Перейти к содержанию

Поэзия Джонатана Свифта

Добавить ссылки
Материал из Викицитатника

Здесь представлена поэзия Джонатана Свифта.

Цитаты

[править]
  •  

Обителью чёртовой ад наречён,
И чёрт его знает, где он размещён.
Где чёртовой нечисти — слава и честь,
Там истинный ад, несомненно, и есть.
Где чёртовы барды, ораторы, судьи,
Где чёртова знать и чиновные люди,
Где чёртова челядь, холопы, вассалы,
Где чёртова нелюдь, лжецы и фискалы,
Где чёртовы мытари рвут друг у дружки,
Где учат смирению чёртовы служки <…>.
Ад — в Риме, а может быть, впрочем, в Париже[1].
Ещё повезло, что не где-то поближе! — перевод: В. Л. Топоров, 1987

 

Hell may by logical rules be defin'd
The place of the damn'd — I'll tell you my mind.
Wherever the damn'd do chiefly abound,
Most certainly there is Hell to be found:
Damn'd poets, damn'd criticks, damn'd blockheads, damn'd knaves,
Damn'd senators brib'd, damn'd prostitute slaves;
Damn'd lawyers and judges, damn'd lords and damn'd squires;
Damn'd spies and informers, damn'd friends, and damn'd liars;
Damn'd villains, corrupted in every station;
Damn'd timeserving priests all over the nation <…>.
And Hell to be sure is at Paris or Rome.
How happy for us that it is not at home!

  — «Чёртова обитель» (The Palace of the Damned), 1731
  •  

Здесь мысль ирландская видна,
Ирландца я узнал:
Когда проиграна война,
Он строит арсенал. — последнее, что он написал, эпиграмма по случаю постройки склада для оружия и припасов, который ему показали, когда он вышел на улицу во время болезни; перевод: Е. В. Витковский[2]

 

Behold! a proof of Irish sense;
Here Irish wit is seen!
When nothing's left that's worth defence,
They build a magazine.

  — около 1740

1710-е

[править]
  •  

Подобный лидер попадётся
И смотришь, действует как раз,
Как этот самый царь Мидас.
Обходит без труда законы —
Подарки, взятки, пенсионы
С живого, с мёртвого дерёт,
И от всего ему доход.
На деньги нюх имеет лисий,
Умеет брать процент с комиссий
И делать золотом само
Обыкновенное дерьмо.
А люди голодают в массе,
Как было и при том Мидасе. <…>

К тому ж Мидасы новых дней
Хотя наглей, но не умней,
И совесть говорит в них глуше.
Они уже не прячут уши.
Их стало много, ибо там,
Где счёта нет любым скотам,
Где столько глупого народу,
Один не делает погоду.

И мало одного осла,
Чтоб жизнь ослиною была.
А впрочем, много рук иль мало,
Всегда их золото марало,
И грязь отмыть — свидетель бог —
Британский наш Мидас[3] не смог,
Хоть руки тёр он что есть мочи,
Пока сенат и дни и ночи
Шумел, грозя прищучить сброд,
Который грабит весь народ. — перевод: В. В. Левик, 1974

 

To think upon a certain leader;
To whom from Midas down descends
That virtue in the fingers' ends.
What else by perquisites are meant,
By pensions, bribes, and three per cent?
By places and commissions sold,
And turning dung itself to gold?
By starving in the midst of store,
As t'other Midas did before? <…>

Besides, it plainly now appears
Our Midas, too, has asses' ears:
Where every fool his mouth applies,
And whispers in a thousand lies;
Such gross delusions could not pass
Through any ears but of an ass.

But gold defiles with frequent touch,
There's nothing fouls the hand so much;
And scholars give it for the cause
Of British Midas' dirty paws;
Which, while the senate strove to scour,
They wash'd away the chemic power.

  — «Басня о Мидасе» (The Fable of Midas), 1712
  •  

Каденус именно таков,
Писатель, друг и острослов;
И от него набраться знаний —
Вершина всех её желаний,
Он кладезь глубочайших тем,
Даёт он синтез всех систем;
В своих суждениях он точен,
В нём дух её сосредоточен.

Влюбившись, говорят немые[4],
Ванесса юная впервые,
Нарушив тягостный запрет,
Решила, что преграды нет,
Одною движимая страстью,
Красноречивая, к несчастью.
Так в океан издалека
Бежит безудержно река.
Так фанатический философ
Не слышит каверзных вопросов,
К своей концепции ревнив,
Весь мир системе подчинив.

Преподаватель близорукий
Не знал, куда ведут науки;
Теперь он видит результат,
В котором сам же виноват;
Причём новейшие соблазны
Достаточно многообразны.
Искусник, милый нам порой, —
В подобном смысле наш герой.
Учитель — идол ученицы.
Таким причудам нет границы.
Девице нравится спинет?
Маэстро барышней пригрет!
И для певцов придурковатых
Достаточно невест богатых.
Танцмейстер с ножек лишь начнёт,
В сердечко мигом проскользнет.
Училась нимфа без натуги.
Педант берёт её в супруги. <…>
Им нужно роли поменять,
Чтоб друг на друга не пенять.
Ему при всём его значенье
Придётся к ней пойти в ученье;
Хоть прочитал он много книг,
Он, в общем, слабый ученик.
Он как учёный бесподобен,
Постичь, однако, неспособен
Предмет, в котором каждый фат
Осведомлённей во сто крат.[5]

 

Cadenus answers every end,
The book, the author, and the friend;
The utmost her desires will reach,
Is but to learn what he can teach:
His converse is a system fit
Alone to fill up all her wit;
While every passion of her mind
In him is centred and confin'd.

Love can with speech inspire a mute,
And taught Vanessa to dispute.
This topick, never touch'd before,
Displayed her eloquence the more:
Her knowledge, with such pains acquir'd,
By this new passion grew inspir'd;
Through this she made all objects pass
Which gave a tincture o'er the mass;
As rivers, though they bend and twine,
Still to the sea their course incline;
Or, as philosophers, who find
Some favourite system to their mind,
In every point to make it fit,
Will force all nature to submit.

Cadenus, who could ne'er suspect
His lessons would have such effect,
Or be so artfully apply'd,
Insensibly came on her side.
It was an unforeseen event;
Things took a turn he never meant.
Whoe'er excels in what we prize,
Appears a hero in our eyes:
Each girl, when pleased with what is taught,
Will have the teacher in her thought.
When miss delights in her spinet,
A fidler may a fortune get;
A blockhead, with melodious voice,
In boarding-schools may have his choice;
And oft the dancingmaster's art
Climbs from the toe to touch the heart.
In learning let a nymph delight,
The pedant gets a mistress by't. <…>
If both should now their stations change;
The nymph will have her turn to be
The tutor; and the pupil, he:
Though she already can discern
Her scholar is not apt to learn;
Or wants capacity to reach
The science she designs to teach:
Wherein his genius was below
The skill of every common beau…

  — «Каденус и Ванесса» (Cadenus and Vanessa), 1712 [1726]
  •  

Друзьям — ни слова обо мне!
Чтоб им не горевать вдвойне:
И вести ожидать печальной,
И не помочь мне в час прощальный.
Пусть разом весть их поразит:
Он умер — погребён — забыт. — перевод: М. З. Квятковская, 1987

 

Spare my absent friends the grief
To hear, yet give me no relief;
Expir'd to day, intomb'd to morrow.
When known, will save a double sorrow.

  — «На одре болезни» (In Sickness), 1714
  •  

Пока ты голос свой не продал,
Прочти, что нам лорд Кок преподал:
Пусть член парламента во всём
Имеет сходство со слоном,
Дабы при случае удобном
Он поступал слоноподобно.
Он страха должен быть лишён,
Чтоб стать бестрепетным, как слои.
Одну из фракций выбрать надо,
Затем что слон вступает в стадо.
Он должен свято честь хранить,
Как слон коленей не клонить,
Иметь железное здоровье
И память крепкую, слоновью,
Чтоб древних мудрецов совет
Помог в решенье — да иль нет. <…>

Наш член палаты, как ни странно,
Скорее слон из балагана.
Он на того слона похож,
Что подбирает каждый грош
И для хозяйского прибытка
На двух ногах танцует прытко.
Слоны, что прежде на войне
Носили башни на спине
И защищали в дни невзгод
От нападений свой народ,
Теперь по цирку возят тачки.
И тянут хобот для подачки.
Увы, сиамские слоны
Слонам английским не равны;
Их люди продают в Сиаме,
А наши продаются сами. — перевод: Ю. Д. Левин, 1955

 

Ere bribes convince you whom to choose,
The precepts of lord Coke peruse:
And let like him your member be:
First, take a man that's free from gall;
For elephants have none at all:
In flocks or parties he must keep;
For elephants live just like sheep:
Stubborn in honour he must be;
For elephants ne'er bend the knee:
Last, let his memory be sound,
In which your elephant's profound;
That old examples from the wise
May prompt him in his Noes and Ies. <…>

Now men of parliament, God knows,
Are more like elephants of shows,
Whose docile memory and sense
Are turn'd to trick, to gather pence.
To get their master half a crown,
They spread their flag, or lay it down:
Those who bore bulwarks on their backs,
And guarded nations from attacks,
Opening their trunk for every tester.
Siam, for elephants so fam'd,
Is not with England to be nam'd:
Their elephants by men are sold;
Ours sell themselves, and take the gold.

  — «Слон, или Член парламента» (The Elephant, or the Parliament Man), 1714

1720-е

[править]
  •  

Крестьянский гусь, кормами сытый,
От непогод в хлеву укрытый, <…>
Сидит спокойно, не кричит,
Затем, что зоб его набит.

Когда ж тот гусь убогой пищи
На опустелом поле ищет,
Где воет ветер, хлещет дождь,
Становится он худ и тощ;
И, тело лёгкое подъемля
На крыльях, презирая землю,
Летит он с криком, и вокруг
Несётся мелодичный звук.

Так и поэт, когда в уплату
За рифмы получил он злато,
Проводит ночи на пиру
Среди собратьев по перу.
Набив утробу пищей тучной,
Раскормленный, ленивый, скучный,
Средь сытости и изобилья
Какой поэт расправит крылья?
Какой поэт сумеет петь,
Пока во рту вино и снедь?
Да и Пегас теперь на небо
Не унесёт питомца Феба:
Узнав, что ноша нелегка,
Конь наземь сбросит седока. — перевод: Ю. Д. Левин, 1955

 

The farmer's goose, who in the stubble
Has fed without restraint or trouble, <…>
Nor loudly cackles at the door;
For cackling shows the goose is poor.

But, when she must be turn'd to graze,
And round the barren common strays,
Hard exercise and harder fare,
Soon make my dame grow lank and spare:
Her body light, she tries her wings,
And scorns the ground, and upward springs;
While all the parish, as she flies,
Hear sounds harmonious from the skies.

Such is the poet fresh in pay,
The third night's profits of his play;
His morning draughts till noon can swill,
Among his brethren of the quill:
With good roast beef his belly full,
Grown lazy, foggy, fat, and dull,
Deep sunk in plenty and delight,
What poet e'er could take his flight?
Or, stuff'd with phlegm up to the throat,
What poet e'er could sing a note?
Nor Pegasus could bear the load
Along the high celestial road;
The steed, oppressed, would break his girth,
To raise the lumber from the earth.

  — «Путь поэзии» (The Progress of Poetry), 1720
  •  

Инстанций выше чести нет.
Напрасен здесь чужой совет.
Все взвесив собственным умом,
Не думай о себе самом.
Установить важнее тут,
Как поступил бы, скажем, Брут,
Старик Сократ или Платон.
Кровь пролил бы свою Катон?[5]

 

In points of honour to be try'd,
All passions must be laid aside:
Ask no advice, but think alone;
Suppose the question not your own.
How shall I act, is not the case;
But how would Brutus in my place?
In such a case would Cato bleed?
And how would Socrates proceed?

  — «Стелле, посетившей меня в моей болезни» (To Stella Visiting Me in My Sickness), 1720
  •  

Какой-нибудь поэт чердачный
Сидит, как попугай невзрачный;
Он всех и вся воспеть готов
За неименьем башмаков;
А если муза под шумок
Ему заштопает чулок
Или попотчует певца
Котлетой с кружкою пивца,
Иль раздобудет уголька
Для стынущего камелька,
Поэт превыше звёзд парит,
Любовь свою боготворит,
Вознаграждённый за труды,
Не чая в будущем беды.[5]

 

A poet starving in a garret,
Conning all topicks like a parrot,
Invokes his Mistress and his Muse,
And stays at home for want of shoes:
Should but his Muse descending drop
A slice of bread and mutton-chop;
Or kindly, when his credit's out,
Surprise him with a pint of stout;
Or patch his broken stocking-soals,
Or send him in a peck of coals;
Exalted in his mighty mind,
He flies, and leaves the stars behind;
Counts all his labours amply paid,
Adores her for the timely aid.

  — «Стелле, собравшей и переписавшей стихотворения автора» (To Stella, on transcribing his Poems), 1720
  •  

Как, их сиятельство? Ужели?
Не может быть! В своей постели!
Неуязвимый, как Ахилл, —
И вдруг от старости почил?
Ушел — не важно как — и ладно?
А Страшный Суд? Когда нещадно
Труба восстать ему велит,
Он пожалеет, что не спит. <…>
Вы загостились в мирозданье,
Сожгли свечу до основанья, —
Не потому ли не огонь
От вас останется, а вонь?
И вот приют последний вырыт —
Но нет вдовы, не видно сирот,
Никто не льёт над гробом слёз,
Не рвет в отчаянье волос.
Всё это — слёзы и стенания —
Покойник вынудил заранее,
Творя бесчинства и разбой, —
Так говорят наперебой…

Ваш, фавориты, праздник пуст.
Вы пузырьки с державных уст.
Вас всех ждёт эта же судьбина.
Вы рябь, а нация — стремнина! <…>
Где только грязь ни пузырится —
А только в грязь и возвратится. — перевод: В. Л. Топоров, 1987

 

His Grace! impossible! what dead!
Of old age too, and in his bed!
And could that mighty warriour fall,
And so inglorious, after all!
Well, since he's gone, no matter how,
The last loud trump must wake him now:
And, trust me, as the noise grows stronger,
He'd wish to sleep a little longer. <…>
This world he cumber'd long enough;
He burnt his candle to the snuff;
And that's the reason, some folks think,
He left behind so great a stink.
Behold his funeral appears,
Nor widows' sighs, nor orphans' tears,
Wont at such times each heart to pierce,
Attend the progress of his hearse.
But what of that? his friends may say,
He had those honours in his day.
True to his profit and his pride,
He made them weep before he died.

Come hither, all ye empty things!
Ye bubbles rais'd by breath of kings!
Who float upon the tide of state;
Come hither, and behold your fate! <…>
From all his ill-got honours flung,
Turn'd to, that dirt from whence he sprung.

  — «Сатирическая элегия на смерть знаменитого генерала» (A Satirical Elegy on the Death of a Late Famous General), 1722
  •  

Поэтов Бахус веселит,
Сок Бахуса в бутылку влит;
Могилу покидает он,
В обширном чреве затаён…[5]

 

And Bacchus for the poet's use
Pour'd in a strong inspiring juice.
See! as you raise it from its tomb,
It drags behind a spacious womb…

  — «День рождения Стеллы» (Stella's Birthday), 1723
  •  

Libertas et natale solum
Превосходные слова! Любопытно, где вы их украли?[6]

 

Fine words! I wonder where you stole 'em.

  — «Девиз Уитшеда на его экипаже» (Whitshed's Motto on his Coach), 1724
  •  

Мне очень жаль, что напоследок
Зарезался ваш досточтимый предок.
Или, пожалуй, правильней сказать бы:
Зачем он не зарезался до свадьбы!.. — перевод: С. Я. Маршак, 1959 («Судье», «Соболезнование потомку самоубийцы»)

 

In church your grandsire cut his throat
To do the job, too long he tarry'd:
He should have had my hearty vote,
To cut his throat before he marry'd.

  — «Стихи на правдивого судью, который приговорил издателя Суконщика» (Verses on the Upright Judge, Who Condemned the Drapier's Printer), 1724
  •  

Красть меня не нужно ни под каким предлогом.
Сердце миссис Дингли во мне, четвероногом.[5]

 

Pray steal me not, I'm Mrs. Dingley's,
Whose heart in this four-footed thing lies.

  — надпись на ошейнике её пса, 1726
  •  

Вызволите меня из этой страны рабов,
Где все — дураки и все — мерзавцы,
Где каждого дурака и мерзавца покупают,
Но он сам любезно предлагает себя за бесценок….[7]

 

Remove me from this land of slaves,
Where all are fools, and all are knaves;
Where every knave and fool is bought,
Yet kindly sells himself for nought…

  — «Ирландия» (Ireland), 1727

Отдельные статьи

[править]

О поэзии

[править]
  •  

Стихи его отличаются отменным вкусом, почти неподражаемым;..

 

Ses vers sont d’un goût singulier et presque inimitable ;..

  — Вольтер, «Философские письма» (XXII, 1726)
  •  

… ему принадлежат стихи, достойные Горация по изяществу и безыскусственности.

 

… nous avons des vers de lui d'une élégance et d'une naïveté digne d'Horace.

  — Вольтер, «„Жизнь и мнения Тристрама Шенди“ Стерна в переводе с английского г. Френе», 1777

Примечания

[править]
  1. ↑ Т. е. в католических странах. (В. Рак. Комментарии // Джонатан Свифт. Избранное. — Л.: Художественная литература, 1987. — С. 440.)
  2. ↑ У. Теккерей. Свифт // Уильям Теккерей. Собр. соч. в 12 томах. Т. 7. — М.: Художественная литература, 1977.
  3. ↑ А. Ингер. Примечания [к письму XLI] // Джонатан Свифт. Дневник для Стеллы. — М.: Наука, 1981.
  4. ↑ Точнее: «Любовь и немому может вернуть дар речи». В. Б. Микушевич перед этим добавил: «Тот, кто любовью одарён, / Красноречив, как Цицерон».
  5. ↑ 1 2 3 4 5 Перевод: В. Б. Микушевич, 1981.
  6. ↑ Джонатан Свифт // Мастера Афоризма: от Возрождения до наших дней (изд. 3-е, исправленное) / составитель К. В. Душенко. — М.: Эксмо, 2006.
  7. ↑ Муравьёв В. С. Джонатан Свифт. — М.: Просвещение, 1968. — С. 193.
Источник — https://ru.wikiquote.org/w/index.php?title=Поэзия_Джонатана_Свифта&oldid=396393