Я нигде так не скучал по деревне, русской деревне, с лаптями и мужиками, как прожив с матушкой зиму в Ницце. Ницца сама по себе скучна, вы знаете. Да и Неаполь, Сорренто хорошо только на короткое время. И именно там особенно живо вспоминается Россия, и именно деревня. — Вронский, «Анна Каренина»
Это всё так, конечно, но только вряд ли московский климат заменит вам Сорренто: вчера выпал снег, дни стали очень острые, вся Москва хрипит и кашляет.[1]:248
Если кактусы отвлекли вас от резьбы из дерева – да будут прокляты и сгниют! Дрянь кактусы. Иван Соловей-Ракицкий развёл их в саду кучу, всех сортов, [комм. 1] шипы и колючки вонзаются в брюки мои…[1]:259
— из письма Максима Горького – Леониду Леонову, Сорренто. 21 октября 1928 г.
Осенью 1930 года пришлось мне прожить несколько дней в гостях у А. М. Горького в Сорренто. Его вилла, с невзрачным фасадом со стороны узенькой улицы, казалась настоящим дворцом среди обширного сада. Неподалеку, за деревьями, открывался необъятный лазурный простор: глубоко внизу небесно синел Неаполитанский залив, направо, очень далеко над заливом, огромным конусом вздымался Везувий со своей седой пинией над кратером. Крутой спуск к заливу был бархатный от густых зарослей олив и других субтропических деревьев.[2]
Поздний вечер в Соренто Нас погодой не балует, Вот и кончилось лето, «До свидания, Италия!» Мы с любовью прощаемся — Наша песня допета, И над нами склоняется Поздний вечер в Соренто. — «Поздний вечер в Соренто»
↑Максим Горький прожил в Сорренто почти девять лет (с 1924 года и вплоть до своего возвращения в СССР) сначала в отеле «Капуччини», затем на вилле «Иль Сорито». К числу самых близких людей, постоянно живущих с Горьким на вилле, относился упомянутый им Иван Ракицкий (или Соловей-Ракицкий), который развёл в саду при вилле массу кактусов и прочей «дряни», постоянно цеплявшейся Горькому за брюки.
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе
Новости в Викиновостях
