Караби́н — облегчённая винтовка с укороченным стволом, реже карабином могут называть пистолет или револьвер с удлинённым стволом, наподобие израильского пистолета-пулемёта Uzi или револьверного карабина системы Нагана или Кольта. Некоторые производители также называли карабинами некоторые модели гладкоствольных ружей.
Слово «карабин» — производное от арабского «караб» (оружие), или от турецкого «карабули» (стрелок), или же от французского «carabiner». Производя слово «карабин» от французского «carabiner», изобретателем карабина считают оружейного мастера Гаспара Цольнера в 1498 г., так как в этом году нарезные стволы были впервые употреблены при стрельбе в Лейпциге.
...в опере на меня подчас накатывает сильнейшее искушение выйти из зала, раздобыть у кого-нибудь из охранников карабин с запасом патронов и затем избавить мир от бездарного дирижёра или от чванного и небрежного артиста...[1]:54-55
— Бернард Шоу, «Каким должен быть музыкальный критик», 3 сентября 1890 г.
И вот сестра священника, чтобы смыть позор, убила свана. Теперь попадья и подстерегает ее, чтобы отомстить за возлюбленного. Сделали мы у попадьи обыск. Нашли карабин. Попадья не защищалась, не просила оставить ей карабин, как всегда делают в подобных случаях. Погладила и поцеловала карабин, как мать ребенка, и, бережно передавая мне, сказала: «Я знаю, мой карабин, что мне не удержать тебя, но клянусь тобой, что я все-таки отомщу».[2]
— Зинаида Рихтер, «В солнечной Абхазии и Хевсуретии», 1924
― Он сполз в землянку, покопался в разворошенной соломе и вынес карабин. Карабин был грязен, как и Васька, залеплен глиной, ствол его изрядно заржавел… Васька поковырял ногтем приставшую глину, потом, не глядя на Романа, тихо сказал:
― Купи… хороший карабин… за косушку отдам… Роман взял карабин, даже покраснел. Полез в карман и все, что было ― четыре тысячи керенками разными, ― отдал Ваське.[3]
Солт любил механизмы и частенько заходил в технологический музей ― там имелись и образцы оружия. Поговаривали, что существуют города, где оно до сих пор в ходу, но Солт не особенно верил, карабин был для него такой же машиной, как, скажем, трактор, ― забавной, шестеренчатой и допотопной. Он осторожно вынул карабин из повторяющего его очертания гнезда, обитого мягкой синей тканью. Карабин оказался удобным и приятно тяжелым. Вот это да, обалдело подумал Солт, неужто в состязаниях раньше разрешалось использовать оружие? Директор говорил, это совершенно исключено, с собой даже ножика взять не разрешили… Солт, как в историческом фильме, прицелился. В кучу листьев на полу. Затем, будто заметив нечто, нападающее сверху, стремительно вскинул карабин, ловя торчащий из стены ржавый гвоздь в кольца дульной фокусировки. Что-то очень властное было в этой точно и продуманно исполненной машине, что-то раскрепощающее, диктующее темп. Ну и дела, подумал Солт. Валяется столько лет… Неужто и вправду друг в дружку палили, доказывая свое моральное превосходство? Вот бред! Какое ж это превосходство, если просто взять да шарахнуть из кустов в ничего не подозревающего человека?
― Я тебе немецкий автомат дам, ― торопливо прошептал он, ― потому что вот эти русские карабинчики спокойно не могу видеть.
― Нет, ― сказал я, стараясь не раздражать его.
― Дай посмотреть, ― сказал он и протянул руку. Я вздохнул и снял карабин.
― Зачем тебе карабин, если у тебя автомат есть? ― сказал я, стараясь возвысить его автомат за счет своего карабина. Он щелкнул затвором и заглянул в ствол.
― Автомат для охоты не такой удобный, далеко не берет, ― сказал он и поднял голову. ― А патроны есть?
― Патроны далеко, в рюкзаке, ― сказал я твердо. Видно, он это почувствовал и, прицелившись куда-то, щелкнул курком.
― Вот эти русские карабинчики люблю, ― сказал он, неохотно возвращая мне карабин. Я взял карабин и повесил его за плечо. Я почувствовал облегчение, оттого что все так хорошо кончилось.[4]
Он шел ровно, как автомат, забыв, что он человек. Он больше не был человеком. Он был слугою ножа. Карабин бы… Не было карабина, только очехленный штык болтался на боку, мрачный и восхитительный талисман детства, найденный в обвалившейся, заросшей траншее под Ямполицей, побывавший на звездах…
То было в рубище мужских сердец биенье,
И пальцы грязные тогда
Держали карабин тяжелый и граненый,
А руганью набитый рот
Сквозь зубы черные кричал, жуя патроны:
«Умрем, сограждане! Вперед!»[7]
Ну-ка выбеги Маруся
на Балканы. на морозе огороды золотеют
пролетают карабины
в усечённые пещеры
и туманятся вечеры
первобытные олени
отдыхают на полене...[8]
.svg){kind=logo}
