Генуя

Материал из Викицитатника
Генуя, берег моря

Ге́нуя (итал. Genova, лат. Genua, Ianua) — город на севере Италии, административный центр области Лигурия и одноимённой провинции Генуя, шестой по величине город страны. Расположен на северо-западе Италии, на берегу Генуэзского залива Лигурийского моря. Город вытянулся по побережью узкой полосой более чем на 30 километров и ограничен с двух сторон морем и Апеннинскими горами.

Генуя является крупнейшим морским портом Италии. В древности — поселение лигуров, завоёванное римлянами в III веке до нашей эры. С XI века Генуя вела активную торговлю в Средиземном море; благодаря участию в крестовых походах превратилась в могущественную Генуэзскую республику с многочисленными заморскими колониями. После поражения в войне с Венецией и смещения главных торговых путей в Атлантический океан в XIV—XVI веках пришла в упадок, окончательно потеряв независимость в 1797 году. Здесь родился Христофор Колумб.

Генуя в афоризмах и коротких цитатах[править]

  •  

С одной руки ― громадной стройной
Подъемлясь, Генуя спокойно
Глядит на зеркальный раздол...[1]

  Владимир Бенедиктов, «Италия», 1839
  •  

Что такое Генуя? Что вы могли там слышать? Мнение одной части эмиграции. <...> Генуя очень важный центр, но это одна точка <...>. Друзья наши в Генуе разобщены со всем полуостровом, они не могут судить об его потребностях, об общественном настроении.[2]

  Александр Герцен, «Былое и думы» (часть шестая), 1864
  •  

Я приехал в Геную с американцами, только что переплывшими океан. Генуя их поразила. Все читанное ими в книгах о старом свете они увидели очью и не могли насмотреться на средневековые улицы ― гористые, узкие, черные...[3]

  Александр Герцен, «Былое и думы» (часть восьмая, отрывки), март 1867
  •  

В переулках к морю народ кипит, но те, которые стоят, ― не генуэзцы, это матросы всех морей и океанов, шкиперы, капитаны.[3]

  Александр Герцен, «Былое и думы» (часть восьмая, отрывки), март 1867
  •  

Генуя в своем роде чудное место. Были ли Вы в S-ta Maria di Carignano, c колокольни которой открывается дивный вид на всю Геную? Очень живописно.[4]

  Пётр Чайковский, из письма Н.Ф. фон-Мекк, 1877
  •  

Вот как проходит Иванова ночь в Италии, близ Генуи: накануне дети и девушки собирают дрова и, сложивши их у церкви, зажигают костры, пекут лук и едят его...

  Александр Амфитеатров, «Иван Купало», 1904
  •  

Генуя знаменита своим <кладбищем> Campo Santo; Campo Santo знаменито мраморными памятниками; памятники знамениты своей скульптурой, а так как скульптура эта — невероятная пошлятина, то о Генуе и говорить не стоит.

  Аркадий Аверченко, «Генуя» (из сборника «Экспедиция в Западную Европу сатириконцев: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова»), 1912
  •  

Удивительный <венетский> быт Дубровника (Рагузы), с его пылкими страстями, с его расцветом, Медо-Пуцичами, остался незнаком ей. И, таким образом, славянская Генуя или Венеция осталась в стороне от ее русла.[5]

  Велимир Хлебников, «О расширении пределов русской словесности», 1913
  •  

Всегда я, Генуя, к тебе был равнодушен.
Есть и в Италии сухие города…[6]

  Сергей Шервинский, «Генуя» (из цикла «Города Италии»), 1924
  •  

...вся Генуя повернулась к борту парохода, как бы желая показаться отъезжающим в последний раз. Белые дома сбегали с гор и теснились у прибрежной полосы, как стадо овец у водопоя. А над ними высились желто-коричневые вершины с зелеными пятнами садов и пиний.[7]

  Александр Беляев, «Остров погибших кораблей», 1926
  •  

Как Греция и Генуя прошли,
Так минет всё ― Европа и Россия.[8]

  Максимилиан Волошин, «Дом поэта», 25 декабря 1926
  •  

Вот Генуя средневековью
Указывает на порог…[9]

  Марк Тарловский, «У ворот Крыма», 1 июля 1929
  •  

Геную я узна́ю хорошо потом: никаких там пляжей песочных нет, и рыбачьей поэзии не сыскать ― со знаменитым кладбищем город, с большой торговой гаванью и с крепостью, охраняющей с моря и с запада входы в Италию. Чтоб добраться в Генуе до берега, легче поломать себе ногу...[10]

  Кузьма Петров-Водкин, «Моя повесть» (Часть 2. Пространство Эвклида), 1932
  •  

Генуя захвачена была французами еще при первом завоевании Северной Италии генералом Бонапартом. Взять Геную можно было не с моря и не флотом, а с суши силами пехоты. На суше же австрийцы не имели русской помощи, и поэтому ничего у них не выходило. Шел месяц за месяцем, а Генуя держалась.[11]

  Евгений Тарле, «Адмирал Ушаков на Средиземном море (1798-1800)», 1948
  •  

Милая Генуя
нянчила мальчика,
думала ― гения,
вышло ― шарманщика![12]

  Белла Ахмадулина, «Моя родословная», 1963
  •  

В зимней Генуе выпал такой снег, что все кривые, вымощенные булыжником улочки стали сразу напоминать рождественскую сказку.[13]

  Сати Спивакова, «Не всё», 2002
  •  

Генуэзцы всё-таки добрались до родины ― до Генуи. Но отцы и дети моряков встретили зачумлённые галеры ливнем горящих стрел и камнями, летящими из катапульт, что были установлены на причалах.[14]

  Алексей Иванов, «Комьюнити», 2012
  •  

В общем, запомните мой совет, – если когда-нибудь будете в Генуе..., вы очень многое потеряете, если в какой-то момент не окажетесь на кладбище...[15]:295

  Альфонс Алле, Юрий Ханон, «Чёрные Аллеи», 2012

Генуя в публицистике и документальной прозе[править]

  •  

Вокруг маленькой Нижней Савойи воинственное горное племя сплотилось по всей провинции в государство, а затем спустилось на итальянскую равнину и с помощью военных и политических мер последовательно присоединило к себе Пьемонт, Монферрато, Ниццу, Ломеллину, Сардинию и Геную. Династия основала свою резиденцию в Турине и стала итальянской, но Савойя осталась колыбелью государства, и савойский крест по настоящий день остается гербом Северной Италии, от Ниццы до Римини и от Сондрио до Сиены. <...>
Отделённая от Пьемонта главной цепью Альп, Савойя почти всё ей необходимое получает с севера — из Женевы и частью из Лиона, так же, как, с другой стороны, кантон Тессин, лежащий к югу от альпийских проходов, снабжается из Венеции и Генуи. Если это обстоятельство — мотив для отделения от Пьемонта, то во всяком случае не мотив для присоединения к Франции, так как коммерческая метрополия Савойи — Женева. Это определяется не только географическим положением, но также мудростью французского таможенного законодательства и придирчивостью французской таможни.

  Фридрих Энгельс, «Савойя, Ницца и Рейн», 1860
  •  

Вот как проходит Иванова ночь в Италии, близ Генуи: накануне дети и девушки собирают дрова и, сложивши их у церкви, зажигают костры, пекут лук и едят его, для предохранения себя на целый год от лихорадки, поют и пляшут. А на рассвете в самый Иванов день, раздевшись, катаются по росе, для излечения некоторых болезней, и потом идут собирать целебные цветы, травы и какой-то цветок, с которым можно делать чудеса. То же самое, за исключением печёного лука, и в Дании, и в Бельгии, и в Англии.

  Александр Амфитеатров, «Иван Купало», 1904
  •  

Русской словесности вообще присуще название «богатая, русская». Однако более пристальное изучение открывает богатство дарований и некоторую узость ее очертаний и пределов. Поэтому могут быть перечислены области, которых она мало или совсем не касалась. Так, она мало затронула Польшу. Кажется, ни разу не шагнула за границы Австрии. Удивительный <венетский> быт Дубровника (Рагузы), с его пылкими страстями, с его расцветом, Медо-Пуцичами, остался незнаком ей. И, таким образом, славянская Генуя или Венеция осталась в стороне от ее русла.[5]

  Велимир Хлебников, «О расширении пределов русской словесности», 1913
  •  

Генуя захвачена была французами еще при первом завоевании Северной Италии генералом Бонапартом. Взять Геную можно было не с моря и не флотом, а с суши силами пехоты. На суше же австрийцы не имели русской помощи, и поэтому ничего у них не выходило. Шел месяц за месяцем, а Генуя держалась. Руководил осадой (к моменту прибытия Пустошкина) австрийский генерал Кленау-один из множества австрийских военачальников, которых, по известному выражению Суворова, относившемуся к австрийцам, отличала «привычка битыми быть». Генерал Кленау тоже никак не мог избавиться от этой вредной привычки. Прибыв под Геную со своей эскадрой, вице-адмирал Пустошкин «был обнадежен, что Генуя в скорости взята будет». На самом же деле Генуя была занята только 24 мая (4 июня) 1800 г., когда у генерала Массена, оборонявшего город, истощились все припасы, причем уже через полторы неделя после этого Бонапарт разгромил австрийцев при Маренго и Генуя тотчас же была возвращена французам. До всех этих событий было еще очень далеко летом и осенью 1799 г., когда генерал Кленау убеждал Пустошкина в близости австрийской победы.[11]

  Евгений Тарле, «Адмирал Ушаков на Средиземном море (1798-1800)», 1948
  •  

Генуэзцы всё-таки добрались до родины ― до Генуи. Но отцы и дети моряков встретили зачумлённые галеры ливнем горящих стрел и камнями, летящими из катапульт, что были установлены на причалах. Горожане отгоняли чумной флот обратно в море. Генуя отсрочила чуму на два месяца, но потом зачумлённые моряки всё же найдут, где им сойти с галер, и проберутся в город по просёлочным дорогам. Преданный и проклятый чумной флот не мог плавать вечно, а люди надеялись на чудо и не хотели издохнуть на плаву. Зачумлённые корабли крались вдоль побережий, ища пристанища, и разносили чуму по цветущему Средиземноморью. От больших и малых гаваней, из гостеприимных бухт Чёрная Смерть двинулась вглубь континента.[14]

  Алексей Иванов, «Комьюнити», 2012
  •  

В тот же час принц был арестован и препровождён на гауптвахту (кажется, та́к это называется у французов?..) Впрочем, первое злоключение продолжалось недолго. После двух недель заключения в Туринской цитадели отступающие французские войска вывезли принца под спец. конвоем на генуэзскую территорию (чтобы особый заключённый не достался австриякам), а оттуда — от греха подальше, спешно этапировали куда-то на знойный север, вглубь Франции. Там, в дижонской тюрьме Карл-Эммануил провёл немало приятных минут, — до конца года.[16]

  Юрий Ханон, «Внук Короля», 2016

Генуя в мемуарах, письмах и дневниковой прозе[править]

  •  

― Однако, ― заметил я, ― нет полутора месяца, как я оставил Геную, и в Италии был два года без выезда, и могу сам подтвердить многое из того, что говорил ему от имени друзей.
― Оттого-то вы это и говорите, что вы были в Генуе. Что такое Генуя? Что вы могли там слышать? Мнение одной части эмиграции. Я знаю, что она так думает, я и то знаю, что она ошибается. Генуя очень важный центр, но это одна точка, а я знаю всю Италию; я знаю потребность каждого местечка от Абруцц до Форальберга. Друзья наши в Генуе разобщены со всем полуостровом, они не могут судить об его потребностях, об общественном настроении.[2]

  Александр Герцен, «Былое и думы» (часть шестая), 1864
  •  

Я приехал в Геную с американцами, только что переплывшими океан. Генуя их поразила. Все читанное ими в книгах о старом свете они увидели очью и не могли насмотреться на средневековые улицы ― гористые, узкие, черные, на необычайной вышины домы, на полуразрушенные переходы, укрепления и проч. Мы взошли в сени какого-то дворца. «Как эти люди жили, ― повторял он, ― как они жили! Что за размеры, что за изящество! Нет, ничего подобного вы не найдете у нас». И он готов был покраснеть за свою Америку. Мы заглянули внутрь огромной залы. Былые хозяева их в портретах, картины, картины, стены, сдавшие цвет, старая мебель, старые гербы, нежилой воздух, пустота и старик кустод в черной вязаной скуфье, в черном потертом сертуке, с связкой ключей… все так и говорило, что это уж не дом, а редкость, саркофаг, пышный след прошедшей жизни.
― Да, ― сказал я, выходя, американцам, ― вы совершенно правы, люди эти хорошо жили. <...>
...взгляните на его работничье населенье, на их резкий, как альпийский воздух, вид ― и вы увидите, что это кряж людей бодрее флорентийцев, венециан, а может, и постолчее генуэзцев. Последних, впрочем, я не знаю. К ним присмотреться очень трудно, они все мелькают перед глазами, бегут, суетятся, снуют, торопятся. В переулках к морю народ кипит, но те, которые стоят, ― не генуэзцы, это матросы всех морей и океанов, шкиперы, капитаны. ― Звонок там, звонок тут ― Partenza! ― Partenza! ― и часть муравейника засуетилась ― одни нагружают, другие разгружают.[3]

  Александр Герцен, «Былое и думы» (часть восьмая, отрывки), март 1867
  •  

Я и забыл Вам сказать, что провел в Генуе сутки и в очень хорошем расположении духа. Только вчера начал хандрить. Генуя в своем роде чудное место. Были ли Вы в S-ta Maria di Carignano, c колокольни которой открывается дивный вид на всю Геную? Очень живописно.[4]

  Пётр Чайковский, из письма Н.Ф. фон-Мекк, 1877
  •  

Помню, в одну золотую осень, в Генуе несколько довольно-таки безотрадных часов я бродил по белым колоннадам местной усыпальницы, среди покойников первого класса. Положительно, нет в мире музея буржуазнее и кичливей этой усыпальницы.
Мрамор увековечил там не только носы и бородавки героизированных купцов, но даже покрой платья и кружевца у шеи их буржуазок, уступая местами лишь грубой слащавости эмблемы в виде каких-нибудь крылышек у рахитического ребенка. Во всяком случае, искусство — если и в этих пародиях надо видеть искусство – служит на итальянском кладбище самым низменным целям, потому что чек на лионский кредит обеспечивает там бессмертие не мысли художника, а рединготу заказчика.[17]

  Иннокентий Анненский, «Вторая книга отражений», 1909
  •  

Как я уже писал, Средиземное море было целью и мечтой Володи: добраться до его лазури и окунуться в него, в великое море европейских культур. Растянуться на песке его берега, обдумать пройденный путь и безразлично вернуться восвояси. Туда был условлен наш последний пост-рестант для денежной помощи при возвращении домой… Где-нибудь, у итальянских рыбаков, в береговом гроте приютиться, попитаться скумбрией (другой рыбы мы не придумали) и кьянти (это мое предположение), и козьим молоком (Володино). Геную я узна́ю хорошо потом: никаких там пляжей песочных нет, и рыбачьей поэзии не сыскать ― со знаменитым кладбищем город, с большой торговой гаванью и с крепостью, охраняющей с моря и с запада входы в Италию. Чтоб добраться в Генуе до берега, легче поломать себе ногу, или надо сесть в трамвай и поехать в Нерви, на этот игрушечный променад-пляж, в двадцати минутах от города меняющий зиму на лето… Взял я напрокат велосипед и проводил Володю за город, где мы с ним распрощались.[10]

  Кузьма Петров-Водкин, «Моя повесть» (Часть 2. Пространство Эвклида), 1932
  •  

Совсем недавно я встретилась в Генуе с человеком лет шестидесяти, совершенно неизвестным широкому рынку, но прекрасно известным узкому кругу посвящённых. Его имя ― Андреа Одиччини. Он одевал ещё Марлен Дитрих и знаменитых итальянских актрис. Он кутюрье, «поток» его никогда не интересовал. Давным-давно у него был магазин на Fabourg St. Honore в Париже, который он закрыл. В основном он шьёт на заказ. В Генуе, рядом с отелем, где мы жили, когда Володя дирижировал премьерой оперы «Пуритане», у Одиччини огромное палаццо. Нас познакомили на премьере, и на следующий день я пошла на встречу с Одиччини. В зимней Генуе выпал такой снег, что все кривые, вымощенные булыжником улочки стали сразу напоминать рождественскую сказку.[13]

  Сати Спивакова, «Не всё», 2002

Генуя в беллетристике и художественной прозе[править]

  •  

Хозяин с главным дворецким обошёл накрытый стол, осматривая, всё ли в порядке. В залу вошли герцогиня и гости, приглашённые к ужину, среди которых был Леонардо, оставшийся ночевать на вилле. Прочли молитву и сели за стол. Подали свежие артишоки, присланные в плетёнках ускоренной почтой прямо из Генуи, жирных угрей и карпов мантуанских садков, подарок Изабеллы д'Эсте, и студень из каплуньих грудинок. Ели тремя пальцами и ножами, без вилок, считавшихся непозволительной роскошью; золотые, с черенками из горного хрусталя, подавались они только дамам для ягод и варенья.

  Дмитрий Мережковский, «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи», 1901
  •  

Синяя струйка дыма потянулась вверх к пальмовым листьям. Пароход отходил, осторожно выбираясь из гавани. Казалось, будто пароход стоит на месте, а передвигаются окружающие декорации при помощи вращающейся сцены. Вот вся Генуя повернулась к борту парохода, как бы желая показаться отъезжающим в последний раз. Белые дома сбегали с гор и теснились у прибрежной полосы, как стадо овец у водопоя. А над ними высились желто-коричневые вершины с зелеными пятнами садов и пиний. Но вот кто-то повернул декорацию. Открылся угол залива ― голубая зеркальная поверхность с кристальной прозрачностью воды. Белые яхты, казалось, были погружены в кусок голубого неба, упавший на землю, ― так ясно были видны все линии судна сквозь прозрачную воду.[7]

  Александр Беляев, «Остров погибших кораблей», 1926
  •  

21 февраля барон Парилли выехал в Цюрих. Там он связался со своим знакомым Максом Гюсманом. Он помог установить контакт с майором Вайбелем, кадровым офицером швейцарской разведки. Вайбель мотивировал свое согласие помочь в установлении контактов между СС и американцами исходя из эгоистических интересов подданного Швейцарии: дело заключается в том, что Генуя ― это порт, используемый главным образом швейцарскими фирмами. Попади Италия под коммунистическое иго ― пострадают и швейцарские фирмы.[18]

  Юлиан Семёнов, «Семнадцать мгновений весны», 1968

Генуя в поэзии[править]

Генуя, 1493 год (Нюрнбергская хроника)
  •  

Есть дивный край: художник внемлет
Его призыв и рвется в путь.
Там небо с жадностью объемлет
Земли изнеженную грудь.
Могущества и страсти полны,
Нося по безднам корабли,
Кругом, дробясь, лобзают волны
Брега роскошной сей земли,
К ней мчатся в бешенных порывах;
Она ж, в венце хлопот стыдливых,
Их ласки тихо приняла
И морю место в двух заливах
У жарких плеч своих дала.
С одной руки ― громадной стройной
Подъемлясь, Генуя спокойно
Глядит на зеркальный раздол;
С другой ― в водах своих играя,
Лежит Венеция златая
И машет вёслами гондол.[1]

  Владимир Бенедиктов, «Италия», 1839
  •  

В Генуе, в палаццо дожей
Есть старинные картины,
На которых странно схожи
С лебедями бригантины.
Возле них, сойдясь гурьбою,
Моряки и арматоры
Всё ведут между собою
Вековые разговоры...[19]

  Николай Гумилёв, «Генуя» (мз сборника «Колчан»), 1912
  •  

Красный Марс восходит над агавой,
Но прекрасней светят нам они —
Генуи, в былые дни лукавой,
Мирные, торговые огни.[20]

  Владислав Ходасевич, «Вечер», 1913
  •  

А подойдешь к нему под Тулой
забыть ладонь на поршне жарком:
осунувшийся и сутулый
в тумане роется огарком.
Но ― опылен морскою пеною,
сожрав просторы сна и лени,
внезапно засвистит он; «Генуя!» ―
и в море влезет по колени.[21]

  Николай Асеев, «Сорвавшийся с цепей», 18 июля 1915
  •  

Всегда я, Генуя, к тебе был равнодушен.
Есть и в Италии сухие города,
С сердцами жесткими: Милан шумлив и скучен,
Нескладна Падуя, и Генуя всегда
Мне казалась чужой, ― но сколько раз тоскливо
Я несся к парусам всемирного залива…
От юности влечешь, приморская земля,
Земля, грустящая о дальних горизонтах,
И кипучая жизнь на стальных мастодонтах,
И зеленая дрожь под килем корабля…
В морском порту ты брат и чуждому народу,
И вселенная вся для сердца хороша,
И в одиночестве великую свободу
У моря чуешь ты, скитальная душа.
Невольно твой язык готов для всех наречий,
И в руке твоей мешок готов для всех путей…[6]

  Сергей Шервинский, «Генуя» (из цикла «Города Италии»), 1924
  •  

Пойми простой урок моей земли:
Как Греция и Генуя прошли,
Так минет всё ― Европа и Россия.
Гражданских смут горючая стихия
Развеется…[8]

  Максимилиан Волошин, «Дом поэта», 25 декабря 1926
  •  

Вот петли, мазанные кровью,
Прощальный отверзают срок,
Вот Генуя средневековью
Указывает на порог…[9]

  Марк Тарловский, «У ворот Крыма», 1 июля 1929
  •  

Горсточка мусора
тяжесть кармана.
Здравствуйте, музыка
и обезьяна!
Милая Генуя
нянчила мальчика,
думала – гения,
вышло ― шарманщика![12]

  Белла Ахмадулина, «Моя родословная», 1963

Источники[править]

  1. 1 2 В. Г. Бенедиктов. Стихотворения. — Л.: Советский писатель, 1939 г. (Библиотека поэта. Большая серия)
  2. 1 2 А.И. Герцен, «Былое и думы» (часть шестая). Вольная русская типография и журнал «Колокол» (1866)
  3. 1 2 3 А. И. Герцен, «Былое и думы» (часть восьмая, отрывки). Вольная русская типография и журнал «Колокол», 1868 г.
  4. 1 2 П.И.Чайковский.. Полное собрание сочинений. В 17 томах. Том 6-7. Переписка с Н.Ф. фон-Мекк. — М.: Музгиз, 1961 г.
  5. 1 2 В. Хлебников. Творения. — М.: Советский писатель, 1986 г.
  6. 1 2 С. Шервинский. Стихотворения. Воспоминания. М.: Водолей, 1999 г.
  7. 1 2 А. Беляев. Избранные романы. — М.: Правда, 1987 г.
  8. 1 2 М. Волошин. Собрание сочинений. том 1-2. — М.: Эллис Лак, 2003-2004 гг.
  9. 1 2 М. А. Тарловский. «Молчаливый полет». — М.: Водолей, 2009 г.
  10. 1 2 Петров-Водкин К.С., «Хлыновск. Пространство Эвклида. Самаркандия». — М: «Искусство», 1970 г.
  11. 1 2 Избранные сочинения академика Е. В. Тарле в 4 т. Том 1. ― М.: Феникс, 1994 г.
  12. 1 2 Б. А. Ахмадулина. «Струна» (сборник стихотворений). — М., Советский писатель, 1962 г.
  13. 1 2 Сати Спивакова. Не всё. — М.: «Вагриус», 2002 г.
  14. 1 2 Иванов А. В. Комьюнити. — М.: Азбука, 2012 г.
  15. Юрий Ханон «Чёрные Аллеи». — СПб.: Центр Средней Музыки, 2012. — 648 с.
  16. Юрий Ханон. «Внук Короля» (сказка в прозе). — СПб.: «Центр Средней Музыки», 2016 г. — С.101 — Король мимо трона.
  17. Серия «Литературные памятники». И. Ф. Анненский. Книги отражений. — Москва, «Наука», 1979 г.
  18. Юлиан Семёнов. «Семнадцать мгновений весны». — Москва, «Вагриус», 2001 г.
  19. Н. Гумилёв. Собрание сочинений в четырёх томах / Под редакцией проф. Г. П. Струве и Б. А. Филиппова. — Вашингтон: Изд. книжного магазина Victor Kamkin, Inc., 1962 г.
  20. В. Ходасевич. Стихотворения. Библиотека поэта (большая серия). — Л.: Советский писатель, 1989 г.
  21. Н. Н. Асеев. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание. Л.: Советский писатель, 1967 г.

См. также[править]