Гусь

Домашний гусь

Гусь (лат. Anser) — крупная водоплавающая птица из рода водоплавающих птиц семейства утиных, отряда гусеобразных. С древности выращивается человеком как стайное домашнее животное, стая как правило, ходит «гуськом» под предводительством «вожака». Беспокоясь или раздражаясь, гуси часто гогочут или издают бормочущие звуки, при опасности шипят и ведут себя агрессивно. «Гусем» часто называют человека, вызывающего резонное опасение или недоверие.

Гусь в прозе

Пошёл Дурень к дереву, подрубил его и, когда оно упало, увидел в корневище дерева золотого гуся. Поднял он гуся, захватил с собою и зашел по пути в гостиницу, где думал переночевать. У хозяина той гостиницы было три дочери; как увидели они золотого гуся, так и захотелось им посмотреть поближе, что это за диковинная птица, и добыть себе хоть одно из её золотых перышек. Старшая подумала: «Уж я улучу такую минутку, когда мне можно будет выхватить у него пёрышко», — и при первом случае, когда Дурень куда-то отлучился, она и ухватила гуся за крыло… Но увы! И пальцы, и вся рука девушки так и пристали к крылу, словно припаянные!

— Братья Гримм, «Золотой гусь»

Наконец один гусь собрался с духом и сказал: «Уж если точно суждено нам, бедным гусям, расстаться с нашею молодою жизнью, то уж окажи нам единственную милость и дозволь нам только прочесть одну молитву, дабы мы не умерли во грехе: а прочитав молитву, мы уж сами станем в ряд, чтобы тебе легче было выбирать из нас того, который пожирнее». — «Ладно, — сказал лис, — просьба ваша вполне основательна и притом свидетельствует о вашем благочестии; помолитесь, а я до тех пор подожду». Вот и начал первый гусь длинную-предлинную молитву, и все повторял: «Га-га-га! Га-га-га!» — и так как той молитве и конца не было, то второй гусь не стал ожидать, пока до него дойдёт очередь, и сам завёл ту же песню: «Га-га-га!»

— Братья Гримм, «Лис и гуси»

Владелец овцы охотно согласился, мена состоялась, и крестьянин зашагал по дороге с овцой. Вдруг, у придорожного плетня он увидал человека с большим гусём под мышкой. — Ишь, гусище-то у тебя какой! — сказал крестьянин. — У него и жира и пера вдоволь! А, ведь, любо было бы поглядеть, стой он на привязи у нашей канавки! И старухе моей было бы для кого собирать объедки да обрезки овощей! Она часто говорит: «Ах, кабы у нас был гусь!» Ну вот, теперь есть случай добыть его… и она его получит! Хочешь меняться? Я дам тебе за гуся овцу, да спасибо в придачу!

— Ганс Христиан Андерсен, «Уж что муженёк сделает, то и хорошо»

С появлением гуся началась такая суматоха, что можно было подумать, что гусь самая редкая птица из всех пернатых — чудо, в сравнении с которым чёрный лебедь самая заурядная вещь. И действительно, гусь был большой редкостью в этом доме. Заранее приготовленный в кастрюльке соус мистрисс Крэтчит нагрела до того, что он шипел, Пётр во всю мочь хлопотал с картофелем, мисс Белинда подслащивала яблочный соус, Марта вытирала разогретые тарелки. Взяв Тайни-Тима, Боб посадил его за стол рядом с собой на углу стола. Два маленьких Крэтчита поставили стулья для всех, не забыв, впрочем, самих себя и, заняв свои места, засунули ложки в рот, чтобы не просить гуся раньше очереди. Наконец, блюда были расставлены и прочитана молитва перед обедом. Все, затаив дыхание, замолчали. Мистрис Крэтчит, тщательно осмотрев большой нож, приготовилась разрезать гуся и, когда после этого брызнула давно ожидаемая начинка, вокруг поднялся такой шёпот восторга, что даже Тайни-Тим, подстрекаемый двумя маленькими Крэтчитами, ударил по столу ручкой своего ножа и слабым голосом закричал: «Ура!» Нет, никогда не было такого гуся! По уверению Боба, невозможно и поверить тому, что когда-либо к столу приготовлялся такой гусь. Его нежный вкус, величина и дешевизна возбуждали всеобщий восторг. Приправленный яблочным соусом и протёртым картофелем, гусь составил обед для целой семьи. Увидев на блюде оставшуюся небольшую косточку, мистрис Крэтчит заметила, что гуся съели не всего. Однако, все были сыты и особенно маленькие Крэтчиты, которые сплошь выпачкали лица луком и шалфеем. Но вот Белинда перемыла тарелки, а мистрис Крэтчит выбежала из комнаты за пудингом, взволнованная и смущённая.

— Чарльз Диккенс, «Рождественская песнь в прозе»

Старшие ушли, а дочка забыла, что ей приказывали; посадила братца на травке под окошком, а сама побежала на улицу, заигралась, загулялась. Налетели гуси-лебеди, подхватили мальчика, унесли на крылышках. Пришла девочка, глядь — братца нету! Ахнула, кинулась туда-сюда — нету. Кликала, заливалась слезами, причитывала, что худо будет от отца и матери, — братец не откликнулся! Выбежала в чистое поле; метнулись вдалеке гуси-лебеди и пропали за тёмным лесом. Гуси-лебеди давно себе дурную славу нажили, много шкодили и маленьких детей крадывали; девочка угадала, что они унесли её братца, бросилась их догонять.

— Афанасьев, Народные русские сказки, «Гуси-Лебеди»

	«А Николка-то где?» — «В клеть ушел». — «А клеть-то где?» — «Водой унесло». — «А вода-то где?» — «Быки выпили». — «А быки-то где?» — «В гору ушли». — «А гора-то где?» — «Черви сточили». — «А черви-то где?» — «Гуси выклевали». — «А гуси-то где?» — «В вересняк ушли». — «А вересняк-то где?» — «Девки выломали». — А девки-то где?» — «Замуж выскакали». — «А мужья-то где?» — «Все примерли».
	— Афанасьев, Народные русские сказки; Прибаутки

	Пошли вместе; старичок привёл купца в свой дом и говорит: — Видишь ли — вон на дворе у меня гусь ходит? — Вижу! — Так смотри же, что с ним будет… Эй, гусь, подь сюды! Гусь пришёл в горницу. Старичок взял сковороду и опять приказывает: — Эй, гусь, ложись на сковороду! Гусь лёг на сковороду; старичок поставил её в печь, изжарил гуся, вынул и поставил на стол.
	— Афанасьев, Народные русские сказки, «Диво дивное, чудо чудное»

	Крик двигавшейся в стороне тучи диких гусей отдавался бог весть в каком дальнем озере.
	— Николай Гоголь, «Тарас Бульба», 1842

Наконец подросли, выровнялись, поднялись гусята и стали молодыми гусями; перелиняли, окрепли старые, выводки соединились с выводками, составились станицы, и начались ночные, или, правильнее сказать, утренние и вечерние экспедиции для опустошения хлебных полей, на которых поспели не только ржаные, но и яровые хлеба. За час до заката солнца стаи молодых гусей поднимаются с воды и под предводительством старых летят в поля. Сначала облетят большое пространство, высматривая, где им будет удобнее расположиться, подальше от проезжих дорог или работающих в поле людей, какой хлеб будет посытнее, и наконец опускаются на какую-нибудь десятину или загон. Гуси предпочтительно любят хлеб безосый, как-то: гречу, овёс и горох, но если не из чего выбирать, то едят и всякий. Почти до тёмной ночи изволят они продолжать свой долгий ужин; но вот раздаётся громкое призывное гоготание стариков; молодые, которые, жадно глотая сытный корм, разбрелись во все стороны по хлебам, торопливо собираются в кучу, переваливаясь передами от тяжести набитых не в меру зобов, перекликаются между собой, и вся стая с зычным криком тяжело поднимается, летит тихо и низко, всегда по одному направлению, к тому озеру или берегу реки, или верховью уединенного пруда, на котором она обыкновенно ночует. Прилетев на место, гуси шумно опускаются на воду, распахнув её грудью на обе стороны, жадно напиваются и сейчас садятся на ночлег, для чего выбирается берег плоский, ровный, не заросший ни кустами, ни камышом, чтоб ниоткуда не могла подкрасться к ним опасность. От нескольких ночевок большой стаи примнётся, вытолочется трава на берегу, а от горячего их помёта покраснеет и высохнет. Гуси завертывают голову под крыло, ложатся, или, лучше сказать, опускаются на брюхо и засыпают. Но старики составляют ночную стражу и не спят поочередно или так чутко дремлют, что ничто не ускользает от их внимательного слуха. При всяком шорохе сторожевой гусь тревожно загогочет, и все откликаются, встают, выправляются, вытягивают шеи и готовы лететь; но шум замолк, сторожевой гусь гогочет совсем другим голосом, тихо, успокоительно, и вся стая, отвечая ему такими же звуками, снова усаживается и засыпает. Так бывает не один раз в ночь, особенно уже в довольно длинные сентябрьские ночи. Если же тревога была не пустая, если точно человек или зверь приблизится к стае, быстро поднимаются старики, и стремглав бросаются за ними молодые, оглашая зыбучий берег и спящие в тумане воды и всю окрестность таким пронзительным, зычным криком, что можно услышать его за версту и более… И вся эта тревога бывает иногда от хорька и даже горностая, которые имеют наглость нападать на спящих гусей. Когда же ночь проходит благополучно, то сторожевой гусь, едва забелеет заря на востоке, разбудит звонким криком всю стаю, и она снова, вслед за стариками, полетит уже в знакомое поле и точно тем же порядком примется за ранний завтрак, какой наблюдала недавно за поздним ужином. Снова набиваются едва просиженные зобы, и снова по призывному крику стариков, при ярких лучах давно взошедшего солнца, собирается стая и летит уже на другое озеро, плёсо реки или залив пруда, на котором проводит день…

— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника»

	Идут гуси, индейки и утки, Здесь помещённые бóле для шутки.:106
	— Козьма Прутков, «Церемониал погребения тела в бозе усопшего поручика и кавалера Фаддея Козьмича П...»

	На дворе у барыни водились тоже гуси; но гусь, известно, птица важная и рассудительная.
	— Иван Тургенев, «Муму», 1852

	Марья Дмитриевна <Ростова> любила воскресные дни и умела праздновать их. Дом её бывал весь вымыт и вычищен в субботу; люди и она не работали, все были празднично разряжены, и все бывали у обедни. К господскому обеду прибавлялись кушанья, и людям давалась водка и жареный гусь или поросёнок.
	— Лев Толстой, «Война и мир»

Плавает гусь по пруду и громко разговаривает сам с собою: — Какая я, право, удивительная птица! И хожу-то я по земле, и плаваю-то по воде, и летаю по воздуху: нет другой такой птицы на свете! Я всем птицам царь! Подслушал гуся журавль и говорит ему: — Глупая ты птица, гусь! Ну, можешь ли ты плавать, как щука, бегать, как олень, или летать, как орёл? Лучше знать что-нибудь одно, да хорошо, чем всё, да плохо.

— Константин Ушинский, «Гусь и журавль»

Не успел мой язык выкарабкаться из этой чуши, как Оля подняла голову, рванула от меня свою руку и захлопала в ладоши. Навстречу нам шли гуси и гусята. Оля подбежала к гусям и, звонко хохоча, протянула к ним свои ручки… О, что это были за ручки, ma chère! — Тер… тер… тер… — заговорили гуси, поднимая шеи и искоса поглядывая на Олю. — Гуся, гуся, гуся! — закричала Оля и протянула руку за гусёнком. Гусёнок был умён не по летам. Он побежал от Олиной руки к своему папаше, очень большому и глупому гусаку, и, по-видимому, пожаловался ему. Гусак растопырил крылья. Шалунья Оля потянулась за другим гусёнком. В это время случилось нечто ужасное. Гусак пригнул шею к земле и, шипя, как змея, грозно зашагал к Оле. Оля взвизгнула и побежала назад. Гусак за ней. Оля оглянулась, взвизгнула сильней и побледнела. Её красивое девичье личико исказилось ужасом и отчаянием. Казалось, что за ней гналось триста чертей. Я поспешил к ней на помощь и ударил по голове гусака тростью. Негодяю-гусаку удалось-таки ущипнуть её за кончик платья. Оля с большими глазами, с исказившимся лицом, дрожа всем телом, упала мне на грудь…

— Антон Чехов, «Исповедь, или Оля, Женя, Зоя», 1882

Точно то же происходит и осенью в обратный пролет гусей; но тут они бывают несколько посмирнее, особенно в серые мокрые дни, когда бусит небольшой ситничек. Тогда случается и так, что молодые гуси остаются на пашне и после выстрела, стоит только охотнику спрятаться за экипажем, или тотчас, не останавливаясь до время, ехать, но отнюдь не ходить за убитым гусем, к которому иногда спускаются поднявшиеся товарищи. Ну, вот как тут не скажешь, что еще молодо-зелено.

— Александр Черкасов, «Из записок сибирского охотника» (Часть 1), 1884

	Чтобы выжать из мозгов мысль, остроту, удачное сравнение, он пускает в дело пресс в сорок лошадиных сил; чтобы быть реальным, художественным, он тянется к аршину, фотографии, манекенам. Работает он только для искусства… Впрочем, если г. Вольфу угодно будет предложить ему заказ в 10 листов по 300 руб. за лист, то он возблагодарит создателя… Вероятно, вы его уже узнали… Это — гусь лапчатый.
	— Антон Чехов, «Ряженые», 1885

	Я взглянул на него внимательнее и сказал про себя: — Однако же, и хороший ты гусь, братец мой. Очень интересно, чем такой дурак может заниматься? Я спросил по возможности деликатно: — У вас своё имение? Вы помещик? — Где там, — махнул он костистой, с ревматическими узлами на пальцах, рукой. — Служу, государь мой. Состою на службе.
	— Аркадий Аверченко,«Бельмесов», 1914

Тысячи тысяч птиц большими и малыми стаями тянулись к югу. Некоторые шли в обратном направлении, другие — наискось в сторону. Вереницы их то подымались кверху, то опускались вниз, и все разом, ближние и дальние, проектировались на фоне неба, в особенности внизу, около горизонта, который вследствие этого казался как бы затянутым паутиной. Я смотрел, как очарованный. Выше всех были орлы. Распластав свои могучие крылья, они парили, описывая большие круги. Что для них расстояния!? Некоторые из них кружились так высоко, что едва были заметны. Ниже их, но все же высоко над землею, летели гуси. Эти осторожные птицы шли правильными косяками и, тяжело, вразброд махая крыльями, оглашали воздух своими сильными криками. Рядом с ними летели казарки и лебеди. Внизу, ближе к земле, с шумом неслись торопливые утки. Тут были стаи грузной кряквы, которую легко можно было узнать по свистящему шуму, издаваемому ее крыльями, и совсем над водою тысячами летели чирки и другие мелкие утки.

— Владимир Арсеньев, «По Уссурийскому краю», 1917

Гудзь был человек лет 34-35-ти, сухощавый, с мелкими чертами моложавого незначительного лица и столь же незначительным характером. Мелкий формалист, пристававший по всяким пустым поводам, он не был находчив, этот Гусь, как мы звали его. Когда надо было чего-нибудь добиться, речистые товарищи всегда умели заговорить его. Смущенный, он не находил нужных аргументов и отступал или уступал. Жандармы, как мы позднее узнали, не терпели его за мелочные придирки и педантизм в соблюдении правил воинского устава. Они рассказывали, что, блюдя свое офицерское достоинство, он требовал, чтоб даже жёны унтеров при встрече отдавали ему честь....

— Вера Фигнер, «Запечатлённый труд», 1921

Разворачивается гамма еды, поднимаясь до верхних и тонких нот. Это восходит созвездие закусок. Жёлтой планетой стоит над горизонтом сыр: чтобы он был вкуснее, его сделали круглым и назвали голландским. Его окружает многоточие редисок, нежинские огурцы и помидоры. Всё это вкусно и прекрасно, но не на них сверкают вилки и неистовствуют ножи! Он, величественно отдыхающий среди мочёных яблок и маринованных слив, производит впечатление взрыва: при взгляде на его подрумяненную до цвета красного дерева кожу звенит в ушах. Это жареный гусь.

— Виктор Кин, «Записные книжки», 1921-1937

	— Летел гусь, за ним пол-гуся, за ним две осьмушки гуся. — Пол-гуся не летают. Пол-гуся на тарелке лежат.
	— Сказ про то, как царь Пётр арапа женил, 1976

	На Колыме первыми принимаются за хвощ таёжные гуси-гуменники. Пасутся на хвощовых луговинках, выщипывают сладкую зелень, выкапывают клубеньки. Жируют до самой осени.
	— Алексей Смирнов, «Мир растений», 1982

	И если вы вздумаете приготовить гуся с яблоками, или утку с квашеной капустой, или бигус по-польски, всюду пареная брусника будет желанной гостьей.<...> Яблоки лучше всего брать антоновские. Брусника и антоновка специально придуманы друг для друга, это вам любой гусь подтвердит. Недаром они созревают одновременно, да и гусь именно в эту пору входит в тело.
	— Святослав Логинов, «Марш-бросок по ягодным палестинам», 2007

Гусь в стихах

	Для пестроты хвоста павлин чрезмерно вкусен, Индейка или гусь смердит пред ним и гнусен. Когда бы дорог стал лук, репа и сей здор, Какой бы был на них от лакомцев разбор!
	— Адриан Дубровский, «На ослепление страстями», 1755

	Жили у бабуси Два весёлых гуся, Один — серый, другой — белый, Два весёлых гуся.
	— Народная песня

	Предлинной хворостиной ‎Мужик Гусей гнал в город продавать; ‎И, правду истинну сказать, Не очень вежливо чести́л свой гурт гусиной: На барыши спешил к базарному он дню ‎(А где до прибыли коснётся, Не только там гусям, и людям достается).
	— Иван Крылов, «Гусь»

	Бледный поросёнок, словно труп ребёнка, Кротко ждёт гостей, с петрушкою во рту. Жареный гусак уткнулся в поросёнка Парою обрубков и грозит посту. Крашеные яйца, смазанные лаком, И на них узором ― буквы X[э] и В[э]. Царственный индюк румян и томно-лаком, Розовый редис купается в траве.
	— Саша Чёрный, «Праздник», 1910

	Вдоль лазурно-снежного окна В ряд стояли русские игрушки ― Сказочная, пёстрая страна: Злой Щелкун с башкою вроде брюквы, Колченогий в яблоках конёк, Ванька-встанька с пузом ярче клюквы И олифой пахнущий гусёк.
	— Саша Чёрный, «Игрушки», 1921

	говорит одна девица я хочу дахин дахин сёстры начали давиться шили сёстры балдахин вдруг раздался смех оттуда гибко вышел белый гусь говорит ему Гертруда я тебя остерегусь ты меня не тронь не рань я сложнейшая герань...
	— Александр Введенский, «Ответ богов», 1929

Гусь в пословицах и поговорках

	Где гусь появился, там кур не жалеют.
	— Турецкая пословица