Бертран Рассел
| Бертран Рассел | |
| |
 Статья в Википедии
| |
 Произведения в Викитеке
| |
 Медиафайлы на Викискладе
|
Бе́ртран А́ртур Уи́льям Ра́ссел, 3-й граф Рассел (англ. Bertrand Arthur William Russell, 3rd Earl Russell; 1872—1970) — английский математик, философ и общественный деятель. Лауреат Нобелевской премии по литературе за 1950 год.
Цитаты
[править](о Ленине) Впечатление о величии этого человека было гораздо меньше, чем я ожидал; моими самыми яркими впечатлениями были фанатизм и монгольская жестокость. Когда я спросил его о социализме в сельском хозяйстве, он с ликованием объяснил, как ему удалось восстановить бедных крестьян против богатых, «и они вскоре принялись вешать их на ближайшем дереве – ха! ха! ха!» – От его гогота при рассказе о расправе моя кровь похолодела | |
(about Lenin) I had much less impression of a great man than I had expected; my most vivid impressions were of bigotry and Mongolian cruelty. When I put a question to him about socialism in agriculture, he explained with glee how he had incited the poorer peasants against the richer ones, “and they soon hanged them from the nearest tree — ha! ha! ha! His guffaw at the thought of those massacred made my blood run cold | |
| — Непопулярные эссе (Unpopular Essays) |
Чистая математика целиком состоит из утверждений следующего типа: если какое-то предложение истинно в применении к какому-нибудь объекту, то в применении к тому же объекту истинно такое-то предложение. Здесь существенно то, что не подлежит обсуждению вопрос о том, истинно ли на самом деле первое предложение, и что не должно быть указано, что представляет из себя тот объект, в применении к которому первое предложение предполагается истинным. <…> Таким образом, математика может быть определена как наука, в которой мы никогда не знаем, о чём мы говорим, и никогда не знаем, истинно ли то, что мы говорим.[2] | |
Pure mathematics consists entirely of such asseverations as that, if such and such a proposition is true of anything, then such and such a proposition is true of that thing. It is essential not to discuss whether the first proposition is really true, and not to mention what the anything is of which it is supposed to be true. <…> Thus mathematics may be defined as the subject in which we never know what we are talking about, nor whether what we are saying is true.[1] | |
| — «Новейшие работы о началах математики» (Recent Work on the Principles of Mathematics) |
Процесс, который привёл от амёбы к появлению человека для философов должен быть очевиден как прогресс, хотя неизвестно, согласилась бы амёба с этим мнением. | |
A process which led from the amœba to man appeared to the philosophers to be obviously a progress — though whether the amœba would agree with this opinion is not known. | |
| — «Мистицизм и логика» (Mysticism and Logic), 1910 |
Правильный взгляд на математику приводит не просто к истине, а к совершенной красоте — холодной и строгой, как скульптура; отстранённой от человеческих слабостей; лишённой вычурных уловок живописи и музыки — величественной кристальности, являющей совершенство высочайшего из искусств. Прикосновение к ней — неописуемый восторг; экстаз, освобождающий от бренной человеческой оболочки и сравнимый только с поэзией. <…> Реальная жизнь для большинства людей — <…> это вечный компромисс между идеальным и возможным; но мир чистого разума не знает компромиссов, никаких практических ограничений, никаких препятствий для творческой деятельности, воплощающей в великолепных зданиях страстное стремление к совершенству, из которого проистекает вся великая работа. Поколения, далёкие от человеческих страстей, далёкие даже от жалких фактов природы, постепенно создали упорядоченный космос, где чистая мысль может существовать естественно, словно в своём родном доме, и где человек, по крайней мере человек, наделённый благородными порывами, может укрыться от унылого изгнания реального мира[3]. | |
Mathematics, rightly viewed, possesses not only truth, but supreme beauty—a beauty cold and austere, like that of sculpture, without appeal to any part of our weaker nature, without the gorgeous trappings of painting or music, yet sublimely pure, and capable of a stern perfection such as only the greatest art can show. The true spirit of delight, the exaltation, the sense of being more than man, which is the touchstone of the highest excellence, is to be found in mathematics as surely as in poetry. <…> Real life is, to most men, <…> a perpetual compromise between the ideal and the possible; but the world of pure reason knows no compromise, no practical limitations, no barrier to the creative activity embodying in splendid edifices the passionate aspiration after the perfect from which all great work springs. Remote from human passions, remote even from the pitiful facts of nature, the generations have gradually created an ordered cosmos, where pure thought can dwell as in its natural home, and where one, at least, of our nobler impulses can escape from the dreary exile of the actual world. | |
| — «Изучение математики» (The Study of Mathematics), 1910 |
Думаю, что, когда я умру, я сгнию, и ничего от моего «я» не останется. Я уже не молод и люблю жизнь. Но я бы счёл ниже своего достоинства трепетать от страха при мысли о смерти. Счастье не перестаёт быть счастьем оттого, что оно преходяще, а мысли и любовь не лишаются ценности из-за своей быстротечности[4]. Многие люди держались с достоинством на эшафоте; такая гордость должна научить нас видеть истинное место человека в мире. Даже если ветер, ворвавшийся в распахнутые наукой окна, заставляет нас, привыкших к уютному теплу традиционных «облагораживающих» мифов, поначалу дрожать, в конце концов свежий воздух приносит бодрость и силу, а открывающиеся перед нами огромные пространства обладают собственным неповторимым великолепием.[5] | |
| — «Во что я верю», 1925 |
Я полагаю, что математика является главным источником веры в вечную и точную истину, как и в сверхчувственный интеллигибельный мир. Геометрия имеет дело с точными окружностями, но ни один чувственный объект не является точно круглым; и как бы мы тщательно ни применяли наш циркуль, окружности всегда будут до некоторой степени несовершенными и неправильными. Это наталкивает на предположение, что всякое точное размышление имеет дело с идеалом, противостоящим чувственным объектам. Естественно сделать ещё один шаг вперед и доказывать, что мысль благороднее чувства, а объекты мысли более реальны, чем объекты чувственного восприятия. Мистические доктрины по поводу соотношения времени и вечности также получают поддержку от чистой математики, ибо математические объекты, например, числа (если они вообще реальны), являются вечными и вневременными. А подобные вечные объекты могут в свою очередь быть истолкованы как мысли Бога. Отсюда платоновская доктрина, согласно которой Бог является геометром, а также представление сэра Джеймса Джинса о том, что Бог предается арифметическим занятиям. Со времени Пифагора, а особенно Платона, рационалистическая религия, являющаяся противоположностью религии откровения, находилась под полным влиянием математики и математического метода.[6] — Книга первая. Глава III. Пифагор. | |
| — «Истории западной философии», 1946 |
Коплстон: Итак, моя позиция состоит в утверждении, что такое существо [Бог] действительно существует и что его существование может быть доказано философски. Скажите, ваша позиция — это агностицизм или атеизм? Я имею в виду, будете ли вы утверждать, что не-существование Бога может быть доказано? | |
C: Well, my position is the affirmative position that such a Being actually exists, and that His existence can be proved philosophically. Perhaps you would tell me if your position is that of agnosticism or of atheism. I mean, would you say that the non-existence of God can be proved? | |
| — Диспут между Бертраном Расселом и отцом-иезуитом Ф. Ч. Коплстоном (1948) |
Многие верующие ведут себя так, словно не догматикам надлежит доказывать общепринятые постулаты, а наоборот — скептики обязаны их опровергать. Это, безусловно, не так. Если бы я стал утверждать, что между Землёй и Марсом вокруг Солнца по эллиптической орбите вращается фарфоровый чайник, никто не смог бы опровергнуть моё утверждение, добавь я предусмотрительно, что чайник слишком мал, чтобы обнаружить его даже при помощи самых мощных телескопов. Но заяви я далее, что, поскольку моё утверждение невозможно опровергнуть, разумный человек не имеет права сомневаться в его истинности, то мне справедливо указали бы, что я несу чушь. Однако если бы существование такого чайника утверждалось в древних книгах, о его подлинности твердили каждое воскресенье и мысль эту вдалбливали с детства в головы школьников, то неверие в его существование казалось бы странным, а сомневающийся — достойным внимания психиатров в просвещённую эпоху, а ранее — внимания инквизиции.[8] — Аргумент «чайник Рассела» | |
Many orthodox people speak as though it were the business of skeptics to disprove received dogmas rather than of dogmatists to prove them. This is, of course, a mistake. If I were to suggest that between the Earth and Mars there is a china teapot revolving about the sun in an elliptical orbit, nobody would be able to disprove my assertion provided I were careful to add that the teapot is too small to be revealed even by our most powerful telescopes. But if I were to go on to say that, since my assertion cannot be disproved, it is intolerable presumption on the part of human reason to doubt it, I should rightly be thought to be talking nonsense. If, however, the existence of such a teapot were affirmed in ancient books, taught as the sacred truth every Sunday, and instilled into the minds of children at school, hesitation to believe in its existence would become a mark of eccentricity and entitle the doubter to the attentions of the psychiatrist in an enlightened age or of the Inquisitor in an earlier time.[7] | |
| — «Есть ли Бог?», 1952 |
Из вторичных источников
[править]Аристотель утверждал, что у женщин меньше зубов, чем у мужчин. Хотя он был женат дважды, ему так и не пришло в голову проверить правильность этого утверждения, заглянув в рот собственной жене.[4] |
Больше всего гордятся собой две категории людей: те, кто несчастлив, и те, кто страдает бессонницей.[9] |
Бояться любви — значит бояться жизни, а тот, кто боится жизни, на три четверти мёртв.[10] |
В демократии честный политик может быть терпим только, если он очень глуп. Ибо лишь очень глупый человек может искренне разделять предрассудки большей половины нации.[10] |
В каждое начинание необходимо впрыснуть определённую дозу анархии — ровно столько, чтобы и застоя избежать, и распада не допустить.[9] |
В наш опасный век есть немало людей, которые влюблены в несчастья и смерть и очень злятся, когда надежды сбываются.[9] |
В нашем великом демократическом обществе по-прежнему бытует мнение, будто глупый человек большей частью честнее умного, и наши политики, используя этот предрассудок в своих интересах, притворяются ещё более глупыми, чем они родились на свет.[9] |
В наших школах не учат самому главному — искусству читать газеты.[9] |
Вместо того чтобы убивать своего соседа, пусть даже глубоко ненавистного, следует, с помощью пропаганды, перенести ненависть к нему на ненависть к какой-нибудь соседней державе — и тогда ваши преступные побуждения, как по волшебству, превратятся в героизм патриота.[9] |
Во время кораблекрушения команда выполняет приказы своего капитана не задумываясь, ибо у матросов есть общая цель, да и средства для достижения этой цели очевидны и всем понятны. Однако, если бы капитан, как это делает правительство, принялся разъяснять матросам свои принципы управления кораблем, чтобы доказать правомерность поступающих приказов, корабль пошел бы ко дну раньше, чем закончилась его речь.[9] |
Во все времена, начиная с правления Константина и вплоть до конца XVII столетия, христиане подвергались куда более лютым преследованиям со стороны других христиан, чем некогда со стороны римских императоров.[9] |
Всемирная история есть сумма всего того, чего можно было бы избежать.[9] |
Всякая точная наука основывается на приблизительности.[9] |
Всякое чувство, взятое в отдельности, — безумие. Здравомыслие можно было бы определить как синтез безумий… Тот, кто хочет сохранить здравомыслие… должен собрать в себе целый парламент всевозможных страхов, из которых каждый признавался бы безумным всеми остальными.[9] |
Главный довод в пользу слова — уязвимость наших убеждений.[9] |
Главный недостаток отцов: они хотят, чтобы дети ими гордились.[9] |
Говорят, что человек — это разумное животное. Всю свою жизнь я искал хоть какие-то свидетельства в пользу этого утверждения.[4] |
Даже в цивилизованном обществе инстинкт единобрачия иногда даёт о себе знать.[9] |
Даже если все держатся одного мнения, все могут ошибаться.[10] |
Действительно возвышенные умы равнодушны к счастью, особенно к счастью других людей.[9] |
Диагностика достигла таких успехов, что здоровых людей практически не осталось.[10] |
Едва ли Симеон Столпник был бы совершенно доволен, узнав о другом святом, который простоял ещё дольше на ещё более узком столпе.[9] |
Если какая-то точка зрения широко распространена, это вовсе не значит, что она не абсурдна. Больше того. Учитывая глупость большинства людей, широко распространённая точка зрения будет скорее глупа, чем разумна.[9] |
Зависть — вот основа демократии.[11] |
Из беседы с учёным мужем я всякий раз делаю вывод, что счастье нам не дано; когда же говорю с садовником, то убеждаюсь в обратном.[9] |
Из всех видов осторожности осторожность в любви наиболее губительна для настоящего счастья.[9] |
Искусство пропаганды в том виде, как его понимают современные политики, напрямую связано с искусством рекламы. Психология как наука во многом обязана рекламодателям.[9] |
К очень неприятным явлениям нашего времени относится то, что только ограниченные люди оказываются очень уверенными в правоте своего дела.[11] |
Каждый человек окружает себя успокаивающими убеждениями, что вьются вокруг него, словно рой мух в жаркий день.[9] |
Как это ни грустно, люди соглашаются лишь с тем, что их, по существу, не интересует.[9] |
Когда детей нет, отношения мужчин и женщин — это их личное дело, не касающееся ни государства, ни соседей.[4] |
Когда монашек, которые моются, не снимая купальных халатов, спрашивают, зачем такие предосторожности, ведь их никто не видит, они отвечают: «А Боженька? Он-то всё видит!».[9] |
Когда мы думаем о человечестве, мы имеем в виду прежде всего самих себя; неудивительно, что мы ставим человечество так высоко.[9] |
Когда собеседник подчёркивает, что говорит правду, можете не сомневаться: он лжёт.[9] |
Коротка и бессильна жизнь человека, на него и на весь его род медленно и неумолимо падает рок беспощадный и темный. Не замечая добра и зла, безрассудно разрушительная и всемогущая материя следует своим неумолимым путем; человеку, осужденному сегодня потерять самое дорогое, а завтра самому пройти через врата тьмы, остается лишь лелеять, пока не нанесен удар, высокие мысли, освещающие его недолгие дни; презирая трусливый страх раба судьбы, поклоняться святыне, созданной собственными его руками; не боясь власти случая, хранить разум от бессмысленной тирании, господствующей над его внешней жизнью; бросая гордый вызов неумолимым силам, которые терпят до поры его знание и его проклятия, держать на себе мир, подобно усталому, но не сдающемуся Атласу. Держать — вопреки давящей все на своем пути бессознательной силе — мир, сотворенный его идеалами.[4] |
Книга должна быть либо ясной, либо строгой, совместить эти два требования невозможно.[10] |
Когда путь от средств к цели не слишком велик, средства становятся не менее заманчивыми, чем сама цель.[9] |
Личное тщеславие рассеивается братьями, семейное — одноклассниками, классовое — политикой, национальное — поражением в войне. Однако человеческое тщеславие остается…[9] |
Любовь — это главный способ бегства от одиночества, которое мучит большинство мужчин и женщин в течение почти всей их жизни.[10] |
Лишь очень немногие могут быть счастливы, обходясь без ненависти к каким-либо лицам, народам или верованиям.[9] |
Люди рождаются невежественными, а не глупыми. Глупыми их делает образование.[11] |
Люди со склонностью к мегаломании отличаются от людей, склонных к нарциссизму, тем, что хотят быть скорее могущественными, чем привлекательными, — чтобы их скорее боялись, чем любили. К этому типу относятся многие сумасшедшие и большая часть известных нам из истории великих людей.[9] |
Машинам поклоняются, потому что они красивы; машины ценятся, потому что в них заложена мощь. Машины ненавидят, потому что они отвратительны, машины презирают, потому что они делают из людей рабов.[9] |
Мир, в котором мы живём, может быть понят как результат неразберихи и случая; но если он является результатом сознательно избранной цели, то эта цель, видимо, принадлежит врагу рода человеческого.[9] |
Мнения среднестатистического человека гораздо менее глупы, чем они могли бы быть, если бы каждый такой человек думал поодиночке.[9] |
Многие готовы скорее умереть, чем подумать. Часто, кстати, так и случается.[11] |
Моральные правила не должны мешать инстинктивному счастью.[4] |
Мудрость начинается с победы над страхом.[11] |
Мы живём двойной моралью: одну исповедуем, но не используем на практике, а другую используем, но исповедуем очень редко.[9] |
Мы любим тех, кто ненавидит наших врагов, поэтому, если бы у нас не было врагов, нам некого было бы любить.[9] |
Мы не говорим о вере, когда речь идет о том, что дважды два четыре или что земля круглая. О вере мы говорим лишь в том случае, когда хотим подменить доказательство чувством.[9] |
Мысль не свободна, если ею нельзя заработать на жизнь.[9] |
Наш страх перед катастрофой лишь увеличивает её вероятность. Я не знаю ни одного живого существа, за исключением разве что насекомых, которые бы отличались большей неспособностью учиться на собственных ошибках, чем люди.[9] |
Наши великие демократии всё ещё склонны считать, что глупый человек скорее окажется честным, чем умный, а наши политики извлекают выгоду из этого предрассудка, выставляя себя ещё глупее, чем создала их природа.[10] |
Наши эмоции обратно пропорциональны нашим знаниям: чем меньше мы знаем, тем больше распаляемся.[9] |
Не старайся избегать искушений: со временем они сами начнут тебя избегать.[10] |
Нежелательно верить в гипотезу, когда нет решительно никаких оснований считать её верной.[9] |
Некоторые дети имеют привычку мыслить, одна из целей образования состоит в том, чтобы избавить их от неё. Неудобные вопросы замалчиваются, за них даже наказывают. Коллективные эмоции используются для того, чтобы привить нужные взгляды, особенно националистического толка. Капиталисты, милитаристы и церковники сотрудничают в деле образования, потому что всем им выгодно, чтобы у людей развивалось эмоциональное отношение к действительности, а не критическое мышление.[11] |
Ненавидеть врагов легче и увлекательнее, чем любить друзей.[10] |
Неординарные люди равнодушны к счастью — особенно к чужому.[9] |
Непристойность — это всё то, что повергает в ужас пожилого и невежественного судью.[9] — приписывается вариант: «Порнография: всё, что вызывает эрекцию у пожилого судьи»[10] |
Нет ничего более утомительного, чем нерешительность, и ничего более бесполезного.[10] |
Нищие не завидуют миллионерам — они завидуют другим нищим, которым подают больше.[9] |
О человечестве мы думаем хорошо только потому, что человек — это, прежде всего, мы сами.[9] |
Обитель для души может быть возведена лишь на очень прочном фундаменте нескончаемого отчаяния.[9] |
От страха способен избавиться лишь тот, кто знает свое место; величия может достигнуть лишь тот, кто видит свое ничтожество.[9] |
Патриотизм — это готовность убивать и быть убитым по самым тривиальным причинам.[9] |
Патриоты всегда говорят о готовности умереть за отечество, и никогда — о готовности убивать за отечество.[9] |
Плохие философы могут иметь определённое влияние в обществе, хорошие — никогда.[9] |
Побывав в Китае, я расцениваю лень как одно из самых главных достоинств человека. Верно, благодаря энергии, упорству человек может добиться многого, но весь вопрос в том, представляет ли это «многое» хоть какую-то ценность?[9] |
Правда — это то, что каждый из нас обязан рассказать полицейскому.[10] |
«Правильно жить» означает лицемерие, «правильно думать» — глупость.[9] |
Предрассудки, которые принято именовать «политической философией», полезны, но при условии, что их не будут называть «философией».[9] |
При демократии дураки имеют право голосовать, при диктатуре — править.[10] |
Религиозная терпимость достигнута только потому, что мы перестали придавать религии такое значение, как прежде.[9] |
Род людской — это ошибка. Без него вселенная была бы не в пример прекраснее.[9] |
Скука — серьезная проблема для моралиста, ибо со скуки совершается по крайней мере половина всех грехов человечества.[9] |
Смысл философии в том, чтобы начать с самого очевидного, а закончить самым парадоксальным.[9] |
Совместимость жестокости с чистой совестью — предел мечтаний для моралистов. Поэтому-то они и выдумали ад.[9] |
Современные философы напоминают мне бакалейщика, у которого я однажды спросил, как дойти до Винчестера. Выслушав меня, бакалейщик кликнул мальчика, который в это время находился в задней комнате: |
Сочетание жестокости с чистой совестью — предел мечтаний моралистов. Вот почему они придумали ад.[9] |
Способность умно наполнить свободное время есть высшая ступень личной культуры.[11] |
Страх — главный источник предубеждений и один из главных источников жестокости.[9] |
Счастливая жизнь должна быть в значительной степени тихой жизнью, ибо истинная радость может существовать лишь в атмосфере тишины.[9] |
Те, кто несчастлив, и те, кто плохо спит, привыкли этим гордиться.[10] |
То время, что он не проводит перед зеркалом, уходит у него на пренебрежение своими обязанностями.[9] |
Тот, кто действительно имеет авторитет, не боится признать свою ошибку.[9] |
Тщеславие — довод необычайной силы. «Смотри на меня» — одно из основополагающих человеческих побудителей.[9] |
Убеждённость, что ваша работа необычайно важна, — верный симптом приближающегося нервного срыва.[10] |
Увы, так уж устроен свет: тупоголовые твёрдо уверены в себе, а умные полны сомнений.[9] |
Умереть за свои убеждения — значит придавать слишком большую цену предположениям.[9] |
Уметь с умом распорядиться досугом — высшая ступень цивилизованности.[9] |
Философия — это когда берёшь нечто настолько простое, что об этом, кажется, не стоит и говорить, и приходишь к чему-то настолько парадоксальному, что в это просто невозможно поверить.[9] |
Человек всю жизнь видит сны. Иногда, правда, он пробуждается на минуту, осовело смотрит на мир, но затем вновь погружается в сладкий сон.[9] |
Человек доказывает свое превосходство перед животными исключительно способностью к занудству.[9] |
Человек — существо доверчивое, он должен во что-то верить — не в хорошее, так в плохое.[9] |
Чем больше о нас говорят, тем больше хочется, чтобы о нас говорили. Приговорённому к смерти убийце разрешается прочесть в газетах отчёт о судебном процессе, и он придет в ярость, если обнаружится, что какая-то газета уделила его делу недостаточно места… Политиков и литераторов это касается в той же мере.[9] |
Чтобы стать долгожителем, нужно тщательно выбирать своих предков.[10] |
Чувство долга необходимо в работе, но оскорбительно во многих других отношениях. Люди хотят, чтобы их любили, а не переносили с терпеливой покорностью.[9] |
Я всегда считал респектабельных людей подлецами, и теперь каждое утро с тревогой разглядываю в зеркале свое лицо — нет ли на нем признаков подлости.[9] |
Я люблю математику за то, что в ней нет ничего человеческого, за то, что с нашей планетой, со всей вселенной её, по существу, ничего не связывает. За то, что любовь к ней… безответна.[9] |
Я так занят, что был вынужден перенести дату своей смерти.[10] |
— Вы бы отдали жизнь за свои убеждения? |
— Что бы вы сказали, если, умерев, оказались бы лицом к лицу с всевышним, вопрошающим, почему вы в него не верили? |
Без источников
[править][Я] внезапно отчётливо осознал одиночество, в котором живет большинство людей, [...и меня] охватило страстное желание отыскать пути выхода из этой разъединённости. |
В каждой стране пропаганда контролируется государством и представляет собой то, что нравится государству. А что нравится государству, так это ваша готовность совершить убийство, когда вам прикажут. |
Важной практической функцией «сознания» и «мысли» является то, что они позволяют нам действовать с учетом вещей, удаленных от нас во времени и пространстве, несмотря на то, что в настоящий момент они не воздействуют на наши органы чувств. |
Голодающий ребёнок, искалеченные жертвы угнетения, беспомощные старики, ставшие ненавистной обузой для собственных детей, целый мир человеческого одиночества, нищеты и боли, все это — насмешка над тем, что должно было быть человеческой жизнью. Я стремлюсь уменьшить зло, но бессилен, а потому также страдаю. |
Люди ненавидят скептиков гораздо больше, чем они ненавидят страстных защитников мнений, враждебных их собственным. |
Пересказ глупым человеком того, что говорит умный, никогда не бывает правильным. Потому что он бессознательно превращает то, что он слышит, в то, что он может понять. |
Политики не находят прелести во взглядах, которые сами по себе не несут партийного красноречия, а простые смертные предпочитают взгляды, которые приносят несчастье махинациям их врагов. |
С равной страстью искал я знание. Я хотел понять человеческое сердце. Я хотел понять, почему сияют звезды. |
Сознательная жестокость доставляет наслаждение моралистам. Вот почему они придумали Ад. |
Три страсти, простые, но неодолимо сильные, я пронёс через всю жизнь: жажду любви, поиск знаний и непереносимое сострадание к людской боли. Эти страсти подобно могучим ветрам швыряли меня в разных направлениях, вынуждали блуждать в океанской пучине физических страданий, ставили меня на грань отчаяния. |
Отсутствие Бога доказать сложно. Если я предположу, что вокруг Солнца по орбите между Землей и Марсом летает фарфоровый чайник, никто не сможет это опровергнуть, в особенности если я аккуратно добавлю, что он настолько маленький, что его не могут увидеть даже самые мощные телескопы. |
Цитаты о Расселе
[править]На вопрос: «В чём состоит философия Бертрана Рассела?» — правильным ответом будет: «За какой год?»[10] | |
| — Сидни Хук |
Примечания
[править]- ↑ International Monthly, vol. 4, 1901.
- ↑ Б. Рассел. Новейшие работы о началах математики // Новые идеи в математике. — СПб., 1913.
- ↑ Мартин Гарднер, Аннотированная «Алиса», 1960 // Льюис Кэрролл. Приключения Алисы в Стране чудес; Сквозь зеркало и что там увидела Алиса / перевод Н. М. Демуровой. — М.: Наука, 1978. — С. 55.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 С. Б. Барсов (составитель). Афоризмы Британии. Т. I. — М.: Центрполиграф, 2006.
- ↑ Ричард Докинз, «Бог как иллюзия» (2006) // пер. с англ. Н. Смелковой. — М: КоЛибри (Иностранка), 2008. — гл. 10.
- ↑ История западной философии и её связи с политическими и социальными условиями от античности до наших дней / Изд. 3-е, испр. Науч. ред. проф. В. В. Целищев. — Новосибирск: Сибирское университетское издательство, 2001.
- ↑ Bertrand Russell, Is There a God?
- ↑ Ричард Докинз, «Бог как иллюзия» — гл. 2.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 Афоризмы. Золотой фонд мудрости / сост. О. Еремишин — М.: Просвещение, 2006.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 Мысли, афоризмы и шутки знаменитых мужчин (изд. 4-е, дополненное) / составитель К. В. Душенко — М.: Эксмо, 2004.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 С. Б. Барсов. Афоризмы Британии. Т. II.
- ↑ Ричард Докинз, «Бог как иллюзия» — гл. 3.
|
Это незавершённая статья. Вы можете помочь проекту, исправив и дополнив её. |