Пиния
.JPG)
Пи́ния, сосна́ пи́ния или сосна италья́нская (лат. Pinus pinea) — вечнозелёные хвойные деревья из крупного типового рода сосна (лат. Pínus) семейства Сосновые (лат. Pináceae), к которому относятся такие известные роды, как ель, кедр, лиственница, пихта и тсуга. Сам род сосна насчитывает более 100 видов, растущих в диком виде по всему Северному полушарию от экватора до заполярья. В умеренном и субарктическом климате сосны образуют леса на равнинах, а в субтропиках и тропиках поднимаются в горы, где прохладнее.
Пиния — очень красивое дерево. Как декоративное растение она использовалась ещё этрусками. В наше время тоже широко используется в этом качестве. Очень хорошо подходит для искусства бонсаи. Пиния светолюбива и засухоустойчива, к почве малотребовательна, растёт на сухих известняковых почвах и на морских песках, хотя предпочитает свежие рыхлые почвы, не выдерживает избыточного увлажнения. Выносит морозы до —18 C°, ветроустойчива. Семена пиний — самые крупные среди представителей семейства. По вкусовым качествам превосходят кедровые орешки и широко используются в кондитерской промышленности, толчёные орехи входят в знаменитый соус песто. Культивируется пиния в Средиземноморье, на Южном берегу Крыма и на Кавказе.
Пиния в научно-популярной литературе и публицистике
[править]| — Алексей Новиков-Прибой, «Цусима», 1935 |
Ян ван Эйк любил природу в нарядном убранстве ― она должна была производить впечатление богатства. Местной красоты ему было мало ― пальмы, кипарисы, апельсиновые рощи и пинии украшали пейзаж, как драгоценные камни украшают ювелирное изделие. Гус умеет уловить настроение пейзажа и времени года, особенности дневного или вечернего освещения. Он стал первым истолкователем простой незатейливой северной природы.[1] | |
| — Светлана Еремеева. Лекции по истории искусства, 1999 |
Пиния в мемуарах, беллетристике и художественной прозе
[править]| — Павел Анненков, «Литературные воспоминания», 1882 |
Налево от нас, за поворотом, начинается Via Tasso. Это — широкая, почти вечно пустая улица; справа тянутся заборы, за ними, по террасам высоких гор, громадные виноградники; изредка: куща рододендронов, высокие зонты пиней да широколистые пальмы какого-нибудь парка, окружающего поэтично белую виллу, с опущенными зелёными жалюзи окон, которые почему-то говорят мне о тайне любви. | |
| — Надежда Лухманова, «Исповедь (Не посланное письмо)», 1901 |
Плиний Младший, наблюдавший извержение из Мизены, в письмах к Тациту оставил нам некоторые сведения о гибели Помпеи. Событие началось землетрясением. Затем над вершиной горы появилось огромное облако в форме пинии, то белое от паров, то становящееся черным. С вершины облака, легшего горизонтально по ветру, стали падать камни, пепел, и страшный ливень разразился над окрестностями. Землетрясение возрастало, но, когда извержение достигло полной силы, оно прекратилось. Среди дня настала ночь...[3] | |
| — Кузьма Петров-Водкин, «Моя повесть» (Часть 2. Пространство Эвклида. Глава 22. Везувий), 1932 |
Осенью 1930 года пришлось мне прожить несколько дней в гостях у А. М. Горького в Сорренто. Его вилла, с невзрачным фасадом со стороны узенькой улицы, казалась настоящим дворцом среди обширного сада. Неподалеку, за деревьями, открывался необъятный лазурный простор: глубоко внизу небесно синел Неаполитанский залив, направо, очень далеко над заливом, огромным конусом вздымался Везувий со своей седой пинией над кратером. Крутой спуск к заливу был бархатный от густых зарослей олив и других субтропических деревьев.[4] | |
| — Фёдор Гладков, «Повесть о детстве», 1948 |
Много дней спустя старый Бернардито признался сыну, что за всю свою жизнь не испытывал такого чувства ужаса, как в минуты приближения волны-исполина. При сером утреннем свете Бернардито искал остров и не находил знакомых очертаний скалистого пика. Там, где моряки привыкли узнавать этот пик, стоял черный столб дыма, похожий на гигантскую пинию. Ее плоская крона раскинулась на полнеба. Иногда этот черный гриб озарялся снизу багровой вспышкой, и к небу вздымались облака белого пара. Затем сквозь пар и дым прорывались искры: огненные потоки ползли по долинам.[5] | |
| — Роберт Штильмарк, «Наследник из Калькутты», 1951 |
25 октября 1961 года. Папа исполнил обещание. Водил Машу в Ботанический. Часа два бродили по осеннему саду. Собирали цветы ― куриную слепоту. Искали шишки под странными, не известными ни Машке, ни мне хвойными деревьями (пинии, что ли?) Было уже поздно, я сказал Маше, что, наверное, сад уже закрылся, а если так, то нам, наверно, придется ночевать в саду. Выкопаем ямку, сделаем шалашик ― и будем спать прямо на земле…[6] | |
| — Алексей Пантелеев, «Наша Маша», 1966 |
| — Юлия Друнина, «Я возвращаюсь в Палермо», 1968 |
Равенна ― маленький городишко, белый, чистый, каменный, похожий, как многое в Италии, на Крым, только без гор и без моря. Очень скоро мы вышли в поле и пошли по неширокой дороге, обсаженной деревьями, кажется пиниями ― итальянскими соснами. И Заболоцкий сказал фразу, которую я запомнил точно: ― Здесь мне хорошо дышится.[8] | |
| — Борис Слуцкий, «О других и о себе», 1977 |
| — Савва Дангулов, «Шагал», 1981 |
Рим, сука, весь как на ладони. Пинии шумят ― каждую иголочку видно. Фонтаны сверкают, как люстры хрустальные… Всю Империю, можно сказать, видать: от Иудеи до Кастрикума…[10] | |
| — Иосиф Бродский, «Мрамор», 1982 |
Ехали под зелеными сводами акаций и каштанов. Проезжали под длинными, протянутыми над улицей руками пиний. Из тени выезжали на солнце и снова въезжали в тень. Выбрались на пыльное ливадийское шоссе и стали медленно, зигзагами, взбираться на высокий холм. <...> Не спеша спускаюсь к морю. Восхищаюсь пиниями, удивляюсь секвойям, глажу ветки земляничного дерева, подбираю шишки крымской сосны. Спускаюсь всё ниже и ниже. Дорожка петляет. Снизу, с пляжа, уже доносится гомон. <...> | |
| — Геннадий Алексеев, «Зелёные берега», 1984 |
― Знаешь, была даже мысль в Италию слетать. | |
| — Вячеслав Рыбаков, «Домоседы», 1987 |
Их первое утро началось со склоки. Ее угораздило написать этот стишок на обороте отлепившейся от обоев фотографии с деревом, чем-то смахивающим на сосну, ― потому что это было первое, что она увидела, вылупившись уже ближе к полудню для абсолютно другой, взрослой, новой-медовой жизни, и признав в этом гривастом дереве с жирными иглами, настырно рвущимися вверх, свою мамку, или даже свое воплощение, может быть бывшее, а может, только еще предстоящее ― чем еще можно было и заслониться?.. а от того, что случилось ― случилось судорожно, скоропостижно, беспамятно, как инфаркт, ― заслониться хотелось даже сильнее, чем пить, ― кто же мог знать? она и сейчас не знает! ― из носорожьего мыка, которым он вспарывал дом, будто рогом, можно было только предположить, что это ― какая-то очень для него важная пиния, под которой, например, похоронен Рафаэль… либо, наоборот, был зачат Ромик (домашняя кличка Ромул!), либо просто они с Маргаритой дотрахались под ней до самой последней крутизны... <...> | |
| — Марина Вишневецкая, «Вот такой гобелен», 1999 |
Толмач лежал и читал вслух из путеводителя про какую-то триумфальную арку: один император украл для нее статуи и барельефы с арки другого императора. Изольда сказала: ― Смотри, вот триумфальная арка! Там стояли пинии, прижавшись плечом к плечу, и у них под мышками было небо. Это было накануне, а теперь, в метро, Изольда спросила: ― Ты обязательно хочешь посмотреть на лестницу и эти головы?[13] | |
| — Михаил Шишкин, «Венерин волос», 2004 |
Франческа слегка приоткрывает дверь туалета и наблюдает за происходящим во дворе. Ее бабушка стоит в дрожащем утреннем луче. Он пробивается сквозь ветви пинии, это они делают луч дрожащим. Бабушка бледна и морщиниста. Бабушка задумчива. Франческа с грустью отмечает, что такой ее никогда еще не видела. Возможно, это тоже влияние пинии. А может быть, бабушка, не зная, что за ней наблюдают, просто расслабилась. Франческа уже когда-то видела, как на людях человек выглядел молодо, потом же заходил за угол и сразу старился.[14] | |
| — Евгений Водолазкин, «Лавр», 2012 |
Рассыпчатые гривы гигантов-пальм над гладкими от старости, темными и неуловимо эротичными стволами, издали казались метелками от пыли, воткнутыми в холмик. Они выплескивались из комковатых крон зонтичных пиний, черными облаками присевших на зубчатые башни и крыши старинных вилл. И всюду крутизна темно-зеленых кудрей на горах была расчесана зубьями кипарисов… <...> Они сели на первый рейсовый автобус ― почти пустой, с несколькими местными мужчинами, говорливыми и громкоголосыми даже в это раннее время (ресторанная и туристическая обслуга разъезжалась по рабочим местам), и, взревывая на кольцах серпантина, тяжело переваливаясь с боку на бок, автобус пошел на приступ горы. Справа ступенчато взбегали еще спящие виллы, отели, великолепные дворцы ривьеры, а вниз на дорогу сползали клочья дымной бороденки утреннего тумана, что цеплялись за ветви пиний и жестяные на вид ленты агав. <...> Леон достал бинокль, принялся молча изучать виллу Фридриха и Елены, наполовину скрытую кронами старых пиний. Скорее, палаццо: было нечто величавое в четырехугольной башне, опоясанной открытой галереей.[15] | |
| — Дина Рубина, «Русская канарейка», 2014 |
Пиния в поэзии
[править]Страну я помню: там валы седые | |
| — Вильгельм Кюхельбекер, «Сирота», 1824 |
| — Вячеслав Иванов, «В Рим свои Tristia слал с берегов Понтийских Овидий...», 1892 |
| — Валерий Брюсов, «Баллада», 1916 |
| — Юргис Балтрушайтис, «Привет Италии», 27 марта 1918 |
| — Борис Пастернак, «Будущее! Облака встрепанный бок...», 1931 |
| — Иосиф Бродский, «Письма римскому другу», март 1972 |
| — Мария Вега, «Темно-синие пинии...», 1976 |
| — Иосиф Бродский, «Обними чистый воздух, а ля ветви местных пиний:...» (из цикла «Римские элегии»), 1981 |
Источники
[править]- ↑ С.А.Еремеева. Лекции по истории искусства. — М.: ИДДК, 1999 г.
- ↑ «Литературные воспоминания». Серия литературных мемуаров под общей редакцией С. Н. Голубова, В. В. Григоренко, Н. К. Гудзия, С. А. Макашина, Ю. Г. Оксмана. — М.: Государственное издательство художественной литературы, 1960 г.
- ↑ Петров-Водкин К.С., «Хлыновск. Пространство Эвклида. Самаркандия». — М: «Искусство», 1970 г.
- ↑ Гладков Ф.В., «Повесть о детстве». — М.: Художественная литература, 1980 г.
- ↑ Роберт Штильмарк. «Наследник из Калькутты». — М.: Государственное издательство детской литературы МП РСФСР, 1958 г.
- ↑ А.И.Пантелеев. Наша Маша: Книга для родителей. Собр. соч. в 4 т. Том 4. — Л.: «Детская литература», 1984 г.
- ↑ Юлия Друнина. Избранные произведения в двух томах. Том 1. Проза (1966–1979). — М.: Художественная литература, 1981 г.
- ↑ Б.А.Слуцкий. „О других и о себе“. — М.: «Вагриус», 2005 г.
- ↑ Савва Дангулов, Художники. Литературные портреты. — М.: Советский писатель, 1987 г.
- ↑ Иосиф Бродский, «Мрамор». — Ann Arbor: «Ardis», 1984 г. Бродский И. Проза и эссе (основное собрание)
- ↑ Геннадий Алексеев, «Зелёные берега». — Л.: 1990 г.
- ↑ Марина Вишневецкая. «Увидеть дерево». — Москва, «Вагриус», 1999 г.
- ↑ Михаил Шишкин, «Венерин волос» — М.: «Знамя», №4 за 2005 г.
- ↑ Евгений Водолазкин. Лавр. — М.: Астрель, 2012 г.
- ↑ Рубина Д. И. Русская канарейка. Блудный сын. — М.: Эксмо, 2015 г.
- ↑ Юрий Тынянов. Пушкин и его современники. ― М.: Наука, 1969 г. — Французские отношения Кюхельбекера, 1939 год.
- ↑ В. Иванов. Собрание сочинений в 4 томах. — Брюссель: Foyer Oriental Chretien, 1971-1987 гг.
- ↑ В. Брюсов. Собрание сочинений в 7-ми т. — М.: ГИХЛ, 1973-1975 гг.
- ↑ Юргис Балтрушайтис. Лилия и серп. — М.: Художественная литература, 1989 г.
- ↑ Б. Пастернак, Стихотворения и поэмы в двух томах. Библиотека поэта. Большая серия. Ленинград: Советский писатель, 1990 г.
- ↑ Иосиф Бродский. Стихотворения и поэмы: в 2 томах. Новая библиотека поэта (большая серия). — СПб.: «Вита Нова», 2011 г.
- ↑ М. Вега. Ночной корабль. — М.: Водолей, 2009 г.
- ↑ Иосиф Бродский. Собрание сочинений: В 7 томах. — СПб.: Пушкинский фонд, 2001 г. Том 1
См. также
[править]
 Поделитесь цитатами в социальных сетях: |
.svg){kind=logo}
