Двадцать лет спустя (роман)

«Два́дцать лет спустя́» (фр. Vingt ans après) — второй роман трилогии «Три мушкетёра» Александра Дюма-отца, написанный при участии Огюста Маке в 1845 году. Продолжение истории: «Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя».

Цитаты из повествования

• Вертел крутился, огонь трещал, прекрасная Мадлен рыдала; д’Артаньян сразу почувствовал соединенное действие голода, холода и любви; он простил, а простив, остался.
• Но молодость — большой недостаток… для того, кто уже не молод.
• Он начал с того, что основательно позавтракал. Быть может, это плохое начало, если собираешься работать головой, но очень хорошее, если хочешь работать ногами и руками.
• Они вошли в замок. Внутри всё сверху донизу сияло позолотой: золочёные карнизы, золочёная резьба, золочёная мебель.
• Зеваки глазели и на Мушкетона. В те времена роман «Дон-Кихот» был в большой славе, и прохожие уверяли, что это Санчо, потерявший своего господина, но нашедший взамен его двух других.
• Д’Артаньян сбил с ног какого-то человека. Но не такое это было событие, чтобы стоило ради него останавливаться. Увы, на свете нет ничтожных событий, и, как мы увидим дальше, это маленькое происшествие едва не погубило монархию.
• Ну а когда едешь шагом зимой, в пасмурную погоду, по скучной дороге, нечего больше делать, кроме того, что делает, по словам Лафонтена, заяц в своей норе: размышлять.
• Возмущённый Базен перекрестился бутылкой.
• За отсутствием другой славы Портос, очевидно, метил в маркизы Карабасы.
• А Планше не думал ничего: он переваривал свой завтрак.
• Д’Артаньян выругался так, что небу стало жарко.
• Особенность этой войны была та, что в ней не столько стреляли, сколько сочиняли куплеты. …и раны, наносимые ядовитой насмешкой, были если не смертельны, то всё же весьма болезненны.
• …ничто так не туманит голову и не притупляет ум, как сон.
• Бывают минуты (так как на свете не всё плохое, а есть и хорошее), когда в самых чёрствых и холодных сердцах пробуждается, орошённое слезами только что пережитого глубокого волнения, благородное великодушие, которого уже не могут заглушить расчёт и оскорблённая гордость, если его с самого начала не одолеет другое, враждебное чувство.
• …г-жа де Лонгвиль уже только для виду, по привычке всех хорошеньких женщин, продолжала возражать, чтобы затем весьма охотно сдаться.
• …в любви, как и на войне, броня стала бесполезным предметом.
• Когда человек достигает своей заветной цели, успех всегда лишает его сна, — по крайней мере, на первую ночь.
• Портос вздохнул в пятый раз. Д'Артаньян считал вздохи Портоса.
• Портос слегка побледнел и осушил огромный стакан вина со своего виноградника.
• Оставшись одни, друзья заговорили о будущем и принялись строить воздушные замки. От славного винца Мушкетона д'Артаньяну уже мерещились груды сверкающих червонцев и пистолей, а Портосу — голубая лента и герцогская мантия.
• ... он был в своё время солдатом, а оружие облагораживает.
• Атос задумался на три секунды и в эти три секунды понял хитрость д'Артаньяна.
• Урбен Грандьё был не колдун, а учёный, — это совсем другое дело. Урбен Грандьё будущего не предсказывал. Он знал прошлое, а это иной раз бывает гораздо хуже.
• От судьбы не уйдёшь. Если герцогу де Бофору суждено удрать, герцог де Бофор удерёт, и никакие меры кардинала тут не помогут.
• Герцог де Бофор не только не обладал поэтическим даром, но даже и прозой изъяснялся с величайшим трудом.
• Эти картины были задуманы слишком широко, совсем не по скромному таланту художника. А потому он пока ограничился только тем, что наметил рамки и сделал подписи.
• Поспешность, с которой была принесена бутылка, свидетельствовала об уважении, которым пользовался д'Артаньян в заведении.
• ... с этой особой породой людей, которые состояли раньше в содружестве с разбойниками большой дороги, а теперь, когда разбойники повывелись, с успехом их заменили.
• Видно было, что д'Артаньян принуждает себя смеяться, Атос — пить, Арамис — рассказывать, а Портос — молчать.
• Атос первый заметил общую неловкость и приказал, в качестве верного средства, подать четыре бутылки шампанского.
• Бутылки мигом опустели. Казалось, собеседники спешили отделаться от всяких задних мыслей.
• Все залились таким громким смехом, что явился хозяин гостиницы и спросил, не надо ли им чего-нибудь.
• Атос, как все благородные натуры, никогда не выдавал своих тяжёлых переживаний. Он таил их в себе, стараясь пробуждать в других только бодрость и надежду. Казалось, его личная скорбь претворялась в его душе в радость для других.
• Молодой горожанин, зазевавшийся на ворон, наскочил на Арамиса и забрызгал его грязью. Арамис, не долго думая, ударом кулака отшвырнул его шагов на десять. В это же время проходила одна из его духовных дочерей, и, так как она была молода и хороша собой, Арамис приветствовал её самой любезной улыбкой.
• Д'Артаньян предпочёл бы всему этому деньги, так как он знал, что Мазарини щедр на обещания, но туг на их исполнение, и потому считал, что посулами кардинала не прокормишься; однако, чтобы не разочаровать Портоса, он сделал вид, что очень доволен.
• У коадъютора одного было не меньше ума, чем у всех собравшихся здесь с целью посмеяться над ним.
• Гонди между тем шёл по залам дворца, раздавая по пути благословения и чувствуя злую радость от того, что даже слуги его врагов преклоняют перед ним колени.
• Единственная мера предосторожности, которую он принял, идя в архиепископский дом, заключалась в том, что он оставил свое ружьё у одного из друзей.
• Глаза нищего засверкали от жадности, которую он постарался скрыть.
• Проснувшись на другое утро, Париж вздрогнул: он не узнал самого себя.
• До убийств дело ещё не доходило, но чувствовалось, что к этому уже вполне готовы.
• По всему городу ходили толпы человек по сто, по двести ободранных и измождённых нищих, которые носили полотнища с надписью: "Глядите на народные страдания". Везде, где они появлялись, раздавались негодующие крики, нищих же было столько, что крики слышались отовсюду.
• Перед ними распахнули окно: они увидели, услышали и убедились.
• Услышав этот крик, вырвавшийся из трусливой души кардинала, Анна Австрийская тоже испугалась.
• Мазарини заметил этот взгляд и понял, что д'Артаньян всё видел и слышал; но он был ему благодарен за ложь.
• Сама того не замечая, королева затронула жгучий вопрос. Народ действительно не сказал ни слова в защиту принцев и поднялся за Бруселя: это потому, что Брусель был плебей, и, защищая его, народ инстинктивно чувствовал, что защищает себя.
• Никто не подозревал, что эти руки только что помогли вытащить краеугольный камень из-под здания монархического строя.
• «Почему бы нам не взять короля и не поместить его в городской ратуше? Напрасно мы предоставляем его воспитание нашим врагам, дающим ему дурные советы. Если бы он, например, воспитывался под руководством господина коадъютора, то усвоил бы себе национальные принципы и любил бы народ».
• Таким образом, раскрылось, что королева строит какие-то козни.
• Королева была в домашнем платье, но она ещё могла позволить себе быть небрежно одетой, ибо, подобно Диане де Пуатье и Нинон де Ланкло, долго сохраняла красоту.
• Д'Артаньян в один миг оделся.
• Лейтенант мушкетёров испытывал безотчётное волнение: в нём не было больше юношеской самоуверенности, и благодаря приобретённой им опытности он понимал всю важность совершающихся событий.
• По форме, белизне и красоте он узнал эту руку, которую ему однажды, так давно, дозволили поцеловать.
• Анна поняла скрытый упрёк, который только смутил, но не рассердил её. Самоотверженность и бескорыстие гасконского дворянина много раз заставляли её чувствовать угрызения совести, он превзошёл её благородством.
• На самом деле это была одна из хитростей гасконца, подчас желавшего скрыть под личиной солдатской резкости и прямоты свою проницательность.
• ... лицо кардинала было столь же непроницаемо, как конверт пакета, который он отдал мушкетёру.
• Жажда мести придавала блеск её глазам и озаряла лицо улыбкой.
• Мазарини вздрогнул; но он рассудил, что человек, собирающийся предать, не станет предупреждать об этом.
• Эти два человека сходились в одном — в лукавстве. Если бы они так же сходились в мужестве, один под руководством другого совершил бы великие дела.
• Она была уже одета, то есть надела чулки и закуталась в длинный пеньюар.
• Постель короля была раскрыта, и видны были простыни, до того изношенные, что кое-где светились дырки. Это было тоже одно из проявлений скаредности Мазарини.
• Ничто не заражает так быстро, как уверенность. Будучи сама полна силы и мужества, королева хорошо умела ценить эти качества в других.
• Коменж бросил на д'Артаньяна завистливый взгляд, каким всякий придворный встречает возвышение нового человека.
• Королева с удивлением смотрела на этого странного человека, который по своему поразительному мужеству был равен храбрейшим воинам, а своей хитростью и умом превосходил всех дипломатов.
• Толпа колебалась, словно устыдясь. Они ожидали сопротивления, готовились ломать решётку и разогнать часовых; между тем ворота сами отворились перед ними, и короля — по крайней мере, на первый взгляд — охраняла только мать.
• И все эти люди, вошедшие озлобленными, теперь с чувством смирения благословили царственного ребёнка.
• ... кто не заплатит двух-трёх луидоров за несколько часов крепкого сна?
• К пяти часам утра за связку соломы давали восемьдесят луидоров, но её уже нельзя было достать.
• ... который честно, как подобает порядочному приказчику, вручил им четыреста тридцать луидоров, припрятав себе ещё сотню.
• Портос смекнул, что если д'Артаньян уйдёт, то постель вся достанется ему одному.
• Офицер тотчас же побежал с поспешностью, которая выдавала д'Артаньяну его заинтересованность в этом деле.
• ... из всех постояльцев замка только он, король, королева да Гастон Орлеанский спали даром.
• Мушкетон испытывал невообразимые муки, но как добрый слуга утешался сознанием, что оба его господина тоже немало страдают, хотя и по-другому.
• Хотя д'Артаньян и был гасконец, он всё же не хотел взять на себя одного бремя этой лжи.
• Мушкетон был на седьмом небе и охотно обнял бы д'Артаньяна, если бы только посмел. Пока же он дал себе слово умереть за него при первом подходящем случае.
• Д'Артаньян, преодолевая своё отвращение к Мордаунту, стал прогуливаться с ним по палубе, рассказывая ему тысячу мелочей и пытаясь вызвать его на откровенность.
• ... нестерпимое чувство стыда породило в них предельную наглость.
• Атос преклонил колени. Король надел на него ленту, как полагается, слева направо; затем, подняв шпагу, вместо обычной формулы: «Посвящаю Вас в рыцари, будьте храбры, верны и честны», — произнес:
  — Вы храбры, верны и честны, я посвящаю Вас в рыцари, граф.
• Вся шотландская армия смотрела на эти приготовления неподвижно, молча, со стыдом. Несколько офицеров вышли из рядов и сломали свои шпаги.
• Карл шёл пешком в центре образовавшегося вокруг него пустого пространства. Он был спокоен на вид, но ясно было, чего это ему стоило. Пот капал с лица его, и он отирал себе виски и губы носовым платком, на котором всякий раз, как он отнимал его ото рта, появлялось пятно крови.
• Король посмотрел вокруг себя и увидел у ног своих труп Винтера. Он не вскрикнул, не уронил ни одной слезы; только лицо его побледнело ещё больше. Он стал на одно колено, приподнял голову Винтера, поцеловал его в лоб и, сняв с него недавно надетую им ленту Святого Духа, благоговейно повязал её опять себе на грудь.
• Он уже собрался было разразиться восклицаниями, когда Портос взглядом, не допускающим возражений, приказал ему молчать.
• Окна нижнего этажа, как это часто бывает в маленьких провинциальных городах, были с решётками, совсем как в тюрьме.
• Д'Артаньян посмотрел на Портоса с восхищением, которого заслуживала подобная наивность.
• Портос покраснел, но скорее от удовольствия, которое доставили ему похвалы Атоса, чем от смущения.
• Мордаунт бросился на крыльцо, понял всё, испустил крик, словно у него вырвали сердце, и упал без чувств на каменные ступени.
• Д'Артаньян сердито хлопнул себя по ляжке и принялся приводить самые убедительные доводы, какие только могли прийти ему в голову. Но на все его слова Атос улыбался — спокойно и ясно, а Арамис только качал головой.
• Атос знал д'Артаньяна, пожалуй, лучше, чем сам д'Артаньян. Он знал, что ему достаточно заронить в изобретательный ум гасконца какую-нибудь мысль, подобно тому как достаточно бросить зерно в тучную и плодоносную почву.
• Хотя за день друзья очень устали, все они спали очень плохо, за исключением Портоса, у которого сон был такой же мощный, как и аппетит.
• — Хорошо! — сказал на прекрасном английском языке Атос.
• Д'Артаньян, который заранее выбрал себе цвет, мог раздумывать только насчёт его оттенка, и в новом костюме коричневого цвета стал похож на торговца сахаром, удалившегося от дел.
• Что касается Гримо и Мушкетона, то, сбросив ливреи, они совсем преобразились. Гримо превратился в англичанина сухого, методичного и хладнокровного. Мушкетон же являл собою тип англичанина-толстяка, обжоры и фланёра.
• Карл I слушал обвинительный акт с напряжённым вниманием, пропуская мимо ушей оскорбления и стараясь удержать в памяти жалобы; а когда ненависть переходила границы, когда обвинитель заранее присваивал себе роль палача, он отвечал лишь презрительной усмешкой. Обвинения были тяжёлые, ужасные. Все неосторожные поступки злополучного короля приписывались дурному умыслу с его стороны, а все его ошибки были превращены в преступления.
• План этот был замечателен, прост и лёгок, как всё, порождаемое смелой решимостью.
• Это «come» вместе с «goddamn» составляло все его познания в английском языке.
• Парижская армия организовалась с той быстротой, с какой буржуа превращаются в солдат, когда их побуждает к этому какое-либо чувство.
• В самом деле, не считая несчастной вдовы и сироты—принцессы, плакавших в одном из закоулков Лувра, никто, казалось, не думал о том, что был когда-то на свете король Карл I и что король этот только что казнён на эшафоте.
• ... оба друга возвратились в Париж весьма встревоженные и направились к Королевской площади, где рассчитывали навести справки об этих бедных горожанах. Каково же было их удивление, когда они застали горожан за выпивкой и болтовнёй вместе с их капитаном все на той же Королевской площади. В то время как семьи оплакивали их, прислушиваясь к пушечным выстрелам, раздававшимся со стороны Шарантона, и воображая себе их на поле сражения, они мирно благодушествовали.
• Только в пять часов добрые горожане разошлись по домам, считая, что они возвращаются с поля сражения; на самом деле они не отходили от бронзовой статуи Людовика XIII.
• ... Атос обладал непреклонным характером. Приняв какое-нибудь решение, он никогда его не менял, если решение это, по его мнению, согласовалось с совестью и чувством долга.
• Атос был человеком с благородным сердцем, а значит, плохим придворным.
• Анна опустила голову и впала, как с ней бывало часто, в глубокую задумчивость. Ей припомнился Атос, его смелая осанка, его твёрдая и гордая речь. И те призраки, которые он воскресил в ней одним словом, напомнили ей опьяняющее поэтическое прошлое, — молодость, красоту, блеск любви в двадцать лет, жестокую борьбу её приверженцев и кровавый конец Бекингэма, единственного человека, которого она действительно любила, а также героизм её защитников, которые спасли её от ненависти Ришельё и короля.
• Как ни хотелось Портосу выведать планы д'Артаньяна, он, зная хорошо своего друга, без дальнейших возражений сел за стол и стал есть с аппетитом, делавшим честь доверию, которое он питал к изобретательности д'Артаньяна.
• Из всей компании один только кардинал был в дурном расположении духа.
• Мать Наннета сначала подобрала золотые монеты, потом подняла Фрике.
• Таким унижениям Мазарини часто подвергал её, и каждый раз она склоняла перед ним голову. Только Елизавета Английская и Екатерина II умели быть и любовницами и государынями для своих фаворитов.

Цитаты из высказываний действующих лиц романа

Протагонисты

Д’Артаньян

Д’Артаньян

• Молния не ударяет в долины.
• Каждый гордится своим мундиром, монсеньор.
• Я гасконец только когда мне везёт.
• Лучший боец во всём королевстве, монсеньор. Многие подтвердили бы Вам это, если бы только они могли ещё говорить.
• Мой милый Базен, мне очень приятно видеть, с какой восхитительной уверенностью Вы лжёте даже в церкви.
• Послушайте, раз уж мы с Вами встретились, так условимся, сколько нам должно быть лет на будущее время.
• ... и я чувствую, что вообще имею склонность к пище скромной, но ежедневной.
• «Отлично, теперь я тебя раскусил: ты фрондёр и любовник госпожи де Лонгвиль».
• «Будь я на месте Портоса и сделай мне д'Артаньян предложение, которое я собираюсь сделать Портосу, уже понятно, что бы я ответил д'Артаньяну».
• Но какой же ты нарядный, жирный, цветущий!
• Вот хорошее начало! Здесь нет ни тайн, ни притворства, ни политики; здесь смеются во все горло, плачут от радости, у всех лица в аршин шириной. Право, мне кажется, что сама природа справляет праздник, что деревья, вместо листьев и цветов, убраны зелёными и розовыми ленточками.
• У Вас очень нежные бараны, могу Вас поздравить.
• — Рошфор. Помните?
  — Ещё бы, чёрт возьми! Тот самый, что, бывало, так досаждал нам, по чьей милости нам пришлось столько гонять по проезжим дорогам! Тот, кого Вы трижды угостили шпагой, и ему, можно сказать, не зря досталось!
  — Но знаете ли Вы, что он стал нашим другом?
  — Нет, не знал. Он, видно, незлопамятен...
  — Вы ошибаетесь, Портос, это я незлопамятен.
• И Рошфор удалился с той дьявольской улыбкой на губах, которая прежде заставляла д'Артаньяна содрогаться; но на этот раз д'Артаньян не испытал страха и сам улыбнулся с грустью, которую могло вызвать на его лице только одно-единственное воспоминание. «Ступай, демон, — подумал он, — и делай что хочешь. Теперь мне все равно: нет второй Констанции в мире».
• При прежнем кардинале мы не умели пользоваться случаем, а ведь была возможность.
• —Драться будем много?
  — Надеюсь.
• Смелее, любезный друг, не смущайтесь! Поверьте, орёл уж давно закрыл свои глаза, и мы будем иметь дело с простым ястребом.
• А как длинна эта полумиля? В нашей прекрасной Франции бывают разные мили.
• Не может быть, чтобы здесь жил Атос.
• Ну, мне кажется, я с тех пор не так уж ослабел.
• Есть руки, которые никогда не портятся, мой дорогой Атос, но зато часто портят руки другим.
• Я бы многое понял из его молчания. Гримо молчал так красноречиво!
• Вы живёте в собственном имении и, по-видимому, совершенно счастливы в своей золотой умеренности. У Портоса пятьдесят, а может быть, и шестьдесят тысяч ливров дохода. У Арамиса по-прежнему полтора десятка герцогинь, которые оспаривают друг у друга прелата, как оспаривали прежде мушкетёра; это вечный баловень судьбы. Но я, что я из себя представляю? Двадцать лет ношу латы и рейтузы, а все сижу в том же, притом незавидном, чине, не двигаюсь ни взад, ни вперед, не живу. Одним словом, я мёртв. И вот, когда мне представляется возможность хоть чуточку ожить, вы все подымаете крик: «Это подлец! Шут! Обманщик! Как можно служить такому человеку?» Эх, чёрт возьми! Я сам думаю так же, но сыщите мне кого-нибудь получше, или платите мне пенсию.
• У Вас плохая память, Вы забыли, что мы не имеем обыкновения проводить ночи за серенадами и танцами?
• — Если ты меня обманываешь, негодяй, ты завтра же будешь повешен.
  — А Вы, если их догоните, уж не вернётесь меня вешать.
• — Дорогой Портос, Вы изумительно догадливы.
  — Да, уж я таков!
• О, горе мне! Горе мне! Только один человек мог остановить меня, и надо же было, чтобы судьба его-то и поставила на моём пути.
• — Он должен был, скупец, заплатить мне за этого советника!
  — Но ведь Вы не совсем его задавили?
  — А! Ришельё все равно сказал бы: "Пятьсот экю за советника!"
• Эх, мой друг, не междоусобные войны разъединяют нас, а то, что мы больше не двадцатилетние юноши, то, что благородные порывы молодости угасли, уступив место голосу холодного расчета, внушениям честолюбия, воздействию эгоизма.
• Но из-за моей сдержанности не следует считать меня глупцом.
• Ах, предатель! Вы заставили нас поклясться на кресте фрондёрки!
• ... я часто сожалею о несчастной жертве, но никогда не мучаюсь угрызениями совести из-за её убийцы.
• Конец змее, конец и змеёнышу.
• Однако, господа, мы, кажется, начинаем походить на девчонок. Мы, четыре взрослых человека, которые не моргнув глазом шли против целых армий, мы дрожим теперь перед ребёнком!
• «С Вашим сердцем и Вашей шпагой пройдёшь везде».
• Бросьте, бросьте, молодой человек, не утруждайте себя речами.
• — Вы сделали ужасный промах, молодой человек. Вы вмешались не в своё дело.
  — Но Вы же сами...
  — Я — это другое дело: я должен повиноваться своему капитану. А Ваш начальник — это принц Конде. Запомните это: других начальников у Вас нет.
• ... фрондируйте, мой друг, фрондируйте и помните, что я заменяю графа во всём.
• — Вы поедете со мной?
  — Куда?
  — Засвидетельствовать наше почтение кардиналу.
• Не люблю ссор между духовными лицами.
• — О! О! — воскликнул кардинал. — Венецианское зеркало!
  — Ах, монсеньор, не плачьте, пока ещё не стоит, вот через час во всём дворце не останется, надо думать, ни одного зеркала, ни венецианского, ни парижского.
• Мы не меняем хозяев, мы у Вас на службе: приказывайте, мы повинуемся.
• — Портос, посмотрите хорошенько на этого священника.
  — Смотрю, что дальше?
  — Вот настоящий человек!
• ... вот характер, который мне нравится; жаль, что он не министр и я служу не ему, а этому ничтожеству Мазарини. Каких бы славных дел мы с ним наделали!
• Портос, никогда не говорите кардиналу, что я понимаю по-испански, иначе я пропал и Вы тоже.
• — Если он так легко раздаёт кардинальские шляпы, то будем наготове, Портос, и завтра же потребуем себе по полку. Если гражданская война продлится ещё год, я заказываю себе золоченую шпагу коннетабля.
  — А я?
  — Ты, ты потребуешь себе жезл маршала де Ла Мельере, который сейчас, кажется, не особенно в фаворе.
• Если уж позвали меня, то, значит, дела плохи.
• Подумай, что должно было произойти, чтобы через двадцать лет королева вспомнила обо мне!
• Наточи свою шпагу, барон, заряди пистолеты и задай лошадям овса.
• Ручаюсь, что ещё сегодня у нас будет дело.
• Если это западня, то я её разгадаю, будь покоен. Если Мазарини итальянец, то я — гасконец.
• Неужели королева, окружённая такими преданными слугами, такими мудрыми советниками, такими выдающимися по заслугам и положению людьми, удостоила обратить свой взор на простого солдата?
• — Вы, может быть, любите спокойствие?
  — Я не знаю, что это такое: я никогда не отдыхал, Ваше Величество.
• Ваше Величество, я никогда не нарушал своего слова. Что я сказал, то сказал.
• «Не собирается ли он отправить меня в Бастилию? Только смотрите, монсеньор, при первом же слове, которое Вы скажете, я Вас задушу и сделаюсь фрондёром. Меня повезут с триумфом, как Бруселя, и Атос назовёт меня французским Брутом. Это будет недурно.»
• — Через два часа, монсеньор, у меня назначено свидание, которое я не могу пропустить.
  — Не беспокойтесь, это по одному и тому же делу.
  — «Прекрасно, я так и думал».
• «Вот тайна, за которую господин де Гонди заплатил бы сто тысяч ливров».
• — Вы понимаете, женский каприз...
  — Да, я очень хорошо понимаю.
• О, женщины! Даже будучи королевами, они остаются женщинами!
• Я не одобряю и не осуждаю, монсеньор: я только жду Ваших приказаний.
• — Я пробьюсь сквозь ряды нападающих.
  — А если не пробьётесь?
  — В таком случае — тем хуже для них: я пройду по их трупам.
• Остерегайтесь плохого произношения. В Сицилии убили шесть тысяч анжуйцев за то, что они плохо говорили по-итальянски. Смотрите, чтобы французы не отплатили Вам за сицилийскую вечерню.
• Для изменника, монсеньор, Ваше предложение было бы как нельзя более на руку; всё можно было бы объяснить случайным нападением.
• Король и королева — мои повелители, монсеньор. Моя жизнь принадлежит им. Если они её требуют, мне нечего возразить.
• «Право, этот итальянский паяц не стоит того, чтобы ему служил честный человек».
• Для него нет места, он догонит Ваше Преосвященство.
• Дю Валлон, поручаю Вам Его Преосвященство.
• Вы всегда колотите как сослепу.
• — О, я имел дело не с человеком.
  — А с кем же?
  — С призраком.
  — Ну и что же?
  — Ну, я заговорил его.
• Я отвечаю за всё.
• Извините меня, Коменж. Мы оба слуги королевы, не правда ли? Сейчас моя очередь послужить ей, не завидуйте же мне в этом счастии.
• «Вот и нажил себе нового врага!»
• Поверьте мне, я знаю народ: это взрослый ребёнок, которого надо только приласкать. Перед спящим королём он будет нем, тих и кроток, как ягнёнок.
• Прислушайтесь же, Ваше Величество, к шуму народа, и Вы поймёте, что он очень похож на гром.
• Планше не дурак, сразу видно, что прошёл хорошую школу.
• ... садитесь смело — я сам правлю.
• Скажите монсеньору, что я лёг спать и что дружески советую ему сделать то же.
• Чёрт бы побрал этого Мазарини! Даже заснуть вовремя не умеет!
• Уж не хочет ли он произвести меня в капитаны? Если в этом дело, я, так и быть, его прощу.
• Что же я должен сделать с этим дворянином?
• — Вы говорите, у Вас нет денег?
  — Да, монсеньор.
  — А тот алмаз, что я дал Вам вчера?
  — Я хочу сохранить его на память о Вашем Преосвященстве.
• В Англии жизнь дорога, монсеньор, а в особенности — для чрезвычайного посла.
• Какой странный запах у этого золота! Оно пахнет соломой.
• Портос рассердился бы, милейший мой Мушкетон, но я тебя прощаю: пусть это золото послужит лекарством для твоей раны.
• Эти горожане ужасно смешны.
• Атос нас оскорбляет, желая умереть один. Это нехорошо.
• Ба, что значат турки для таких людей, как граф де Ла Фер и аббат д'Эрбле?
• Знай, Оливен, что такие люди, как мы, не держат у себя в услужении трусов. Ты можешь обкрадывать своего господина, таскать его сладости и пить его вино, но — чёрт возьми! — ты не смеешь быть трусом, или я отрублю тебе уши.
• ... смотри, какую печать достоинства наложила на его чело свойственная ему храбрость.
• ... если его когда-нибудь оскорбят, а ты не дашь себя четвертовать за него, то я отрежу тебе язык и вымажу им твою физиономию. Запомни это.
• Я не могу сказать Вам, с какой целью: я этого и сам ещё не знаю.
• ... нас примут, думаю, не очень любезно, если мы заявим, что свернули шею его доверенному лицу.
• Миледи не умерла, душа её живёт в теле этого дьявола.
• Что Вы говорите, Портос! Вы называете несчастным день, когда мы нашли наших друзей?
• Кромвель послал Мордаунта к Мазарини, а Мазарини послал нас к Кромвелю. Роковое совпадение.
• Я здесь потому, что я солдат, потому, что я служу моим начальникам, то есть тем, кто мне платит жалованье.
• Да какое мне дело в конце-концов до того, что англичанин Кромвель взбунтовался против своего короля-шотландца.
• Я француз, и меня всё это не касается.
• Как Вы можете делать меня ответственным за других?
• ... не все, чёрт побери, способны на такие возвышенные чувства.
• Кто ещё из разумных людей покинет свой дом, Францию, своего воспитанника, прелестного юношу (мы его видели в лагере), и полетит — куда? — на помощь гнилой, подточенной червями монархии, которая вот-вот должна рухнуть, как старая лачуга?
• Чувство, о котором Вы говорите, конечно, прекрасно, оно до того прекрасно, что почти недоступно простому смертному.
• Вы отлично знаете, что недолго пробудете у меня в плену.
• ... пока во мне останется хоть капля крови, вы не будете ни повешены, ни расстреляны.
• Это невозможно. Мы на службе у Мазарини.
• Какая польза в вашей смерти?
• ... пленники обычно принадлежат тем, кто их захватил, а не тем, кто при этом присутствовал.
• Вы могли захватить милорда Винтера, Вашего дядю, если не ошибаюсь; но Вы предпочли убить его, и прекрасно. Мы с дю Валлоном тоже могли бы убить этих двух дворян, но мы предпочли взять их в плен; что кому нравится.
• «Открытое сопротивление погубит нас всех; друг мой д'Артаньян, докажи этому змеёнышу, что ты не только умнее, но и хитрее его».
• Виноват, если славный генерал Оливер Кромвель отдал Вам наших пленников, то, конечно, он письменно закрепил акт передачи?
• Будьте любезны вручить мне эту бумажку: она послужит мне оправданием выдачи моих соотечественников.
• У нас в Гаскони бедность не считается пороком.
• Там нет богатых людей, и даже блаженной памяти Генрих Четвёртый, король гасконский, подобно Его Величеству Филиппу Четвёртому, королю всей Испании, никогда не имел гроша в кармане.
• Ах, и подумать только, целых двадцать лет я скучал, не зная, чем заняться, и мне ни разу не пришло в голову приехать в Рюэй и изучить его!
• Король окружён целым войском, которое ведёт его в Лондон. Войском этим командует мясник или сын мясника полковник Гаррисон. Сразу по прибытии короля в Лондон начнётся суд. За это я могу поручиться, так как достаточно слышал об этом из уст самого Кромвеля и знаю, что произойдёт. По окончании процесса приговор будет немедленно приведён в исполнение. О, господа пуритане не любят откладывать дело в долгий ящик!
• ... мятежники слишком яростно боролись с Карлом Первым, чтобы надеяться на его прощение, и им остается только одно средство — уничтожить его.
• И Вы обещали королеве Генриетте проникнуть в лондонский Тауэр, перебить сто тысяч солдат и победить, несмотря на волю всего народа и честолюбие такого человека, как Кромвель? Вы не видали этого человека — ни Вы, Атос, ни Вы, Арамис. Знайте, это гениальный человек, который очень напоминает мне нашего кардинала — не этого, а того, великого. Не берите же на себя слишком много.
• Умоляю Вас, милый Атос, не жертвуйте собой напрасно. Когда я на вас смотрю, Вы кажетесь мне благоразумным человеком; но послушать Вас, Вы совсем сумасшедший.
• ... ваша миссия закончена, закончена с честью. Вернитесь во Францию с нами!
• Раз уж вы непременно этого хотите, ляжем костьми в этой гнусной стране, где вечно холодно, где туман считается хорошей погодой, дождь — туманом, а ливень — дождём, где солнце похоже на луну, а луна на сыр. Впрочем, если уж надо умереть, то не всё ли равно где: здесь — или в другом месте?
• — Наша будущность, наши честолюбивые надежды! Где уж нам этим заниматься, раз мы спасаем короля? Когда король будет спасён, соберём всех его друзей, разобьём наголову пуритан, завоюем Англию, вернёмся с королем в Лондон, усадим его на престол...
  — И он сделает нас герцогами и пэрами, — добавил Портос, и глаза его радостно заблестели, хотя такое будущее и походило на сказку.
  — Или он забудет нас.
• Мне кажется, мы оказали некогда Анне Австрийской услугу, немногим уступающую той, которую мы намереваемся оказать Карлу Первому. А это не помешало королеве Анне Австрийской забыть нас на целые двадцать лет.
• — Вот видите, д'Артаньян, государи часто бывают неблагодарны, но Бог — никогда.
  — Знаете, Атос, мне кажется, что если бы Вы встретили на земле чёрта, Вы и его умудрились бы затащить с собой на Небо.
• — Я нахожу, что Англия — прелестная страна, и я в ней остаюсь, по только с одним условием.
  — С каким?
  — Чтобы меня не заставляли учиться английскому языку.
• Стоит говорить об обеде в стране, где лакомятся варёной бараниной, запивая её пивом!
• — Счастливый Вы человек, д'Артаньян, в любом положении способны балагурить.
  — Что поделаешь! Я родился в стране, где небо всегда безоблачно.
• Посмотрите, какое удобное место, чтобы уложить человека.
• Без сомнения, нам следует ехать туда, где нас не будут искать. А никому не придёт в голову искать нас среди пуритан. Потому примкнём к пуританам.
• К тому же он, кажется, сын мясника, не правда ли? Ну, Портос покажет ему, как убить быка одним ударом кулака, а я — как повалить вола, схватив его за рога. Этим мы приобретём его полное доверие.
• — … удар был Вами нанесён мастерски: Вы чуть не убили этого человека...
  — Я думал, что совсем его убил.
  — Нет, не совсем. Правда, он был близок к этому, но всё же не умер.
  — Ах, чёрт возьми, я думал, что ударил удачнее. Если бы отсюда не было так далеко до дома этого несчастного, я бы вернулся, чтобы покончить с ним.
  — И это было бы лучше, если Вы не хотите, чтобы он остался в живых.
• Господа, предлагаю выпить за здоровье того, кому принадлежит первое место за этим обедом: за нашего полковника. Да будет ему известно, что мы к его услугам до самого Лондона и далее.
• — О чем Вы там толковали с этим бульдогом?
  — Друг мой, прошу не выражаться так о капитане Грослоу: это один из лучших моих друзей.
  — Один из Ваших друзей? Этот убийца мирных поселян?
  — Тише, дорогой Портос. Это правда, Грослоу немного горяч, но я открыл в нем два прекрасных качества — он глуп и тщеславен.
• Друг мой Портос, Вы знаете, что по отцу я происхожу от пророков, а по матери — от сивилл, и потому я говорю только загадками и притчами: имеющий уши да слышит, а имеющий глаза да видит. В данную минуту я не могу Вам больше ничего сказать.
• Вот истинно верующие, для которых приятно совершать чудеса. Не то что этот маловерный Портос, которому предварительно надо все увидеть и потрогать рукой.
• Признаюсь, я бы остался в Лондоне хоть на год, лишь бы встретить этого Мордаунта. Но только нам надо поселиться у надёжного человека, чтобы не возбуждать подозрений, потому что господин Кромвель, вероятно, отдаст приказ немедленно разыскать нас, а господин Кромвель, насколько можно судить по прошлым примерам, шутить не любит.
• Атос, не знаете ли Вы в городе гостиницы, где можно получить чистые простыни, хорошо прожаренный ростбиф и вино без примеси хмеля и можжевельника?
• Я нахожу, что было бы очень забавно отнять у этих крикунов добычу и оставить их с носом.
• Я плохо понимаю по-английски, но так как английский язык есть не что иное, как испорченный французский, то даже я понимаю.
• Здешний народ, право, неглуп. Когда мы вернёмся во Францию, нужно будет надоумить об этом кардинала Мазарини и коадъютора. Один будет очищать парламент в пользу двора, а другой — в пользу народа, так что от парламента ничего не останется.
• Именно потому, что он презренная тварь, я и убью его.
• Трогательное единодушие! Как оно идёт таким честным буржуа, как мы!
• Я вовсе не желаю, чтобы мне назначили определенный род смерти. Я хочу выбрать его себе по собственному вкусу и отнюдь не желаю быть застреленным в этой мышеловке.
• Теперь возьмите себя в руки и, стараясь поменьше горячиться, слушайте те пакости, которые этот господин в чёрном будет ничтоже сумняшеся говорить о своём короле.
• Терять время! Дорогой мой, спросите у Портоса, я забыл о еде, я всё время на ногах, как какой-нибудь танцор.
• О, как мила мне сейчас наша Франция! Как хорошо иметь своё отечество, особенно когда так плохо на чужбине!
• — Ну а я, жалкий ротозей, любитель кровавых зрелищ, который нарочно пробрался к самому эшафоту, чтобы лучше видеть, как покатится голова короля, которого я, как Вы изволили сказать, не знал и к которому был совершенно равнодушен, — я думаю иначе, чем граф, и... остаюсь.
• — Господин Мордаунт, мы долго и тщетно гонялись друг за другом. Давайте же воспользуемся этим счастливым случаем и побеседуем немного, если Вы не имеете ничего против.
• — Не правда ли, дорогой Арамис, какое счастье, что господин Мордаунт так хорошо владеет французским языком; по крайней мере, между нами не может возникнуть недоразумений, и мы отлично объяснимся. — Любезный господин Мордаунт, я должен сказать Вам, что все мои друзья питают к Вам такие же прекрасные чувства, как и Вы по отношению к нам, и тоже были бы счастливы убить Вас. Скажу более: они, без сомнения, убьют Вас. Тем не менее, мы сделаем это как порядочные люди.
• — Арамис, напишите наши имена Вашим красивым мелким почерком — тем самым, каким Вы писали Мари Мишон, предупреждая её, что матушка господина Мордаунта замышляет убить милорда Бекингэма.
• Заберем свои пожитки, а затем, с Божьей помощью, скорей во Францию, где я знаю, по крайней мере, как построены дома.
• Делайте, Портос, как хотите. Ну а я убеждён, что для людей в нашем положении самое покойное место — пустыня.
• Бросьте, Атос, разве лисица умна? Нет, она умеет только таскать кур, заметать свой след и находить дорогу ночью не хуже, чем днём. Вот и всё.
• Так. А вот и солнце! Здравствуй, дорогое солнышко! Хотя ты здесь и не такое, как в моей милой Гаскони, но ты похоже, или мне кажется, что ты похоже на него. Здравствуй. Давненько я тебя не видел!
• Вы были бы правы, Портос, если бы дело обстояло так. Но Вы забываете одно пустячное обстоятельство, а этот пустячок опрокидывает все Ваши соображения. Поймите, что наибольшей опасности подвергаются не наши друзья, а мы сами, — и мы расстались с ними не для того, чтобы бросить их на произвол судьбы, а потому, что не желаем их скомпрометировать.
• Если бы нас всех схватили, им бы грозила только Бастилия, а нам с Вами — Гревская площадь.
• Кромвель помнит всё, у него на всё есть время.
• Портос, люди вроде нас с Вами не могут уйти так просто, как Вы думаете.
• Мы их увидим ещё, если только Мазарини не велит их снести.
• Это потому, что сила у Вас не в голове.

— … эта мышеловка была достаточно прочна для двоих, но для троих она уже слабовата. — Часть вторая, XLII

• Портос, друг мой, оставьте Ваши сомнения и не мешайте мне думать.
• — Я говорил Вам, Портос, что с женщинами и дверьми лучше всего действовать мягкостью.
  — Вы великий мыслитель, это бесспорно.
  — Войдёмте.
• Ах, монсеньер, оставьте угрозы: Вы подаёте дурной пример. Мы так кротки и так милы с Вашим Преосвященством! Полноте, откинем всякую злобу, забудем обиды и побеседуем дружески.
• Я слыхал про одного Мазарини, который плохо соблюдал свои клятвы, и боюсь, не был ли он одним из предков Вашего Преосвященства.
• Теперь давайте мне сюда кардинала, а если он только пикнет — придушите его.
• Простите, но, мне кажется, или я дурно объяснился, или же Ваше Величество не так поняли меня: здесь нет ни преступления, ни измены.
• Простите, Ваше Величество, мне всё это известно. Потому-то друзья мои и не повезут господина кардинала к этим господам: каждый из них преследует в этой войне свои собственные интересы, и кардинал, попав к ним, сможет дёшево отделаться. Нет, они доставят его в парламент. Правда, членов этого парламента можно подкупить в розницу, но даже господин Мазарини недостаточно богат, что подкупить их гуртом.
• Я позволяю себе больше, чем следует, потому что я должен стоять на высоте событий и лиц.
• — Зачем не сказали Вы мне всего этого прежде, чем начали действовать?
  — Потому что надо было сначала доказать Вашему Величеству то, в чём Вы, кажется, сомневались: что мы всё же кое-чего стоим и заслуживаем некоторого внимания.
• Мы и в прошлом никогда ни перед чем не отступали — зачем же нам меняться?
• Ваше Величество, мы знаем себе цену, но не преувеличиваем своего значения.
• — Неужели есть на свете человек, который, имея возможность требовать, ничего не требует?
  — Я говорю о графе де Ла Фер, Ваше Величество. Граф де Ла Фер — не человек.
• Мадлен, отведите мне комнату в бельэтаже: как-никак, я теперь капитан мушкетёров. Но сохраните за мной все же комнатку наверху: никогда не знаешь, что может случиться.
• Я никогда не клянусь. Я говорю «да» или «нет» и держу своё слово как дворянин.

Атос

• Министры, принцы, короли, словно поток, пронесутся и исчезнут, междоусобная война погаснет, как костер, но мы, останемся ли мы теми же? У меня есть предчувствие, что да.
• «Вы потребовали, чтобы я назвал Вам своё имя, сударь? Тем хуже для Вас, так как теперь мне придется Вас убить».
• Позвольте вам представить, господа, шевалье д'Артаньяна, лейтенанта мушкетеров Его Величества, моего искреннего друга и одного из храбрейших и благороднейших дворян, каких я знаю.
• Прежде всего, мой милый Д'Артаньян, здесь нет графа. Если я назвал Вас шевалье, то для того лишь, чтобы представить Вас моим гостям и чтобы они знали, кто Вы такой; но для Вас, Д'Артаньян, надеюсь, я по-прежнему Атос, Ваш товарищ и друг. Может быть, Вы предпочитаете церемонность, потому что любите меня меньше, чем прежде?
• Не имея более мужества жить для себя, я стал жить для него.
• Рауль должен стать совершеннейшим дворянином, какого только наше обнищавшее время способно породить.
• Дочь Генриха Четвертого дрожит от холода, не имея вязанки дров! Зачем не обратилась она к любому из нас, вместо того чтобы просить гостеприимства у Мазарини? Она бы ни в чём не нуждалась.
• То было время гигантов. Мы все карлики в сравнении с теми людьми.
• Я говорю об этом скаредном итальянце-интригане, об этом холопе, пытающемся надеть на голову корону, украденную из-под подушки, об этом шуте, называющем свою партию партией короля и запирающем в тюрьмы принцев крови, потому что он не смеет казнить их, как делал наш кардинал, великий кардинал. Теперь на этом месте ростовщик, который взвешивает золото и, обрезая монеты, прячет обрезки, опасаясь ежеминутно, несмотря на свое шулерство, завтра проиграть; словом, я говорю о негодяе, который, как говорят, ни в грош не ставит королеву. Что ж, тем хуже для неё! Этот негодяй через три месяца вызовет междоусобную войну только для того, чтобы сохранить свои доходы. И к такому-то человеку Вы предлагаете мне поступить на службу, д'Артаньян? Благодарю!
• Вот в этом доме, Рауль, я прожил семь самых счастливых и самых жестоких лет моей жизни.
• Шестнадцать лет тому назад она считалась не только самой красивой, но и самой очаровательной женщиной во Франции.
• — Может быть, Вы только что вышли из Бастилии?
  — Нет, герцогиня, но, может быть, я стою на дороге, которая туда ведёт.
• — Говорят, он плохо кончил?
  — Совсем плохо. Он сделался аббатом.
• — Тогда кардинал - настоящий кардинал, не этот ...
• Вы же знаете, Бражелон, что я ничего не делаю без причины.
• — Разве дворяне пишут стихи? Я полагал, что это унизительно для дворянина.
  — Да, если стихи плохи, мой милый виконт, если же нет, то они доставляют славу.
• Рауль, умейте отличать короля от королевской власти. Когда Вы не будете знать, кому служить, колеблясь между материальной видимостью и невидимым принципом, выбирайте принцип, в котором всё.
• У нас был министр без короля, у вас будет наоборот — король без министра.
• Убейте меня, если честь Ваша нуждается в моей смерти.
• Теперь поклянёмся на этом кресте, — который несмотря на алмазы, все-таки крест, — поклянемся, что бы ни случилось, вечно сохранять дружбу. И пусть эта клятва свяжет не только нас, но и наших потомков.
• Д'Артаньян состоит на службе, он солдат и повинуется существующей власти.
• Д'Артаньян не богат и должен жить на своё жалованье лейтенанта.
• Такие богачи, как Вы, милорд, во Франции редки.
• — Он изменился?
  — Он стал аббатом, вот и всё.
• Короли сильны дворянством, но и дворяне сильны при королях. Будем поддерживать королевскую власть, этим мы поддерживаем самих себя.
• ... было бы почти грешно сомневаться в Провидении, имея таких друзей.
• Теперь не времена Ришельё, когда по одному подозрению запирались гавани.
• — Арамис, Вы будете смеяться надо мной, Арамис, Вы скажете, что я вечно твержу одно и то же, что мне мерещится со страху...
  — Но в чем же дело?
  — На кого похож этот молодой человек?
  — С какой стороны? С хорошей или с дурной?
  — С дурной и настолько, насколько мужчина может иметь сходство с женщиной.
• «Если на пути вашем встретится некий господин Мордаунт, остерегайтесь его».
• «Мы скрываем от вас место нашего пребывания, дорогие друзья, зная вашу братскую преданность и будучи уверены, что вы явились бы умереть вместе с нами».
• Граф, в таком опасном положении нужно смотреть на землю, а не в небо.
• Хорошо ли Вы знаете наших шотландцев и уверены Вы в них?
• Честь — прекрасная вещь, Ваше Величество, но им надоело сражаться за неё, и сегодня ночью они продали Вас ...
• «Живите, Ваше Величество, так угодно Богу!»
• — Я погиб!
  — Нет, Ваше Величество, Вам только изменили.
• Ваше Величество, теперь не время для укоров, теперь надо показать себя королём и дворянином.
• Смелее, государь, смелее!
• — Эти ордена не для нас.
  — Почему?
  — Это почти королевские ордена, а мы — простые дворяне.
• Бегство сквозь ряды неприятельской армии, Ваше Величество, во всех странах называется атакой.
• Вперёд, Арамис, за честь Франции!
• Ах, Д'Артаньян, подумайте, что из Вас только делает этот гнусный Мазарини! Знаете ли Вы, в каком преступлении Вы сегодня оказались повинны? В пленении короля, его позоре и смерти.
• Для чего арестуют короля? Того, кого уважают как властителя, не покупают как раба. Неужели вы думаете, что Кромвель заплатил двести тысяч фунтов за то, чтобы восстановить его на престоле?
• Друзья мои, они убьют его, и это ещё наименьшее преступление, какое они могут совершить.
• Лучше отрубить голову королю, чем ударить его по лицу.
• — Но вы, не приносившие присяги, как вы сюда попали и какому делу служите?
  — Благороднейшему на свете делу, защите и охране угнетённого короля.
• Я не стану Вас разубеждать, но я Вас порицаю.
• Все дворяне — братья, а короли всех стран — первые из дворян.
• А Вы, д'Артаньян, потомок древнего рода, человек со славным именем и храбрый солдат, Вы помогаете предать короля пивоварам, портным, извозчикам.
• Как солдат Вы, может быть, исполнили свой долг, но как дворянин Вы виноваты.
• И Вы, Портос, Вы, лучшая душа, лучший друг, лучший солдат на свете.
• Вы, который по своему сердцу достойны были бы родиться на ступенях трона и которого мудрый король рано или поздно вознаградит.
• Вы, мой дорогой Портос, дворянин по всем своим поступкам, привычкам, по своей храбрости.
• Вы столь же виновны, как д'Артаньян.
• ... полно, не дуйтесь, дорогой сын мой; все, что я сказал Вам, было сказано если не отеческим тоном, то, по крайней мере, с отеческой любовью.
• Поверьте, мне было бы легче просто поблагодарить Вас за то, что Вы спасли мне жизнь, и не проронить ни слова о моих чувствах.
• ... виноват, я забыл, что спорю с человеком, у которого я в плену.
• Нет, уж раз мы разделились, мы должны погибнуть.
• Вспомните роковой пример: Вы, д'Артаньян, столь непобедимый, и Вы, Портос, такой сильный и храбрый, вы потерпели неудачу на Вандомской дороге. Теперь настал черёд мой и Арамиса. А ведь этого никогда с нами не бывало прежде, когда мы все четверо были заодно.
• Умрём же, как умер Винтер.
• Что касается меня, я заявляю, что согласен бежать только вчетвером.
• Я это знаю и не стану уговаривать вас.
• Мои доводы не подействовали, и, должно быть, они были плохи, если не подействовали на такие благородные сердца, как у Вас и у Портоса.
• Мы приехали сюда защищать короля Карла; мы его плохо берегли, и теперь нам надо спасти его.
• Всё во Франции прогнило и пришло в упадок. У нас есть десятилетний король, который сам ещё не знает, чего хочет; у нас есть королева, ослеплённая своей запоздалой страстью; у нас есть министр, управляющий Францией, как огромной фермой, то есть занятый только тем, как бы выжать из неё побольше золота с помощью итальянского лукавства и интриг; у нас есть принцы, которые стоят в эгоистической оппозиции и добьются только того, что урвут у Мазарини немного золота или клочок власти. Я служил им не потому, что люблю их (Богу известно, что я ценю их не больше, чем они стоят, а стоят они немного), но — по убеждению. Сейчас другое дело; здесь я встретил на своём пути истинное несчастье, несчастье, постигшее короля и затрагивающее судьбы всей Европы; и я решил служить этому королю. Если нам удастся спасти его, это будет прекрасно; если мы умрём за него, это будет благородно.
• В молодости я путешествовал по Англии и говорю по-английски, как англичанин; Арамис тоже немного знает этот язык. О, если бы вы были с нами, друзья мои! Объединившись вновь после двадцатилетней разлуки, мы вчетвером с Вами, д'Артаньян, и с Вами, Портос, могли бы сразиться не только с Англией, но с целыми тремя королевствами.
• Теперь, друг мой, клянусь Всевидящим Богом и своим незапятнанным именем, что Провидение отныне за нас и что мы все четверо вернёмся во Францию.
• — Положительно, господа, я нахожу, что сыну далеко до матери.
  — Эх, милый друг, подождите! Не прошло и двух часов, как мы с ним расстались, и он ещё не знает, в какую сторону мы поехали и где мы. Мы скажем, что он уступает своей матери, только тогда, когда высадимся во Франции, если нас здесь не убьют или не отравят.
• Винтер водил нас к одному человеку, старому испанцу, который принял английское подданство, соблазнившись гинеями своих новых соотечественников.
• Мы лишили его только матери, а король отнял у него имя и состояние.
• — Ладно, ладно, — сказал рабочий на чистейшем английском языке, — ступай и скажи своему королю, что если он плохо поспит сегодня ночью, зато завтра он будет спать спокойно.
• «О, — говорил себе в великой горести Атос, — возможно ли, что слух и зрение обманывают меня? Возможно ли, чтобы Господь покинул помазанника Своего на Земле и дозволил ему умереть такой жалкой смертью? А я? Я не видел его! Я не простился с ним!»
• — Друг мой, право, Вы слишком добры, найдя слово прощения для меня. Я не прав, тысячу раз не прав. Ведь я должен был знать Вас! Но в каждом человеке таится злое начало, заставляющее нас сомневаться во всём хорошем!
• — У меня есть сын, я хочу жить.
  — Наконец-то! — заметил д'Артаньян.
• «Это не я его убил, — сказал про себя Атос, — это судьба».
• При прежнем кардинале на нас обратили бы больше внимания, чем на товары. А при этом — успокойтесь, друзья, — будут больше смотреть на товары, чем на нас.
• Ах, дорогой мой! Мне бы так хотелось сказать Вам, что лучшее, что я видел в своей жизни, это Ваша голова! Но нет, есть ещё нечто лучшее — это Ваше сердце.
• Мой друг, если бы мы были мазаринисты, то у нас были бы какие угодно бумаги. Поверьте мне, что в Вашем положении меньше всего следует доверять документам и людям, у которых они в порядке.
• — А ведь ловкая шельма, и даже очень, — заметил Арамис, садясь на лошадь.
  — Да и как не быть ему таким, — согласился Атос, усаживаясь в седло, — раз он столько лет чистил шляпу своего господина?
• Я, граф де Ла Фер, дворянин, который никогда не лгал, я клянусь, сначала перед Богом, а затем — перед этой несчастной королевой, что всё, что возможно было сделать в Англии для спасения короля, было нами сделано. А теперь, шевалье, идёмте отсюда, мы выполнили наш долг.
• Как могу я угадать, где находится в полночь, — так как я предполагаю, что Вы отправились к ней вчера, расставшись со мной, — где находится в полночь самая очаровательная и самая деятельная изо всех фрондёрок?
• Бедные французы! Они идут на смерть для того, чтобы Седан был возвращён герцогу Бульонскому и — чтобы господин де Бофор стал пожизненным адмиралом, а коадъютор — кардиналом.
• Шш... — произнес Атос, прикладывая палец к губам и улыбаясь столь характерной для него грустной улыбкой, — не будем говорить о Мордаунте: это принесёт нам несчастье.
• Сударь, — сказал Атос, оборачиваясь к Коменжу и вежливо протягивая ему свою шпагу эфесом вперед, — вот моя шпага. Будьте добры сберечь мне её, чтобы снова возвратить, когда я выйду из тюрьмы. Я ею дорожу. Она была вручена моему деду королём Франциском Первым. В былое время рыцарей вооружали, а не разоружали...
• Я долго сопоставлял эти два слова и в конце-концов выбрал второе: по крайней мере, оно французское.
• Взгляните на эту стену без окон, Коменж: она красноречиво свидетельствует о благодарности Мазарини.
• Честь, которую Вы мне оказываете, слишком велика, чтобы я мог забыться.
• Прелестный друг мой, позвольте мне сказать Вам, что все устали от войны, и, кроме Вас и коадъютора, все, я полагаю, жаждут мира. Вы только опять добьётесь ссылки, как то было при Людовике Тринадцатом. Поверьте мне, эпоха успешных интриг для нас кончилась, и Вашим прекрасным глазам не суждено потухнуть, оплакивая Париж, в котором, пока Вы будете в нём, всегда будут две королевы.
• Монсеньор, для себя мне требовать нечего, но я многого бы потребовал для Франции.

Портос

• Увы, я вдовец, и у меня сорок тысяч дохода.
• Да, у меня превосходный воздух.
• Рыбу ловить, мой друг, я предоставляю Мушкетону: это мужицкое удовольствие. Охотой же я иногда занимаюсь, другими словами, когда я скучаю, то сажусь здесь на мраморной скамейке, приказываю подать мне ружье, привести Гредине — это моя любимая охотничья собака — и стреляю кроликов.
• Если хотите, я Вам его подарю, он мне уже надоел.
• Представьте себе, друг мой, Атос, который и так родовит, как император, вдруг ещё наследует землю, дающую право на графский титул! Ну на что ему эти графства?
• Если не всегда можно есть, то пить всегда можно.
• Черт бы побрал эту гражданскую войну! Ни на кого нельзя положиться: ни на друзей, ни на прислугу.
• Ах, я готов поклясться кем угодно, хоть самим Магометом.
• ... я сам отрубил бы голову этой злодейке, и рука моя не дрогнула бы. Это была ужасная женщина.
• ... ребёнка, наверное, нет в живых! Если верить д'Артаньяну, в этой ужасной стране такие туманы...
• «Не бойтесь стеснить меня: если мне понадобятся деньги, я могу послать за ними в любой из моих замков. В одном Брасье у меня лежит двадцать тысяч ливров золотом. Поэтому, если я не посылаю вам больше, то только из опасения, что большую сумму вы откажетесь принять».
• — А вот и господин дю Валлон, который является в порядком разодранной одежде.
  — Да, но зато я ободрал немало шкур взамен. Эти бездельники хотели отнять у меня шпагу.
• Однако, Д'Артаньян, торопись. Не забывай, что тебя ждёт королева, а после королевы — кардинал, а после кардинала — я.
• — С этой стороны тоже кто-то лезет. Убить его, что ли?
  — Да, кулаком, если можете; стрелять будем только в самом крайнем случае.
  — Могу.
• — Если, по несчастью, он лишится бедного Атоса, он станет моим сыном.
  — И моим единственным наследником.
• ... не знаю, как Вам это удаётся, но у Вас всегда появляются прекрасные мысли.
• «Как он умён, этот дьявол д'Артаньян!»
• — Кто этот Оливер Кромвель?
  — Бывший пивовар.
  — Не задумал ли Мазарини нажиться на пиве, вроде как мы на соломе?
• ... у меня всё время чесались руки последовать совету Арамиса.
• ... Арамис даёт только хорошие советы.
• Э, сударь, на войне ловкость значит не меньше, чем сила.
• — Тише, не произносите этого имени.
  — Но ведь я говорю по-французски, а они англичане.
• Да, да, я думаю, Вы правы, дорогой граф.
• Право, мне очень жаль, что я не последовал Вашему совету, Арамис, и не задушил его!
• Ну, теперь, когда всё решено, пора подумать и об обеде. Если память мне не изменяет, мы всегда обедали, даже при самых опасных обстоятельствах.
• Смерть — пустяки. Она нас не смутит, ведь мы не знаем, что такое смерть. Меня мучит мысль о поражении. Видя, какой оборот принимает дело, я чувствую, что нам всюду придётся круто: в Лондоне, в провинции, во всей Англии; и, право, всё это кончится нашим поражением.
• — Вот странность! Оказывается, я знаю английский язык! Я понимаю всё, что вы говорите.
  — Это потому, мой дорогой, что мы говорим по-испански.
  — Ах, чёрт возьми! Какая досада! А я-то думал, что владею ещё одним языком.
• — Пойдёмте глотать туман.
  — Да, для разнообразия после пива.
• «Что до меня, — размышлял Портос, глядя на Мордаунта и думая только о нём, — то если бы я не боялся нарушить торжественность обстановки, я спрыгнул бы вниз с трибуны и в три прыжка очутился бы возле Мордаунта. Я бы задушил его, а затем схватил бы его за ноги и отдубасил им всех этих дрянных мушкетёришек, представляющих скверную пародию на наших французских мушкетёров. Тем временем Д'Артаньян, который всегда был отважен и предприимчив, может быть, нашёл бы средство спасти короля. Надо будет поговорить с ним об этом».
• Ну а я ушел бы отсюда совсем просто, без затей, и, по-моему, Вы напрасно от этого отказываетесь.
• Хорошее дело! Велика милость! Граф де Ла Фер, родня Монморанси и Роганов, уж наверное получше какого-то Мазарини.
• — Я слышал, что некий Милон Кротонский проделывал удивительные вещи: он стягивал себе голову веревкой и движением головных мускулов разрывал ее, ударом кулака сваливал с ног быка и уносил его на своих плечах, останавливал лошадь на бегу за задние ноги и тому подобное. Узнав об этом, я проделывал в Пьерфоне все то же, что и Милон, за исключением одного: не мог разорвать головой веревку.
  — Это потому, что сила у Вас не в голове, — сказал д'Артаньян.
  — Да, она у меня в руках и в плечах.
• Это было бы ловкой проделкой для каких-нибудь проходимцев, но не достойно благородных людей.
• Я все не понимал, а теперь понял. Очень забавно!
• Нынешние лошади не стоят прежних. Всё вырождается.
• Ах, как это успокоительно звучит: «покойный мистер Мордаунт!»
• — Вам известно, что для получения ордена надо чем нибудь отличиться?
  — Мой друг сделает это. Впрочем, если будет необходимо, монсеньер укажет способ, как это можно обойти.
• — Вспомнил.
  — Что такое? — спросил д'Артаньян.
  — Кто был нищий, которого я убил.
  — В самом деле? Кто же это был?
  — Каналья Бонасьё!

Арамис

• «Чтобы указать Вам дорогу, Ваше Величество», как сказал покойный кардинал покойному королю.
• Вы не можете себе представить, дорогой мой, сколько дурных привычек приобретаешь в этих проклятых монастырях.
• Александр хромал, а Ганнибал был одноглазым.
• — Да, будем мушкетерами.
  — Хотя бы в сутане.
  — Особенно в сутане, в этом-то и прелесть.
• Дорогой мой, знаете, когда я был мушкетёром, я всеми силами старался нести как можно меньше караулов; теперь, когда я стал аббатом, я всеми силами стараюсь служить как можно меньше обеден.
• ... если уж у нас опять явилась охота путаться в государственные дела, то сейчас, мне кажется, самое время.
• Помните, счастье — это куртизанка; обращайтесь с ним, как оно того заслуживает. Ну, а я останусь в своём ничтожестве и при своей лени…
• Я злопамятен. Это единственное, что во мне есть от церкви.
• Но у Её Величества нет ничего, принадлежащего лично ей. Ведь имущество супругов нераздельно.
• Что поделаешь, Атос, люди уж так созданы, и не всегда им двадцать лет.
• Подумайте о том, что если вы признаете Божественное правосудие и Его участие в делах земных, то, значит, эта женщина была наказана по воле Божьей. Мы были только орудиями, вот и все.
• Нас, наверное, там проберут, а я не люблю этого, с тех пор как сам пробираю других.
• — Мазарини живет получше.
  — Мазарини почти король, а королева Генриетта уже почти не королева.
  — Если бы Вы пожелали острить, Атос, то, право, я уверен, превзошли бы беднягу Вуатюра.
• Я ненавижу англичан, они грубы, как и все люди, пьющие пиво.
• Право, Атос, я боюсь, что из-за Вашего благоразумия я сделал порядочную глупость.
• — Положительно, Арамис, мне кажется, что я напрасно удержал вас.
  — Молчите, я бы заплакал сейчас, если бы умел.
• «Атос завещает Вам Рауля, а я завещаю Вам месть».
• «Если бы, по счастью, Вам попался в руки некий Мордаунт, велите Портосу отвести его в сторону и свернуть ему шею».
• — Конечно, с нами, без сомнения, поступят так же, как с теми, что были взяты под Филипго.
  — А как с ними поступили?
  — Половину повесили, а остальных расстреляли.
• ... лучше не ставить в ложное положение таких дорогих нам друзей, как д'Артаньян и Портос.
• Будьте покойны, господа, мы не посрамим вас своею смертью.
• Что касается меня, то я горжусь тем, что встану под пулю или даже пойду на виселицу с Вами, Атос. Ибо никогда ещё Вы не проявляли столько благородства, как сейчас.
• Безумец, трижды безумец! Да разве ты не знаешь Мордаунта? Я обменялся с ним только одним взглядом и сразу увидел, что мы обречены.
• Ах, этот д'Артаньян! Он так похож на парламентскую оппозицию, которая говорит «нет», а делает «да».
• … нам следует свести с ним счёты; не в наших обычаях покидать страну, не расплатившись с такого рода долгами.
• Он смотрит только на короля. Гнусная тварь! Какими глазами смотрит он на него! Негодяй! Неужели он ненавидит короля так же сильно, как нас?
• — Эти плуты закроют заседание, когда увидят, что они в недостаточном количестве.
  — Вы их не знаете, Атос. Поглядите, как улыбается Мордаунт, как он смотрит на короля. Такой ли взгляд бывает у человека, который боится, что жертва от него ускользнёт? Нет, это улыбка удовлетворенной ненависти, уверенности в мщении. О презренный гад, я назову счастливым тот день, когда мы с тобой скрестим кое-что поострее взглядов!
• Наказанию должен подвергнуться не король, а его министры, так как первый закон английской конституции гласит: "Король не может ошибаться".
• Сударь, надеюсь, Вы не собираетесь указывать графу де Ла Фер и мне, что мы должны говорить!
• — Вы, кажется, желаете нас вызвать на дуэль!
  — Вам это только кажется, сударь?
• Оставьте меня, граф, в покое. Вы знаете, я не люблю ничего делать наполовину.
• Чтобы встретить Вас, я готов отправиться на край света; отчего же мне не сделать для этого двух миль!
• Они усмехнулись, когда мы поклялись, что исполнили свой долг в Англии. Одно из двух: или они поверили нам, или не поверили. Если поверили, то эта усмешка — оскорбление, если же не поверили, то это тоже оскорбление. Надо им показать, что мы стоим чего-нибудь.
• Право, Атос, из Вас вышел бы довольно странный полководец: Вы сражались бы только днём, предупреждали бы врага о часе, когда намерены напасть на него, и никогда не делали бы ночных вылазок из опасения, как бы Вас не упрекнули, будто Вы хотите воспользоваться темнотой.
• — А мне казалось, что ночные переговоры несколько охладили воинственный пыл.
  — Да, конечно, но драться все будут, хотя бы для того, чтобы лучше замаскировать эти переговоры.
• Друг мой, так как мы теперь в Париже, то, мне кажется, Вы должны бросить привычку поминутно вздыхать. Война так война, мой милый Атос.
• Вот что! Вы всё ещё вспоминаете господина Мордаунта. Не хватает, дорогой мой, чтобы Вы терзались угрызениями совести из-за того, что его убили.
• Если он действительно так забавен, может быть, стоит поискать его.
• — Этот Мазарини действительно позор Франции, — сказал коадъютор, стягивая свой кожаный пояс, на котором, как у воинственных прелатов средневековья, висела его сабля поверх архиепископской рясы. — Он хочет управлять Францией, как своим поместьем. Только избавившись от него, Франция станет счастливой и спокойной.
  — Кажется, они не сговорились насчёт цвета шляпы.
• Принц поступил с Вами нынче, как апостол Павел в Первом послании к коринфянам.
• Положительно, дорогой граф, мне кажется, что Вы думаете обо мне лучше, чем я того стою. Если бы я был один, не знаю, отправился ли бы я в Рюэй, не принять особых мер предосторожности. Но куда Вы, туда и я.
• О, будьте спокойны, Ришельё был дворянин, равный нам по рождению и выше нас по положению. Он мог, как король, снести с плеч голову любому из первых сановников. Но Мазарини — выскочка, и способен, самое большее, хватать нас за шиворот, как полицейский. Успокойтесь, мой друг, я уверен, что д'Артаньян и Портос в Рюэе и целы и невредимы.
• Чтобы увидеться с королевой, надо сначала увидеться с кардиналом. А как только мы увидимся с ним, мы тотчас увидимся с нашими друзьями, но только не так, как нам бы этого хотелось. Признаюсь, такая перспектива мне мало улыбается. Будем действовать на свободе, чтобы скорее достигнуть цели.
• — Значит, Вы думаете, Арамис, что она любит этого итальянца так сильно, как об этом говорят?
  — Любила же она англичанина.
  — Э, друг мой, она женщина!
  — Нет, Атос, Вы ошибаетесь: она королева.
• Прощайте, Атос, я иду собирать армию.
• — Мы же почти договорились по всем пунктам, — сказал Мазарини. — Перейдёмте к вашим личным условиям.
  — Вы полагаете, они у нас есть? — сказал Арамис с улыбкой.
• — Я думаю, не все вы так бескорыстны, как граф де Ла Фер, — сказал Мазарини, делая поклон в сторону Атоса.
  — Ах, монсеньор, в этом Вы правы, и я счастлив, что Вы воздаете наконец должное графу. Граф де Ла Фер — натура возвышенная, стоящая выше общего уровня, выше низменных желаний и человеческих страстей: это гордая душа старого закала. Он совершенно исключительный человек. Вы правы, монсеньор, мы его не стоим, и мы рады присоединиться к Вашему мнению.
• Остается только препроводить Мазарини под крепкой стражей на какую-нибудь дальнюю границу и следить за тем, чтобы он где-нибудь не перешёл её обратно.
• — Где же мы встретимся...
  — Под виселицей кардинала.

Остальные персонажи романа

Анна Австрийская

• Осмельтесь. Когда-то, при других обстоятельствах, Вы были гораздо смелее.
• ... я бы очень удивилась, если бы эта кривоногая такса не оказалась во всем этом замешана.
• О господин маршал, Вы, вероятно, находились в очень большой опасности, если взяли на себя такое странное поручение!
• Это восстание только для тех, кто думает, что мой народ способен к восстанию!
• Хороший совет, нечего сказать. Видно, что он идёт от священника.
• Так унизиться? Королева я или нет? И этот сброд, который кричит там, не толпа ли моих подданных? Разве у меня нет друзей и верных слуг?
• Как женщина, подверженная слабостям своего пола, я страшусь междоусобной войны; как королева, привыкшая ко всеобщему повиновению, я теряю самообладание, едва только замечаю сопротивление моей воле.
• Это Вы, господин Д'Артаньян. Это Вы, и я Вас узнаю. Взгляните и Вы на меня, я королева. Узнаете Вы меня?
• Отлично! Вы вдвоём с Вашим другом стоите целой армии.
• Сын мой, вот господин д'Артаньян, который храбр, как один из старинных рыцарей, о которых Вы любите слушать рассказы моих дам. Запомните его имя и всмотритесь в него хорошенько, чтобы не позабыть его лица, потому что сегодня он окажет нам большую услугу.
• Сударь, ни от кого не получала я лучших советов. Продолжайте: что нам теперь делать?
• Сегодня не до этикета, дело идёт о спасении короля.
• Ну что ж, война так война. Разве победитель при Рокруа, Нордлингене и Лансе не с нами?
• Я пренебрегла любовью кардинала, который никогда не говорил "я сделаю", а всегда "я сделал". Тот знал убежища более надёжные, чем Рюэй, более мрачные и немые, чем Бастилия. О, как люди мельчают!
• «Я не понимала этих людей, а теперь уже слишком поздно воспользоваться их услугами: через год король будет совершеннолетним».

Кардинал Мазарини

• «Весь мир враждебен нашей страсти нежной».
• Решительно, гасконец бесценный человек; даже неловкость его служит мне на пользу.
• Плохо поручать дело человеку, который занят только своими делами.
• «Скажите, какое кроткое лицо! Уж не пришла ли она занять у меня денег?»
• В случае надобности Вы, конечно, узнаете этого человека, который только что вышел, не правда ли?
• — Но предупреждаю, это будет вам дорого стоить: покойный кардинал был щедр со своими любимцами.
  — Да, да, Гито, — сказал Мазарини, — кардинал был великий человек, но этот-то недостаток у него был.
• — Хорошо, — сказал Мазарини, — мы постараемся удовлетворить вас.
  «Ришелье, — подумал д'Артаньян, — уже дал бы мне пятьсот пистолей задатку».
• Что происходит в этом проклятом Париже?
• — Ваше Величество, если мне позволительно тоже дать Вам совет.
  — Отпустить Бруселя? Если так, Вы можете оставить свой совет при себе.
  — Нет, хотя этот совет, может быть, не хуже других.
  — Что же Вы посоветуете?
  — Позвать коадъютора.
  — Коадъютора? Этого интригана и бунтовщика? Ведь он и устроил всё это!
  — Тем более, Ваше Величество. Если он устроил этот бунт, он же сумеет и усмирить его.
• Я вижу, что все преклоняют пред ним колена, хотя он только коадъютор; а будь я на его месте, они разорвали бы меня в клочья, хоть я и кардинал.
• Вы знаете, я вообще плохо владею французским языком, на котором Вы, господин коадъютор, так хорошо говорите и пишете.
• Анна, Вы с ума сошли. Вы ссоритесь, как мещанка, Вы, королева. Да разве Вы не видите, что в лице этого священника перед Вами стоит весь парижский народ, которому опасно наносить в такую минуту оскорбление? Ведь если он захочет, то через час Вы лишитесь короны. Позже, при лучших обстоятельствах, Вы будете тверды и непоколебимы, а теперь — не время. Сейчас Вы должны льстить и быть ласковой, иначе Вы покажете себя самой обыкновенной женщиной.
• Это Вы — не женщина.
• Положительно, д'Артаньян, Вы тот человек, какого я ищу, и Вы можете рассчитывать, равно как и Ваш друг, на мою благодарность.
• «Но ведь господин Кромвель лучше других знает, что такое революция, и извинит меня».
• Вы великий политик, моя королева. Какое же Вы нашли средство?
• — Они хотят отобрать у меня короля, Вы знаете это?
  — Увы, да. А меня повесить.
  — Они не получат короля.
  — Значит, и меня не повесят, benone.
• Вы добьётесь того, что Вас обезглавят, прекрасная королева, а это будет жаль.
• Сегодня вечером, любезный д'Артаньян, судьба государства будет в Ваших руках.
• — ... когда королевская семья очутится вне опасности, обо мне могут позабыть: великие мира сего неблагодарны.
  — Это правда, — сказал д'Артаньян, невольно бросая взгляд на алмаз королевы, блестевший на руке Мазарини. Мазарини заметил этот взгляд и тихонько повернул свой перстень алмазом вниз.
  — И я хочу помешать им быть неблагодарными в отношении меня.
  — Закон христианского милосердия предписывает нам не вводить ближнего в соблазн.
  — Вот именно потому я и хочу уехать раньше их.
• «Это правда. Твоя жизнь мне не принадлежит, и мне следует купить её у тебя, не так ли?»
• Право, дорогой д'Артаньян, Ваше хладнокровие меня просто пугает.
• Господин Д'Артаньян, Вы золотой человек.
• После Вас, любезный д'Артаньян, я больше всех во Франции люблю и уважаю его.
• Уверяю Вас, сударыня, что ночью моя сутана министра, брошенная у королевского ложа, мало чем отличается от королевской мантии.
• В этом не только моя выгода, но, смею сказать, и Ваше спасение.
• Они избрали почву, на которой я более ловкий боец, чем они: переговоры.
• Мы их изведём одной медлительностью.
• Они уже голодают, а через неделю им будет ещё хуже.
• Ваше Величество, переговоры дадут нам мир; вместе с миром мы получим Париж, а с Парижем — и Бастилию. Наши четверо храбрецов сгниют в ней.
• Эти господа не узники, Коменж, они — мои гости, такие дорогие гости, что я велел сделать решётки на окнах и запоры на дверях из опасения, как бы они не лишили меня своего общества.
• Вы очень умны, господин д'Артаньян, и мне крайне досадно, что я поссорился с Вами.
• Я думаю, не все вы так бескорыстны, как граф де Ла Фер.
• Это очень воздержанный народ.
• ... после революции там все живут скромно.
• Слово Мазарини.

Карл I

• Итак, господа, вперёд! И да будет нашим лозунгом старинный боевой клич французов: "Монжуа и Сен-Дени!" Клич Англии осквернён теперь устами изменников.
• — Карл Стюарт! Вы сдаётесь?
  — Полковник Томлисон, король не сдаётся. Человек уступает силе, вот и всё.
• «Прежде чем спрашивать меня, — начал Карл тоном скорее судьи, чем обвиняемого, не снимая шляпы и поднимаясь с кресла; не с покорным, а с повелительным видом, — прежде чем спрашивать меня, ответьте мне сами. В Ньюкасле я был свободен и заключил договор с обеими палатами. Вместо того, чтобы выполнить этот договор так, как я выполнял его со своей стороны, вы купили меня у шотландцев, купили за недорогую цену, насколько мне известно, и это делает честь бережливости вашего правительства. Но если вы купили меня, как раба, то неужели вы думаете, что я перестал быть вашим королем? Нисколько. Отвечать вам — значит забыть об этом. Поэтому я отвечу вам только тогда, когда вы докажете мне ваше право ставить мне вопросы. Отвечать вам — значит признать вас моими судьями, а я признаю в вас только своих палачей».
• О, почему их здесь нет, моих французов. Если бы они были там, они увидали бы, что друг их при жизни был достоин защиты, а после смерти — сожаления.
• Право, Парри, все эти люди принимают меня за какого-то колониального торговца хлопком, а не за рыцаря, привыкшего к блеску стали. Неужели они думают, что я не стою мясника?
• «Увы, — говорил он сам себе, — если бы я мог исповедаться перед одним из тех светочей церкви, уму которых доступны все тайны жизни, всё ничтожество величия, быть может, голос такого духовника заглушил бы голос скорби, который я слышу в моей душе. Но нет, моим духовником будет священник не выше обычного уровня, мечты которого о карьере и богатстве я разрушил моим собственным падением. Он будет говорить мне о боге и смерти, как он говорил не раз другим умирающим. Может ли он понять, что умирающий король оставляет свой трон узурпатору, а в это время дети его лишены хлеба насущного!»
• Сын мой, по дороге сюда ты видел на улицах и в комнатах много народа; эти люди собрались, чтобы отрубить голову твоему отцу: не забывай этого никогда.
• Быть может, наступит день, когда эти люди захотят провозгласить тебя королём, обойдя принца Уэльского и герцога Йоркского, твоих старших братьев, из которых один находится во Франции, а другой — я сам не знаю где; но ты не король, сын мой, и можешь им стать только после их смерти. Поклянись же мне, что ты позволишь надеть на свою голову корону только тогда, когда будешь иметь на это законное право. Ибо в противном случае, сын мой, — запомни моё слово, наступит день, когда эти самые люди лишат тебя короны и вместе с ней головы, и в этот день ты не сможешь умереть так спокойно и с такой чистой совестью, как умираю я.
• Защищая дело, которое я считал священным, я потерял трон отцов моих и расточил наследство моих детей.

Генриетта Английская

• — Портные, извозчики, пивовары! О Ваше Величество, я надеюсь, что кардинал не собирается вступать в союз с подобными людьми.
  — А кто он сам?
• Увы, сударь, я разучилась приказывать и научилась просить.
• Перейдёмте к делу, господин кардинал!
• Вы любуетесь окружающей меня роскошью?

Людовик XIV

• Ага, господа парламентские советники, послушаем, что вы скажете теперь!
• Но ведь если мне говорят «так надо» — значит, я больше не король?

Коадъютор де Гонди

• Ваше Величество, я хочу попросить Вас хорошенько подумать, прежде чем развязывать гражданскую войну в королевстве.
• Искорените в них этот несчастный предрассудок — страх и почтение к королевской власти.
• Доказывайте вашей пастве, что королева — тиран, и повторяйте это до тех пор, пока не убедите их, что все беды Франции происходят из-за Мазарини, её соблазнителя и любовника.
• — Я Вам предложу нищего, монсеньор.
  — А, понимаю. Вы правы, господин кюре: нищего, который поднял бы весь легион бедняков со всех перекрёстков Парижа и заставил бы их кричать на всю Францию, что это Мазарини довел их до сумы.
• — Некоторые из них, умирая, оставляют тысяч двадцать или тридцать ливров, иногда даже больше.
  — Гм! А я и не знал, что, раздавая милостыню, так хорошо помещаю свои деньги.
• ... не возьмётесь ли Вы принять участие в маленькой гражданской войне?
• Эту войну церковь не только одобряет, но и будет руководить ею.
• Объясните мне, как, при таком мирном занятии, у Вас возникли такие воинственные наклонности?
• Приглашения разосланы на эту ночь, но скрипки заиграют только завтра утром.
• Куда Вы дели герцога Бофора?
• Раз я уже вынужден носить шляпу, фасон которой мне не к лицу, то я желаю, по крайней мере, чтобы она была красная.
• Ваше Величество изволили меня призвать для того, чтобы сказать мне только это?
• ... такие люди подобны молнии: о них узнаёшь, когда они поражают.
• «Дело идет на лад, она уступит».
• Не против королевы настроен народ, он только просит вернуть Бруселя, вот и всё, возвратите ему Бруселя, он будет счастливо жить под защитой Ваших законов.
• «Ага, видно, ты здорово нуждаешься во мне, хитрая лиса».
• ... я знаю королеву: она не захочет признать себя побеждённой.

Герцог де Бофор

• ... грибы Венсенского леса смертельны для нашей семьи.
• Вот так предательство! (Герцог хотел сказать: «преданность»).
• «Оттузил, отделал, не все ли равно, — разве это не одно и то же? Все эти ваши сочинители слов — ужасные педанты».
• Здоровье, выдержавшее пять лет Венсенской крепости под началом господина Шавиньи, устоит решительно против всего.
• Здесь каждый отдаёт приказания, какие ему вздумается, и если так будет продолжаться, я кончу тем, что вовсе перестану их отдавать.
• Избави нас Бог от этих бунтующих попов, в особенности когда у них латы под рясой.
• А принц Конти — генерал на картинке. И что это за картинка: принц—горбун!
• Скажите лучше, что Мое Высочество взбешено до такой степени, — вам я это скажу, другим говорить не стал бы, — до такой степени, что если королева признает свою вину передо мной, вернёт мою мать из ссылки и назначит меня пожизненно адмиралом, как мне было обещано после смерти моего отца, адмирала, то я, кажется, соглашусь дрессировать собак, умеющих говорить, что во Франции есть и похуже грабители, чем господин Мазарини.

Рошфор

• Монсеньор, я так долго сидел взаперти, что теперь хочу примкнуть только к одной партии, к партии свежего воздуха.
• Итак, Вы решились наконец, монсеньор?
• Хорошо. Не будем тратить слов. Вы сказали, и я Вам верю.
• Итак, мы устроим Мазарини бал.
• А, Мазарини, Мазарини, ты увидишь теперь, так ли я стар, чтобы не годиться для дела!

Виконт де Бражелон

• Господин д'Артаньян, граф всегда называл мне Ваше имя, когда хотел привести в пример отважного и великодушного дворянина.
• Вы такой благородный человек, и граф де Ла Фер так Вас любит!
• А могу я по-прежнему видеться с госпожой де Шеврёз?
• Я не узнал шевалье в его доспехах. Но я должен был бы узнать его по ловкости и хладнокровию.

Планше

• У него деньги сыпались, как град с неба, и шпагу он обнажал, словно король.
• Монсеньор не знает, что я уже приговорён к повешению.
• Господин д'Артаньян состоит на службе, и его дело защищать Мазарини, который ему платит, а наше дело, дело горожан, нападать на Мазарини, который нас грабит.
• Я пойду за ним хоть в ад, — говорю без шуток, так как считаю его способным туда отправиться.
• Деньги никогда не мешают, монсеньор. Если их нет, то можно обойтись, а если они есть, то дело пойдет от этого быстрее и лучше.
• Теперь, друзья мои, поблагодарим королеву и удалимся.

Гримо

• Если поймают Вас, монсеньор, то дело ограничится только тем, что Вас снова посадят в крепость; если же попадусь я, меня самое меньшее повесят.
• Если когда-нибудь вы встретите его где бы то ни было, по дороге, на улице, в церкви, все равно где, наступите на него ногой и раздавите без жалости, без сострадания, как раздавили бы змею, гадину, ехидну. Раздавите и не отходите, пока не убедитесь, что он мертв.
• Господа, у этой женщины был ребёнок, и этот ребенок стал мужчиной. У тигрицы был детёныш, тигр вырвался и идёт на вас. Берегитесь.

Ла Раме

• Монсеньор, если бы из этих сорока способов был хоть один годный, он бы давно был на свободе.
• Человек, который любит хорошо поесть, ещё не обжора.
• «Если Вы не птица и не мышь, Вы не выйдете отсюда».
• А что Вам делать на свободе, Ваше Высочество?

Аббат Скаррон

• — Итак, Вы обеднели, мой милый аббат? <...>
  — Да, но зато государство обогатилось. Нужно уметь жертвовать собой для блага Отечества.
• Но хоть я и лишился моей гидры, при мне, по крайней мере, осталась львица.
• У поэтов не принято хвалить чужие стихи.
• — О, теперь он может умереть.
  — Почему?
  — Потому что ему уже готов панегирик.

Оливер Кромвель

• «Оливер Кромвель полагает, что голос разума дойдёт скорее до такого выдающегося ума, каким обладает кардинал Мазарини, чем до королевы, женщины безусловно твердой, но исполненной пустых предрассудков относительно своего рождения и своей божественной власти».
• — Поздравить? С чем?
  — Со взятием в плен Карла Стюарта. Теперь Вы властелин Англии.
  — Я был им в большей мере два часа тому назад.
  — Как так, генерал?
  — Англия нуждалась во мне, чтобы избавиться от тирана. Теперь он в плену.
• Своим друзьям? Неужели у него есть друзья?
• — Кому он отдал свою шпагу?
  — Никому, он сломал ее.
  — Он поступил хорошо; но ещё лучше бы сделал, если бы направил её против себя.
• — Мордаунт, Вы беспощадный слуга.
  — Когда Господь повелевает, нельзя рассуждать. Авраам поднял нож на Исаака, который был его сыном.
  — Да, но Господь не допустил этого жертвоприношения.
  — Я смотрел вокруг себя, но нигде не видел ни козла, ни ягнёнка, запутавшегося в кустах.
  — Вы железный человек, Мордаунт.
• Так пусть они убираются, возвращаются в свои горы и там скроют свой позор, если горы достаточно для этого высоки. Между мной и ими все кончено.
• — Вы не забыли, генерал, что мне первому пришла в голову мысль вступить в переговоры с шотландцами о выдаче короля?
  — Да, эта мысль была Ваша. Я ещё не настолько презираю людей.
• Я и забыл, что всякая услуга требует награды, а Вы оказали мне услугу и ещё не вознаграждены.
• Как, Вы не желаете никакой другой награды, ни чинов, ни денег?
• Он убил своего дядю! Увы, вот какие у меня слуги!
• Быть может, этот юноша, который ничего не требует — или делает вид, что ничего не требует, — выпросил у меня в конце-концов пред лицом Всевышнего больше, чем те, что посягают на золото государства и хлеб бедняков.
• Никто не служит мне даром.
• Мой пленник Карл, быть может, ещё имеет друзей, а у меня их нет.
• Взрыв сделал бы то, чего не захотел сделать топор. Король Карл исчез бы без следа. Стали бы говорить, что он избегнул земного правосудия, но что его постигла Божья кара. Мы оказались бы только его судьями, а палачом его — сам Бог. Вот этого-то и лишил меня Ваш замаскированный дворянин, Мордаунт. Вы видите теперь, что я имею основание говорить: я не хочу знать его. Ибо, сказать по правде, несмотря на его лучшие намерения, я не очень благодарен ему за его услугу.

Мордаунт

• Нет жалости к тому, кто сам не имел сострадания. Умри в отчаянии, без покаяния, умри и будь проклят.
• Если бы я носил свой титул, я был бы лордом; если бы я носил своё имя, Вы услышали бы одно из самых славных имён Англии.
• — А не хотите ли Вы, чтобы я поговорил с этим Вашим родственником?
  — Благодарю Вас, монсеньор, я поговорю с ним лично.
  — Но Вы, кажется, говорили, что он обошелся с Вами дурно?
  — Он обойдется со мной лучше при следующей встрече.
  — Значит, у Вас есть средство смягчить его?
  — У меня есть средство заставить себя бояться.
• Это была моя мать!
• До свиданья, господа, увидимся в Англии!
• Как Вы сказали, Навуходоносор? Нет, это Карл Первый, добрый король Карл, который обкрадывал своих подданных, чтобы наследовать их имущество.
• — Где же мой старый Винтер?
  — Там же, где и Страффорд!
• О, будьте спокойны, король Карл, пуля пробила ему сердце.
• Изменники Англии мне не родственники.
• Когда Вы приказывали мне что-нибудь исполнить, отвечал ли я Вам хоть раз: "Это невозможно"?
• О, будьте покойны, милорд, моя просьба Вас не разорит.
• Вы дали мне всё, чего я мог желать, милорд, с сегодняшнего дня мы с Вами в расчёте.
• — Пли по этой трибуне!

Другие

	Подписываюсь полным именем. Было бы слишком самоуверенно с моей стороны думать, что Вы разгадаете после пятилетней разлуки мои инициалы.
	— Мария де Монбазон, герцогиня де Шеврёз

	У меня к нему так мало ненависти, что я с удовольствием закажу обедню за упокой его души.
	— мадемуазель Поле

	Он — большой поэт? Да в нем и пяти футов не будет.
	— мадемуазель Поле

	Ах, сударь, в другую, прямо в другую половину! Совсем под пару к выстрелу на Амьенской дороге.
	— Мушкетон

	Матушка, будьте тверды!
	— Мария Стюарт, принцесса Оранская

	Невольно горько улыбнёшься при мысли, что если имена этих людей Вам незнакомы, то только потому, что о них позабыла королева, королева, которой следовало бы сделать их первыми сановниками государства.
	— Лорд Винтер

	Из одного лишь христианского милосердия не раздают в течение полугода тридцать тысяч экю милостыни, как это сделали Вы: это было бы уж чересчур бескорыстно.
	— Лувьер

	Вы честолюбивы, и это понятно: Вы человек выдающийся и знаете себе цену.
	— Лувьер

	... все эти жалобы, проклятия могут вызвать только бурю и молнии, но гром не грянет, пока не найдётся предводитель, который бы направил его.
	— Майяр, предводитель парижских нищих

	Уже двадцать лет я не пью ничего, кроме воды.
	— Майяр

	Ваше Величество, предсказание господина д'Артаньяна исполнилось: они успокоились, как по волшебству.
	— Ла Порт, камердинер Её Величества

	Как, Ваше Величество? В одну карету с Вашими Величествами?
	— Ла Порт, камердинер Её Величества

	... и письмо было такое утешительное. Господа читали мне его, и я плакал от радости.
	— Мушкетон

	— Но если я соглашусь, то это принесёт смерть, или по меньшей мере, темницу тому, кто займёт моё место? — Нет, это принесёт честь тому, кто Вас спасёт!
	— Лорд Винтер

	Когда Грослоу берется за что-нибудь, то после него беспокоиться уже не приходится.
	— полковник Гаррисон

	Так как он король, то, видите ли, он не может ни одеться сам, ни раздеться.
	— Грослоу, капитан полка Гаррисона

Полковник Придж, бывший возчик, очень умный человек. Когда он ещё ездил со своей телегой, он заметил, что если на пути лежит камень, то гораздо легче поднять его и отбросить в сторону, чем стараться переехать через него колесом. Так вот, из двухсот пятидесяти одного человека, составлявших парламент, сто девяносто один мешали ему, и из-за них могла опрокинуться его политическая телега. Потому он поступил с ними так же, как раньше поступал с камнями: взял и попросту выбросил из парламента.

— сеньор Перес, хозяин Бедфордской таверны в Лондоне

— Ты совсем ещё ребенок, Блезуа. Совсем ребенок, повторяю ещё раз. Скажи-ка, где в Писании сказано, что англичанин — твой ближний? Если бы ты, вроде меня или Гримо, десяток лет провёл на войне, мой дорогой Блезуа, ты научился бы делать различие между домом ближнего и домом врага. Я полагаю, что англичанин есть враг, а портвейн принадлежит англичанину, и, следовательно, он принадлежит нам, так как мы французы. Разве ты не знаешь правила: всё, что ты взял у неприятеля, — твоё?

— Мушкетон

	И я, право, не вижу, почему бы слугам отказывать себе в том, в чём не стали бы себе отказывать господа?
	— Мушкетон

	Я не больше Вашего люблю Мазарини. Я служу королеве, а потому вынужден служить и кардиналу; но ей я служу с радостью, а ему — против воли.
	— Коменж

	Полноте! Подземные камеры — королевская месть, и на неё не решится такой проходимец, как он.
	— Коменж

	Как вы знаете, в Рюэе нет узников, потому что нет тюрьмы.
	— Коменж

Перевод

Перевод с французского под редакцией Е. Лопыревой и Н. Рыковой.