Теодор Драйзер
Теодор Драйзер | |
Статья в Википедии | |
Произведения в Викитеке | |
Медиафайлы на Викискладе |
Теодо́р Герман Альберт Дра́йзер (нем. Theodore Herman Albert Dreiser; 27 августа 1871 — 28 декабря 1945) — американский прозаик, журналист и общественный деятель.
Цитаты
[править]До чего же бездарны люди, когда дело касается искусства жить. Как может утверждать, что постиг божество, тот, кто и о жизни-то ничего не знает? — книга III, глава XXVI; перевод: М. Г. Волосов, [1952] | |
People were such hacks when it came to the art of living. How could they pretend to a sense of Divinity who knew nothing of life? | |
— «Гений» (The "Genius"), 1915 |
Мы трудимся так тяжело и упорно, мы предаёмся мечтам так увлечённо, мы спешим так безоглядно — и вдруг зелёные двери распахиваются перед нами. Мы проходим в них, и травяной покров навеки отделяет нас от всего, чего мы так страстно желали, к чему так жадно стремились, — а мы, бездыханные, всё ещё продолжаем бежать. — сборник «Двенадцать мужчин» (Twelve Men); перевод: С. А. Антонов, 2018 | |
We toil so much, we dream so richly, we hasten so fast, and, lo! the green door is opened. We are through it, and its grassy surface has sealed us forever from all which apparently we so much crave—even as, breathlessly, we are still running. | |
— «У. Л. С.» (W.L.S.) |
Интервью
[править]… я не проповедую никакой морали! <…> если нельзя увидеть мораль в том, что человечество должно сплотиться и бороться и преодолевать силы природы.[1] | |
— The New York Times 15 января 1901 |
Меня не раз спрашивали, что такое, по моему мнению, реализм, я на это отвечу, что во многом это зависит от вашего темперамента. Никто не в силах разрешить моральные проблемы в каком-то одном литературном произведении. <…> В одном и том же горшке произрастают цветы и сорняки, и от садовника зависит, что выбрать. — перевод: Б. А. Гиленсон (Беседа с Теодором Драйзером)[2] | |
— 1912 |
Рядом с русским средний американец похож на худое и поджарое животное рядом со слоном. У нас всегда берутся за мизерную, тоненькую темку, и всегда-то мы что-то проповедуем, и всегда мы за чем-то гонимся, а ничего у нас не выходит. Русская масса — это вроде золотой руды. Американцу не хватает универсальности, которой так богаты русские, даже простые крестьяне. <…> Поэтому-то я и предсказываю огромное будущее новой русской литературе на новой социальной базе.[3] | |
— «О писателях и литературе» (нью-йоркскому корреспонденту «Правды»), 1934 |
Кино ослабило и испортило литературную форму в Соединённых Штатах. Заранее известно, что любой роман, если он будет пользоваться успехом, немедленно купит кинематографическая фирма. Мне кажется, что постановщик фильма, режиссёр приобретает большее значение, нежели автор печатного произведения. Если он истинный художник, то драма жизни интересует его так же, как писателя. Скоро наступит такое время, когда новый Шекспир кинематографии сможет взять плохую драму и превратить её в «Макбета».[3] | |
— французскому журналисту, 1936 |
У нас подлинный реализм в большинстве случаев не имел успеха, его просто отвергали. Писателей в некотором роде терроризировали. Некоторые из них начинали свою деятельность прекрасными реалистическими книгами, а кончали участием в «Saturday Evening Post». Я веду борьбу постоянно <…>. Я писал, произносил речи; во время стачки углекопов отправился в Кентукки, и, когда я задал самый простой вопрос одному из свидетелей, наёмный охранник приставил мне винтовку к животу и выгнал. Окажи я малейшее сопротивление — и он выстрелил бы в меня. Кому жаловаться? Смешно. Пресса, суд — все во власти трестов. Я написал книгу «Американская трагедия». И в сущности получилось так, что её как бы запретили или изъяли из продажи. Ужасная страна, где происходят таинственные вещи, где группа дельцов Уолл-стрита контролирует кино, где нет возможности высказаться по радио по вопросам политическим, социальным. Меня однажды попросили выступить перед микрофоном. Я мог бы подготовить ряд докладов на интересующие меня темы. Я спросил, могу ли я свободно высказать всё, что захочу. Мне ответили, что мои доклады будут предварительно просмотрены. Вот как! — ответил я. — В таком случае прощайте. <…> | |
— там же |
Статьи
[править]Вот <…> истинно американский романист, сильный, проницательный, остроумный, блистательного интеллекта, обладающий способностью анализировать и оценивать — несмотря на отсутствие необходимого непосредственного опыта, — выражающий чувства, в которых проявляется не что иное, как дыхание некоего сверхсердца. Он никогда не был свидетелем описываемого, а душа его слишком молода, вольна, порывиста и незнакома с безумным страхом и леденящим ужасом, наполняющим душу его героя. <…> | |
— рецензия на «Алый знак доблести», 1896 |
Некоторые журналы стремятся к процветанию, демонстрируя заботу о человеке, хотя на деле их движущим мотивом остаётся алчность. Они играют роль поборников прав человека, ибо знают, что большая часть сражений, в которые они вмешиваются, проиграны народом, в силу чего их вопли не могут причинить никакого вреда. Они создают себе широкую рекламу, когда в судах и других оплотах правосудия выступают в роли защитника несчастных созданий от несправедливости закона, ибо знают, что выбрали себе подзащитных не без хитрости, с тем чтобы завуалировать подлинный характер борьбы и присвоить себе лавры. | |
— «Прегрешения американской прессы», 1896 |
В проницательных статьях Рэндолфа Борна был слышен живой голос. Он широко смотрел на вещи, его способность проникать в сущность явлений, казалось, была обострена и прояснена жизненным опытом. Это была яркая, оптимистическая, чуткая к прекрасному критика, местами даже поэтическая по своему стилю.[4] |
Наша литература дала за последнее время немало интересного: взять хотя бы Норриса с его «Мактигом» или «Вэндовером», Дэвида Грэма Филлипса с его «Сусанной Ленокс» <…> и многих других. И у всех, решительно у всех, отсутствует тот знаменитый «декорум», который «для гуманиста — превыше всего» (слова профессора Ирвинга Бэббита), и нет «воли к припеву» (его же слова). Словом, ни один не вылощен, не изыскан, не напевен и вообще не такой, каким его хотели бы видеть «гуманисты». Наоборот, эти писатели по большей части грубы, не отшлифованы, чересчур прямолинейны и примитивны, то есть очень похожи на самую жизнь. <…> | |
— «Новый гуманизм» (New Humanism), 1930 |
Я лично уже несколько устал от штампованного натурализма, ныне ставшего в Америке общепринятым. Теперь всякий считает своим долгом плеваться, ругаться, кощунствовать и откровенно подчёркивать свои вкусы и пристрастия, следуя повадкам шестнадцатилетнего подростка, стоящего на углу улицы в маленьком провинциальном городке. Но слишком уж это плоско, слишком банально. Речь идёт ведь о целой вселенной, а не о лондонской или чикагской грязной улице. И если натурализм является сейчас идеологией секты близоруких фанатиков, настаивающих главным образом на том, чтобы все людские отправления и отношения называть своими именами, то… это уже не натурализм Руссо, Стендаля, Филдинга или Достоевского. Это, так сказать, «натуралисты», думающие превзойти великих мастеров подбором прилагательных, а не подлинным пониманием. В данном случае метод — если здесь можно говорить о методе — попал в руки неумелых и неумных людей. | |
— там же |
— «Горький будил мысль» (некролог), 1936 |
Положение мировой державы, которым пользуется Англия, ничего не дало её народу. <…> сколь ни громадны капиталы, добытые в Индии и других колониях, они не прибавили масла к пайку английских масс. | |
— «Уцелеет ли американская демократия?», 1941 |
Письма
[править]- перевод Б. А. Гиленсона[2]
До 1897—1898 годов у меня не было и мысли о том, что я когда-нибудь стану романистом. Моей склонностью, поверьте, были пьесы, и не окажись никого на моём пути, я продолжал бы работу в этом жанре. Как раз в это время я вторично встретился в Нью-Йорке с молодым человеком, с которым был знаком в Толедо (Огайо) четыре года назад. Его звали Артур Генри. Тогда, в 1894 году он был редактором городской газеты Toledo Blade <…> и пописывал. Почему-то я вызвал в нём симпатию, и он проводил со мной всё время. Он оказался удивительно начитанным, проницательным критиком и способным человеком. <…> Это он уговорил меня написать мою первую новеллу. <…> | |
— Генри Менкену, 13 мая 1916 |
Нельзя сказать, что американцы не интеллектуальны, или, скажем, не ловки в деловом, коммерческом смысле. Нет, вы не сумеете «обскакать» их в этом отношении. <…> Но те же самые люди <…> оказываются тупыми как волы во всём, что касается художественной литературы свободомыслящего содержания. <…> все, кто стремился в Америке к созданию истинно художественных произведений свободомыслящего характера, терпели неудачи <…> из-за отсутствия поддержки и признания публики. <…> | |
— Э. Х. Смиту[К 1], 26 декабря 1920 |
… Англия в настоящее время если и не готовит тайного заговора против России, озабочена лишь самосохранением и спешит (по крайней мере на словах) помочь России. <…> Я не доверяю Англии так же, как не доверяю Гитлеру. Это отнюдь не демократия, как всем хорошо известно, а самодовольная империя, которая — русские это отлично знают — делала всё что в её силах, чтобы сокрушить Россию после окончания первой мировой войны. И если Россия победит Гитлера — а я молюсь, чтобы так было, — Англия, боюсь, начнёт проводить прежнюю политику. | |
— О. Д. Филлипсу, 17 июня 1941 |
… у себя на родине я сделал всё, что в моих силах, для России, тем более, что одна из моих книг «Америку стоит спасать» была полностью запрещена здесь, в Южной Америке и Англии. Точно так же различные заявления, которые я подготовил и с которыми обращался к нашим предательским газетным корпорациям, полностью игнорировались. У меня есть доказательства того, что моё имя занесено в различные чёрные списки. Обо мне, как и о целом ряде других людей в нашей стране, никогда не упоминают. Тем не менее, я непрерывно выступаю, и мне иногда удаётся делать заявления по радио по тому или иному поводу. | |
— Т. А. Рокотову[К 2], 20 мая 1942 |
Недавно меня пригласили в Торонто выступить в Городском лекционном зале. У меня не было ни времени, ни особого желания путешествовать из Лос-Анджелеса в Торонто, чтобы удовлетворить желание этих славных людей. Но после усиленных просьб с их стороны я неохотно принял это предложение и согласился выступить. Я предполагал, что аудитории лекционного зала города Торонто хорошо известны мои взгляды на социальные проблемы вообще и на Россию в частности. <…> Приехав туда, я был проинтервьюирован группой корреспондентов, которые в своих сообщениях приписали мне якобы высказанное мною желание, чтобы Гитлер победил Англию и стал управлять английским народом. На основе этого сообщения так называемый департамент юстиции Канады издал приказ о моей высылке. Это меня нисколько не удивило. Удивил меня тот факт, что Военная комиссия писателей, пользуясь искажёнными сообщениями и даже не потрудившись узнать от меня, что же я на самом деле говорил, поспешила опубликовать заявление, открыто обвиняя меня в том, что я вдруг стал союзником Гитлера. Таким образом, она <…> обрекла меня на газетную травлю, уготованную для антикапиталистического класса. Я бы не обратил на это внимания, зная раболепство этой комиссии перед британским торизмом, если бы не два важных факта: 1) огромная опасность разрыва наших отношений с теми именно людьми, которые разрушили планы нацистов, стремящихся покорить мир, и 2) Ваше обвинение, Перл Бак. Вы также подписали заявление Военной комиссии писателей, после того как изъездили вдоль и поперёк Дальний Восток и наглядно описали результаты нашей политики — политики бизнеса. Я имею в виду бомбы и бензин, которыми мы снабжали японцев свыше четырёх лет, что дало им возможность сжигать китайские города <…>. Вы также видели <…>жестокую эксплуатацию британскими тори колониальных народов Дальнего Востока. <…> | |
— открытое письмо Военной комиссии писателей в Индианаполисе, сентябрь 1942[К 3] |
Статьи о произведениях
[править]- Cм. в отдельной категории
О Драйзере
[править]Следующий своим одиноким путём, Драйзер, которого, как правило, не понимают и зачастую ненавидят, больше всех сделал для <…> многих американских писателей, освободив американскую литературу от викторианской и хоуэллсианской робости[К 4] и претенциозности и направив её по пути честного, смелого и страстного изображения жизни. Сомневаюсь, чтобы без первооткрывателя Драйзера кто-нибудь из нас осмелился писать жизнь такой, какова она есть, всю её красоту и весь ужас, разве что кому захотелось бы очутиться за решёткой. <…> | |
Now to <…> many American writers, Dreiser more than any other man, marching alone, usually unappreciated, often hated, has cleared the trail from Victorian and Howellsian timidity and gentility in American fiction to honesty and boldness and passion of life. Without his pioneering, I doubt if any of us could, unless we liked to be sent to jail, seek to express life and beauty and terror. <…> | |
— Синклер Льюис, «Страх американцев перед литературой» (нобелевская речь), конец 1930 |
— Генри Менкен, 1945 |
Его успех в битве против самозваных хранителей общественной морали — которые, могу заметить, обычно являются хранителями невежества и предрассудков, — означал окончательную победу в длительной борьбе за самовыражение в литературе Соединённых Штатов.[8] | |
— Максвелл Гайсмар |
Драйзер — это «необтёсанный» гений, не облагороженный и не подкреплённый талантом, но — гений. Он — наш великий примитив![9] | |
— Малкольм Каули |
Младшими современниками Марка Твена были Джек Лондон и Теодор Драйзер. Хотя каждый из трёх писателей боролся в одиночку и между ними не было личной связи, они вместе составляли глазную опору прогрессивной американской литературы. <…> | |
— Мария Боброва, «Марк Твен», 1961 |
Там, где Твену достаточно было бы несколько штрихов, Драйзер делает множество мазков, из которых вырастает портрет, характеристика, образ. В результате и Драйзеру и Твену удаётся выявить существо явлений действительности, показать ее типические стороны. Причём если Твен делает это острее, Драйзер — полнее и всестороннее. <…> | |
— Ясен Засурский, «Теодор Драйзер», 1964, 1977 |
С тех самых пор, как монументальные посредственности вроде Драйзера <…> стали восприниматься как гении, меня изумляют и смешат сфабрикованные понятия о так называемых «великих книгах». | |
Ever since the days when such formidable mediocrities as Dreiser <…> used to be accepted as geniuses, I have been perplexed and amused by fabricated notions about so-called "great books". | |
— Владимир Набоков, интервью TV-13 NY сентября 1965 |
- см. Юрий Ковалёв, «Теодор Драйзер открывает Америку», 1987[9]
1910-е
[править]Он обнажил перед нами реальность в пяти романах <…>. | |
He has laid reality bare for us in five novels <…>. I do not find any moral value in them, nor any memorable beauty <…>. | |
— Стюарт Шерман, «[Варварский] натурализм г-на Драйзера» (The [Barbaric[12]] Naturalism of Mr. Dreiser) |
Драйзер — очень человечный критик очень обычной человеческой жизни, романтически чувствительный и поэтически реалистический, с художественным видением и прочным тёплым чувством к американской жизни. <…> | |
— Рэндолф Борн, начало 1916 |
- см. Шервуд Андерсон, «Драйзер», 1916
1920-е
[править]… американских писателей неизменно одолевает вопрос о материале. На одного Драйзера, сделавшего решительный и безупречный выбор, приходится по десятку Генри Джеймсов, которые устраивали вокруг этого предмета идиотскую возню… | |
… the question of material has hampered the American writer. For one Dreiser who made a single minded and irreproachable choice there have been a dozen like Henry James who have stupid-got with worry over the matter… | |
— Фрэнсис Скотт Фицджеральд, «Как разбазаривать материал», 1926 |
Это самый бесстрастный и самый наблюдательный из всех наших писателей, гигант нескладных пропорций, крестьянин с тяжёлой походкой, неутомимой любознательностью и безмерной жалостью, полный решимости критическим оком взглянуть на «животное, называемое человеком», и нарисовать его правдивый портрет. Он идёт, тяжело ступая по полям, прямиком к своей цели, вытаптывая по пути аккуратные грядки американских условностей, заглядывая в тайники, на которых висит объявление: «Закрыто для широкой публики», ничего не пряча, ничего не стыдясь и ни за что не извиняясь.[13] | |
— Вернон Паррингтон, «Основные течения американской мысли» (Main Currents in American Thought), 1927 |
Когда поднялся Драйзер, казалось, что это монолит Стоунхенджа обращается к нам с речью.[6] | |
— Джон Поуис, слова на обеде в свою честь в начале 1929 |
1950-е
[править]Мне часто приходило в голову, что Тедди подобен незыблемой скале. Ничто не могло поколебать его по-настоящему. Он высился словно сфинкс, и человеческие эмоции разбивались о него, как волны о скалистый берег. Это был, однако, добрый, благожелательный и всё понимающий сфинкс, но как бы слепленный из противоположных элементов: доброты и жестокости, теплоты и холодности, вежливости и грубости, щедрости и бережливости, стремления к созиданию и стремления к разрушению, наивности и хитрости, целомудрия и развращённости. Я начинала понимать, что гений подобен солнцу. Оно может согревать человека, питать его <…> или, наоборот, причинять ему страшные ожоги и даже убить его, ибо оно не сознаёт, как действует на людей. Оно просто существует. <…> | |
— Хелен Драйзер, «Моя жизнь с Драйзером» (My Life with Dreiser), 1951 |
Американский английский — это язык Джефферсона и Линкольна, Марка Твена и Теодора Драйзера.[14] | |
— Стефан Гейм, речь на Втором съезде советских писателей, 1954 |
Комментарии
[править]- ↑ Edward H. Smith — нью-йоркский журналист, друг Драйзера.
- ↑ Редактор журнала «Интернациональная литература».
- ↑ В защиту Драйзера вскоре выступил в прессе Бернард Шоу[7][6].
- ↑ Льюис связывал с именем Хоуэллса представление о мещанской литературе, чуждающейся правды жизни — «традиции благопристойности» (genteel tradition, «нежного реализма») — направления в литературе Востока США в конце XIX — начале XX века.
Примечания
[править]- ↑ 1 2 3 Засурский Я. Н. Теодор Драйзер. — М.: изд-во Московского университета, 1977. — С. 7, 54, 57, 125.
- ↑ 1 2 3 4 Теодор Драйзер. Собрание сочинений в 12 томах. Т. 12. — М.: ТЕРРА—Книжный клуб, 1998. — С. 261-403.
- ↑ 1 2 3 4 5 Теодор Драйзер. Собрание сочинений в 12 томах. Тома 11 и 12. Публицистика. — М.: ГИХЛ, 1954, 1955.
- ↑ Б. Гиленсон, А. Шемякин. Комментарий // Писатели США о литературе. Т. 1. — М.: Прогресс, 1982. — С. 291. — 25000 экз.
- ↑ Перевод В. Алексеева, Н. Банникова, Г. Ерофеева // С кем вы, мастера культуры? / сост. Е. В. Стояновская. — М.: Художественная литература, 1985. — С. 337-345.
- ↑ 1 2 3 4 Элен Драйзер. Моя жизнь с Драйзером / перевод И. С. Тихомировой, Н. К. Тренёвой, Т. А. Озёрской. — М.: Изд-во иностранной литературы, 1953.
- ↑ PM, September 27, 1942.
- ↑ Историко-литературная справка // Теодор Драйзер. Собрание сочинений в 12 томах. Т. 4. — М.: ГИХЛ, 1952. — С. 593-4.
- ↑ 1 2 3 Ю. Ковалёв. Теодор Драйзер открывает Америку // Теодор Драйзер. Финансист. — Л.: Лениздат, 1987. — С. 541-557.
- ↑ The Nation, December 2, 1915, pp. 648-650.
- ↑ 1 2 3 Историко-литературная справка // Теодор Драйзер. Собрание сочинений в 12 томах. Т. 7. — М.: Правда, 1973.
- ↑ Stuart Sherman, On Contemporary Literature. New York, Holt, 1917, pp. 93-94.
- ↑ Т. 3. — М.: Изд-во иностранной литературы, 1963. — С. 426.
- ↑ Боброва М. Н. Марк Твен. Очерк творчества. — М.: Гослитиздат, 1962. — С. 402 (часть третья, глава II). — 10000 экз.