую дверь клетки. Утром медведь вышел на просёлочную дорогу. В это время по ней на велосипеде мирно ехал местный почтальон. Когда почтальон впервые в жизни увидел в родном лесу медведя, он сиганул с велосипеда и убежал в лес. Велосипед остался на дороге. Но! Медведь-то был цирковым! Он давно не работал на арене. Соскучился. Поэтому, недолго думая, он сел на велосипед и, радостный, покатил навстречу восходу. Как раз в это время из леса на просёлочную дорогу с ружьем вышел американский миллионер. Увидев медведя на велосипеде, охотник остолбенел, но так как медведь двигался на него, с испугу вскинул ружьё. Медведь понял это как знак к цирковому трюку и встал на руле на передние лапы. В этот-то момент заядлый охотник и понял, что отец прав — действительно, самая удивительная охота на медведей в России под Брянском!

Так напугали все страны мира Октябрьской революцией и тем, как мы живём, что они пошли по другому пути развития и с испугу сами построили социализм!

Нам Сталин «железным занавесом» надолго кастрировал способности к языкам. Остальные народы не жили, как мы, взаперти. Они общались, развивались. Поэтому зачастую хватают на лету даже такие труднодоступные выражения, как русские. Дешевая распродажа в любой стране мира отличается повышенным процентом русских покупателей. С известной нашей актрисой на одной из таких распродаж мы подходим к прилавку с купальниками. Продавец — араб. Слышит, что мы говорим по-русски. Видимо, до нас кто-то из наших женщин у этого прилавка побывал. Потому что он уверенно говорит моей спутнице: — Бери, дура, завтра не будет! Сколько же раз он слышал это выражение, если, не понимая ни слова, запомнил его и уверен, что у русских так принято уговаривать. Спутница с ужасом смотрит на продавца. И тогда он с той же простодушной улыбкой обращается ко мне: — Бери, дура, завтра не будет!

Американцы искренне любят свои праздники. Любят свою страну. Что-то показалось мне в этой любви даже примитивным. В этом отношении у нас опять-таки веселее. Наш сходит на демонстрацию за отгул, пронесёт флаг через всю Красную площадь, наорётся «ура!», а вечером на кухне напьётся за то, чтобы всё это сгорело синим пламенем. У американцев жизнь протекает бесконфликтно, как в советской драматургии, где хорошее борется с ещё более хорошим; они сами с «чувством глубокого удовлетворения» вывешивают перед своими домами флаги. Сами, а не из-под палки, ходят на демонстрации. И сами на кухне втихаря от жены вечером с друзьями выпивают за Родину.

— Вы такие примитивные патриоты, — заявил я как-то в компании врачей, Юркиных друзей, — что вам пора выпустить глобус США. Несмотря на то, что все были людьми интеллигентными, за столом повисла неловкая пауза. Только один молодой врач-бизнесмен испытующе посмотрел на меня, словно его мозговой компьютер что-то в это время вычислял, и секунд через пять очень серьёзно предложил: — Давай в этом бизнесе с тобой пойдем напополам. Компания с воодушевлением стала обсуждать, сколько на этом деле можно заработать и как лучше выпускать — маленький глобус США, сувенирный на брелоках или большой, настоящий — для развития патриотизма у детей в колледжах. К такому прямому восприятию шуток в Америке приходится привыкать.

О нас, русских, американский обыватель почти ничего не знает. Он только убеждён, что у нас медведи по улицам ходят, и руководит ими Горбачёв. Президента нашего любят необычайно. В этом их можно понять. Все страны с приходом к власти Горбачёва стали жить лучше. Я не имею в виду нашу страну. Поэтому обнимают и целуют, узнав, что ты русский, не тебя, а Горбачёва в твоём лице. Мне надоело целоваться на дармовщинку под нашего президента, и мы условились с Юркой впредь говорить всем, что мы из Китая. <…> — Как, прямо из Китая? — ахает креолка. — Да, прямо из Китая. — И кто же вы по национальности? — Мы китайцы! — Чистые?! — Нет, грязные. — Это как? — Помесь с латышами! <…> далеко не все на Западе знают, кто такие латыши, литовцы, эстонцы. И если они отделятся, то им ещё долго придется объяснять всему миру, кто они такие. Если, конечно, Горбачёв не замолвит за них словечко… <…> — А латыши, это кто? — не унимается официантка. — Это племя такое, в Гималаях живёт. — Как интересно! Сколько же в мире интересного. А мы тут с мужем прозябаем на Миссисипи; Но вы что-то оба не очень похожи на китайцев. — А у нас перестройка, мы меняемся. Очень глубокий процесс охватил всё наше общество. Креолка ушла от нас с озадаченно-советским лицом. Пошла думать, как это мы, китайцы, из-за перестройки меняемся в Гималаях, благодаря латышам.

Я внутренне развеселился, представив себе, какое бы устройство для выбривания волос из уха выпустили у нас. Во-первых, оно не влезло бы в ухо. Во-вторых, выбривало бы исключительно с мозгом. Да ещё и батарейки к нему, как в анекдоте, пришлось бы носить в четырёх чемоданах…

Лица городов

У Чикаго северный темперамент. Это город-интеллигент. В нём больше акварельных полутонов. Особенно акварельно озеро Мичиган. Единственное, что осталось в Америке от легендарных индейцев, — это сувенирные лавки и Великие озёра.

Бостон не просто город-интеллигент, а интеллигент, который всем своим видом постоянно старается вам доказать, что он интеллигент. Ему бы очень подошли очки. Но обязательно в дорогой профессорской оправе. Город серьёзен. Гарвардский университет наполняет его дома передовыми мыслями, а дешёвые кафе — раскомплексованными студентами.

… мастерство советских классиков писать о том, чего не знают.

— Что вы лично думаете об антисемитизме? Лучше всех на подобные вопросы однажды ответила Маргарет Тэтчер: «У нас нет антисемитизма, потому что англичане не считают себя хуже евреев». Здорово сказано! Действительно, большинство людей в России не понимает, что обвинять в своих бедах другую нацию — это бессознательно признавать своё бессилие. Другими словами, это не что иное, как предательство своей нации. Мол, мы не лентяи. Нам просто не создали должных условий.

Многие евреи, уехав из России, полюбили русских и русское. Провожая меня из Филадельфии, под пьяную скрипку, по-русски пьяные евреи пели: «Мы желаем счастья вам…» Сентиментально! Но трогательно. Они пели в моём лице всем нам, русским, за то, что мы гоняли кошек, кидались камнями… За то, что мы воспитали их, что выжили их из своей нищеты, в которой сами продолжаем «гонять кошек».

Сан-Франциско. Месяц назад здесь было землетрясение такой же силы, как и в Армении. Небоскребы дрожали, но выстояли. Вот на что оказался способен неразведенный цемент. Пока закрыт один мост. Больше никаких следов землетрясения нет. Невысокие двух-, от силы трёхэтажные дома карабкаются по городским холмам, плотно прижавшись друг к другу, словно каждый поддерживает своих соседей, а те, в свою очередь, с двух сторон не дают упасть и ему. Дома напоминают дружно взявшихся за руки людей. Поэтому и выстояли.

Лас-Вегас. Если бы в мире присваивались городам «знаки качества», этот город, наверное, наградили бы первым. <…> На любое шоу в Лас-Вегасе тратится больше средств, чем на парад на Красной площади. Здесь всё светится. Но это не лицо счастливого человека. Это нервное, больное лицо, богато заштукатуренное дорогим макияжем. <…> На рынках у нас раньше продавались копилки в виде разукрашенных кошек с прорезью для монет на затылке. Лас-Вегас по сути такая же копилка со «Знаком качества» вместо прорези. Лас-Вегас — это анти-Диснейлэнд!

Сан-Антонио — вкусно приготовленная американская Венеция в остром мексиканском соусе.

Акклиматизация

Когда-то я хотел предложить построить для советских граждан, возвращающихся из-за границы, специальный акклиматизационный центр, В нём должны за два-три дня плавно подготовить вернувшихся к нашей жизни: потолкать, нагрубить, одеть в серое… Теперь я понимаю, что такой комплекс нам не нужен. Его роль с лихвой взял на себя «Аэрофлот». И не надо двух-трех дней. Вполне достаточно восьми часов перелета. Уже встретившись глазами со стюардессой, понимаешь, что Родина где-то рядом! И никаких сомнений по этому поводу не остается после двух завтраков с небритыми куриными крылышками. Интересно, как в «Аэрофлоте» умудряются всем пассажирам подавать крылышки? Я посмотрел — ни у кого из сидящих рядом не было ни одной ножки. Не говоря уже о других частях. Как будто у нас вывели специальный сорт куриц, похожих на вертолёт. <…> Я думаю, американцы специально отвели в своем здании «Аэрофлоту» самый дальний и укромный уголок, чтобы не смущать цивилизованных людей нецивилизованной очередью с криками и запахами. <…> Какая-то женщина прямо из очереди берёт командование на себя. — Товарищи, давайте встанем в две очереди! Ей уже одной мало, ей две подавай. Соскучилась. Видимо, из ВЦСПС. Губы тоненькие, закомплексованные, потому что не для поцелуя, а для зачитывания инструкций. Работа сказалась даже на осанке. Её фигура похожа на указку.

Какое замечательное оскорбление: «Больно умный!» Оно могло родиться только в идеально сером обществе. Среди серых костюмов, серых мыслей. А главное, среди того серого большинства, которое всё яркое должно «осерить». «Больно умный!» — это и тридцать седьмой год, и семнадцатый… «Больно умный!» — сказала нянечка в больнице Василию Шукшину за день до его смерти…

О «Возвращении»

	Находились даже такие, кто уверял, что меня скоро за это описание посадят. Потому что такой экстаз от восхищения Америкой — практически предательство Родины.
	— Михаил Задорнов, «Всё не так просто», 2011 (сб. «Я люблю Америку», 2011)

У каждой, даже совершенно гадкой еды великолепная обёртка на Западе. Я был восхищён этими обёртками, я только их и видел тогда… Мне нравилось всё, что было не как в Советском Союзе. <…> Я недавно перечитал очерки «Возвращение» и подумал: «А на определённом этапе я был прав!» Советским людям это надо было знать. Им нужно было как можно скорее получить красивые обёртки, множество продуктов, чтобы они перестали этим восхищаться только по той причине, что у нас этого нет. Мы должны были все это получить. А значит, сначала мы должны были Америку идеализировать.

— Михаил Задорнов, интервью (там же)