Мазепа (Булгарин)

«Мазепа» — исторический роман Фаддея Булгарина, впервые опубликованный в 1833—1834 годах.

Цитаты

В нынешнее время в Малороссии и в Украине просвещение разлито в большей массе, нежели было до преобразования России, но тогда просвещение было виднее, ибо сосредоточивалось в малом числе избранных и составляло резкую противоположность с дикостью Запорожья и Заднеприя, где всё достоинство человека поставлялось в удальстве и наездничестве. <…> Лорд Байрон и А. С. Пушкин воспользовались лучшими эпизодами из жизни Мазепы: романтическою любовью его в юности и в старости, с занимательными и ужасными последствиями сей необузданной страсти. Я почёл благоразумным не входить в совместничество с столь отличными дарованиями и не коснулся того, что уже изображено английским и русским поэтами. Я ограничился политическим характером Мазепы, представив его, если смею так выразиться, в рамах частной его жизни. Для завязки романа я ввёл вымышленные лица. — Предисловие

Со времени первого нашествия татар на Южную Россию толпы отважных её защитников, будучи не в силах спасти отечество и влекомые любовью к независимости и чувством народной самобытности, удалились в пустыни и на диких берегах Днепра, <…> основали беспримерную дотоль в мире подвижную военную республику, получившую впоследствии название Сечи Запорожской. — глава I

Войнаровский встряхнул саблю, на которую упирался, ударил ею в пол и воскликнул: — Независимость или смерть… Теперь, сей час!.. — Да, теперь или никогда! — сказал с жаром Мазепа и, помолчав, продолжал: — Если Пётр останется победителем в сей войне, то он вознесёт Россию на высочайшую степень могущества, и тогда Малороссия исчезнет как песчинка в степи. Если б я был на месте Петра, я также не согласился бы, ни за какие выгоды, иметь в своих владениях отдельную военную полуреспублику, которая гораздо более может вредить государству, нежели приносить пользы. Уже Пётр намекал мне об этом, и когда я, в качестве гетмана Малороссийского, стал горячо возражать, — он затворил мне уста пощёчиной! Пощёчина эта врезалась у меня в ум и, как неизлечимая язва, осталась на сердце. Я отомщу, отомщу не как оскорблённый раб, а как разгневанный владелец: буду воевать с русским царём и не допущу, чтоб та рука, которая поднялась на гетмана Малороссии, сломила мою гетманскую булаву и разодрала нашу войсковую хоругвь! <…> Дело с Палеем я поручу иезуиту Заленскому, посланцу короля Станислава, и надеюсь, что иезуитская хитрость переможет запорожское пронырство. — глава I

— В жилах всех европейских женщин течёт не кровь, а молоко, подслащенное изнеженностью. В моих жилах льётся пламя, а чтоб согреть, смягчить душу богатырскую, расплавить в роскоши тело, вмещающее в себе сердце мужественное, нужно пламя адское, а не молочная теплота! — глава XI

О романе

Стремясь к посторонней цели, он уже не мог быть поэтом в романе своём и потому не достиг ни к чему. Поучения в его книге нет, и нет романа, потому что он хотел сделать его поучением. Мазепа представлен довольно хитрым плутом — не более <…>. Человек, который из ничтожества достиг такой силы, что хотел сделаться независимым государём, не мог быть мелким плутягой. <…> Огневик и Наталья почти во всё продолжение романа остаются загадочными лицами; читатель не знает, что они брат и сестра, дети Мазепы, следовательно, не принимает никакого участия в той гибели, какую готовит им Мазепа. Напротив, зная родственные их отношения, читатель волновался бы сильным ощущением, страшась их гибели от руки отца, страшась и успеха их страсти, которая должна была кончиться кровосмешением. Но автор не умел воспользоваться и тем вымыслом, который ввел в свой роман совсем некстати. О других побочных лицах не станем говорить: это по большей части лица неестественные и неудачные, какими наполняет г-н Булгарин все свои романы. <…> И почти все лица в романе «Мазепа», за исключением двух-трёх, или незанимательны, или смешны без воли автора. <…> Его слог однообразен до утомления, холоден и, чтобы выразиться уподоблением, тянется, как знаменитый плигинский сургуч.

— Николай Полевой, рецензия, 1833

• см. рецензию Осипа Сенковского февраля 1834

	Г. Булгарин с горя от неудачи впал в новую неудачу — написал третий и последний исторический роман свой — «Мазепу». Дружба всеми силами старалась поддержать это произведение, но и сама рушилась под тяжестию такого подвига: читатели, может быть, вспомнят ловкую статью о «Мазепе» в «Библиотеке для чтения».
	— Виссарион Белинский, «Кузьма Петрович Мирошев», февраль 1842

	После [«Выжигина»] романы г. Ф. Булгарина уже имели самый посредственный успех <…>. Четвёртый роман г. Ф. Булгарина «Мазепа» упал решительно, несмотря на искусную и усердную поддержку со стороны «Библиотеки для чтения»: публика уже не хотела читать повторения того, что уже надоело ей в прежних романах г. Ф. Булгарина.
	— Виссарион Белинский, «Русская литература в 1843 году», декабрь

Исторический сюжет романа преображен такими «авантюрными» мотивами, приключенческими поворотами, что подчас не уступает лучшим страницам А. Дюма. Смерть старого Мазепы от руки неузнанного незаконнорожденного сына в «Тарасе Бульбе» Гоголя преобразуется в сознательное сыноубийство за веру и отечество, а неустрашимый полковник Палей, гроза ляхов, как и Тарас, — ближайший идейный прототип героя гоголевской исторической повести: в образе булгаринского Огневика наблюдаются черты гоголевского Андрия. <…> Блестящие батальные сцены романа, живые описания быта и нравов давно прошедшей эпохи органично вписаны в повествовательную ткань романа. Писатель обращался к обширной историографии на разных языках. <…> Документализм он считал важной частью и непременным условием исторического романа. В «Мазепе» отразилась историческая концепция декабристов, сурово критиковавших взгляды Карамзина на роль сильной личности в истории. <…> Вместе с тем неприятие концепции Карамзина не носило характера открытой борьбы с ним в художественной форме. Напротив, писатель относился к знаменитому историку с неизменным почтением…

— Наталия Львова, «Каприз Мнемозины»