Михаил Алексеевич Бестужев-Рюмин

Материал из Викицитатника
Михаил Бестужев-Рюмин
Статья в Википедии

Михаил Алексеевич Бесту́жев-Рю́мин (около 1800 — 6 (18) марта 1832) — русский журналист, критик и сатирик. Все его произведения при жизни выходили под псевдонимами (чаще Аристарх Заветный), криптонимами или анонимно (по традиции критики).

Цитаты[править]

  •  

И как все нынче расписались,
Разнежились и размечтались!
У всех заветная печаль
Иль очарованная радость,
Туманная в пустыне даль,
Приюты скал и жизни сладость.
(И улетающая младость. Примечание наборщика.)
А денежки берут меж тем!..
Отрывков столько из поэм,
Из исторических трагедий,
Из водевилей и комедий!
Они грозят, что может быть,
Коль в сём столетьи издадутся,
Их будет надобно купить,
Хотя и разу не прочтутся.
А вот поэма-то ещё,
Как бишь название её…
Вот что-то не люди, не звери…
Забыла как… а! «Див и Пери».
Страничек очень мало в ней,
Но также стоит 5 рублей[К 1][2].

  — «Мавра Власьевна Томская и Фрол Савич», апрель 1828
  •  

По словам Онегина,
Кругла, красна лицом она,
Как эта глупая луна
На этом глупом небосклоне.[К 2]
Что бы сказали критики, если б два последние стиха встретили они в сочинении поэта, менее известного, нежели А. Пушкин?.. А у сего последнего и эти стихи идут за образцовые, и нам случалось слышать, что их твердят также с энтузиазмом и даже находят в них блестящую черту великого гения!! Не ясно ли, что у нас большая половина ценителей дарования походит на попугаев, которые сами не знают, что лепечут? <…>
Мы уже ничего не говорим о глупой луне: ей и действительно не мудрено поглупеть от разных нелепостей, обращаемых к ней нашими стихотворцами. Но глупый небосклон!!! Едва смеешь верить глазам своим, что видишь это в печатной книге, и притом в сочинении хорошего писателя!.. Стараясь сколь можно более оправдывать в своих мыслях Пушкина, мы должны полагать, что под словом «небосклон» он, вероятно, разумеет что-нибудь другое, а не то, что мы все понимаем под сим выражением[К 3].[3][2]

  — «Мысли и замечания литературного наблюдателя» .[К 4]
  •  

Есть злые люди, которые, не уважая отечественных дарований, распускают слухи, будто бы литературная слава знаменитого поэта нашего барона Дельвига непосредственно зависит от приязни его с А. Пушкиным и Баратынским и будто бы пиитические произведения его не дурны более потому, что одна половина их (исключая, впрочем, гекзаметров, в коих многие стихи по особенному роду своему основаны на новых правилах, вводимых собственно бароном Дельвигом) принадлежит Пушкину, а другая Баратынскому.[2] <…>
Предчувствуем, что породим на себя дюжину эпиграмм, искренно желая хоть одной из них быть хорошею.[3][1]:с.422

  — там же
  •  

… как полено, как утешительно для собственного самолюбия <…> заниматься отечественною словесностью. <…> литература есть самое лёгкое средство к снисканию себе известности в целом свете. <…>
К собранию сочинений и переводов своих Вам непременно должно будет приложить свой портрет <…>. Если многие из наших писателей, вовсе ещё не заслужившие той чести, чтобы лики их сохранились для потомства, выгравировывают свои портреты, — то не приятнее ли будет каждому иметь у себя портрет прелестной женщины или девицы, нежели какого-нибудь рифмотвора, которого подлинная особа хотя и одарена не весьма благообразною наружностью, но которому польстил живописец, а лесть живописца увеличил гравёр.[4][5]против Пушкина[5]

  — «Послание ко всем благообразованным россиянкам»

Статьи и рецензии «Северного Меркурия»[править]

  •  

В нынешней статье, как и в прежних, г. Сомов решительно доказал, что он в совершенстве обладает неподражаемым качеством: в огромной статье (114 стран[иц]) не сказать ничего! В ней, как и в тех, говоря собственными его выражениями, он жуёт тупыми зубами произведения наших писателей и изумляет отличительными признаками своего безвкусия. В ней, как и в тех, он пишет по диктовке оскорблённого авторского самолюбия; хочет блеснуть сведениями, которых не имеет; хочет выказать, вылить так сказать, всё остроумие — но, весьма скудное в своём ораторе, оно обращается в плоские фразы, начинённые бессвязными речениями и отрицательными качествами здравой логики.[6]

  — «Северные Цветы на 1830 год», № 3 (6 января), с. 11
  •  

Многие невольно могут подумать, что начало и конец этой статьи переделаны автором в прозу из элегии какого-нибудь слезливого романтика, уволенной Ф. В. от помещения в «Сыне Отечества». Излишняя плаксивость приторна в стихах, а ещё более в прозе. Зачем бы, кажется, <…> при заключении статьи своей упоминать, что раны сердца его растворились?.. Наставленные в сих местах точки слились с пера почтенного автора как бы взамен слезинок его.[7]

  — «Воспоминания о незабвенном Александре Сергеевиче Грибоедове», 1830, № 62 (23 мая), с. 245-7
  •  

Неужели по Наталье Павловне, изображённой в «Графе Нулине», можно иметь общее понятие о русских дамах?.. Неужели можно определительно заключить о нравственности петербургских дам по совету, которого испрашивает у них певец Нулина, чтобы вывесть из затруднительного положения свою героиню?.. — Мне кажется, нельзя и неблагоразумно.[1]:с.522

  — «Смотр журналам», 1830, № 92 (1 августа), с. 55
  •  

Уже несколько лет неутомимая молва о трагедии г. Пушкина «Борис Годунов» переносила из уст в уста блистательные ей хвалы. Некоторые писатели, для коих издаётся некоторая газета[К 5], решительно утверждали, что подобного творения не было ещё от сотворения мира или, по крайней мере, от всемирного потопа; и что прапрапрапрапраправнуки наши, прочитав оное, всплеснут руками от удивления <…>.
Но вот что чудно: несколько лет все твердили о неисчислимых достоинствах такого сочинения, которого решительно никто не видал (в этом случае под словом никто мы разумеем и самого автора), не только читал. Злые же люди утверждают наверное, что до весны 1830 года не было налицо более трёх небольших отрывков сего произведения; в полноте же будто бы оно существовало только в воображении автора; и что сей последний, приняв во внимание, что предполагаемое им произведение уже расхваливается несколько лет, наконец решился положить оное на бумагу: присел и написал! <…>
Некто в большом обществе, прочитав новое произведение, покачал головою, всплеснул руками и пропел следующий куплетец:
И Пушкин стал нам скучен,
И Пушкин надоел,
И стих его незвучен,
И гений охладел.
Бориса Годунова
Он выпустил в народ:
Убогая обнова,
Увы! на Новый год!..[8]

  — «Уже несколько лет…», 1831, т. 3, № 1 (2 января)

Вероятное авторство[править]

  •  

Если говорить правду, то 7-я глава Онегина, в отношении к дарованию Пушкина и к некоторым другим главам сего романа, не должна обижаться сравнением с «Вельским»[9], который, вероятно, есть первый опыт своего автора. <…>
Автор «Вельского» предполагал написать пародию на «Онегина»; но, приступив к делу, сбился с своего плана и не достиг цели. Другой важный грех состоит в том, что в его «Вельском» встречаются иногда грубые ошибки против языка. Если б автор имел случай посоветоваться с каким-нибудь хорошим литератором, который принял бы на себя труд исправить недостатки в его стихах, то «Вельский» действительно был бы не дурён. <…> в сочинителе «Вельского» находим иногда приятную остроту ума, иногда мысли, и замечаем в нём довольно хорошую способность к авторскому ремеслу. Его стихи часто показывают ту непринуждённую лёгкость, с какою они писаны.[2][1]:с.476

  — Евгений Лизин, «„Евгений Вельский“, роман в стихах. Три главы», 1830, № 58, с. 229-231
  •  

… г. Катенин пишет для того, чтобы только читали, а не понимали.[8]

  — 1830, № 93 (4 августа)
  •  

… уверены, что немногие из читателей «Сев. цветов» будут иметь терпение прочесть <Обозрение>: оно столь же длинно (составляет большую треть прозы альманаха), столь же бестолково и столь же беспристрастно, как и прежние обозрения г. Сомова. В сём случае под словом беспристрастно мы разумеем свойство критика то, чтоб хвалить недоказательно друзей своих и осуждать недоказательно противников. <…>
О цели «Разборов и размышлений» г. Катенина, уже целый год тянущихся и, по-видимому, имеющих продолжаться ещё на великие времена, г. Сомов мог бы <…> сказать, что цель сия есть — усыпление читателей «Лит. газеты».[8]

  — «Северные цветы на 1831 год», 1831, № 1 (2 января)

О Бестужеве-Рюмине[править]

  •  

В «Мыслях и замечаниях»[3] <…> всё не стоит упоминания, но неуместная смелость г-на Заветного против упомянутых литераторов едва ли не беспримерна и потому должна быть замечена.[10][1]:с.422

  •  

… ни издатель С. З., ни жалкий альманах его[3], ни шумливый его сотрудник (?) Аристарх Заветный, которому русская грамота не далась в руки, не приобрели ещё никакого права выказываться в свет с решительными приговорами кому бы то ни было;..[1]:с.422

  Орест Сомов, «Обозрение российской словесности за первую половину 1829 года», декабрь
  •  

… не умер ли Бестужев-Рюмин? говорят, холера уносит пьяниц.

  Александр Пушкин, письмо П. А. Плетнёву 3 августа 1831
  •  

Этот г. Бестужев был человек лет тридцати среднего роста, темноволосый, не столько плотный, сколько ширококостный, широкогрудый, сутуловатый и с огромною головой в виде пивного котла, да и лицо-то у него было цвета какого то медно-красного, с глазами серо-карими, из которых один препорядочно косил. Говорил он пришепётывая, словно имел кашу во рту, и с довольно заметным заиканьем. <…> Светскими манерами этот господин не отличался: речь его пересыпанная площадными пересыпанная извозчичьими выражениями, делалась неестественно, по-гостинодворски учтива, с прибавкой с почти к каждому слову, когда он хотел с кем-нибудь быть вежлив по-своему, голос же его отличался постоянною неприятною хрипотой, свойственною голосу людей <…> с перепоя. Одевался Бестужев безвкусно и имел вид <…> лакея в праздничном туалете, в котором изобиловала яркие цвета, как например, светло-синий фрак, красновато-розовый жилет и бронзового цвета шаровары с глубокими карманами. Вообще он не отличался ни изяществом, ни знанием светских приличий, причём, хотя и был журналист, из всех наук знал порядочно одну лишь русскую грамматику и писал совершенно правильно, но во всём другом отличался поразительным невежеством, которым Бог знает для чего даже любил хвастать: <…> почему без строгого наблюдения за его редакторством гг. Татищева и Глебова наделал бы в печати самых жалких ошибок, которые доставили бы торжество его врагам; а врагов у него было не початый конец. В числе их главный Воейков, лично ненавидевший бедного Бестужева и хлопотавший за кулисами сериозно о высылке его из столицы.[11]

  Владимир Бурнашев, «Моё знакомство с Воейковым в 1830 году и его пятничные литературные вечера»

О произведениях[править]

  •  

Мы бы советовали автору сей книги истребить всё, что он написал поныне, и оставить одну эту книжонку. Мавра Власьевна и Фрол Савич своею остроумною и забавною болтливостью выхлопочут ему укромное местечко на Парнасе, на который он смотрел до сих пор только издали.[12][1]:с.513

Комментарии[править]

  1. Тема «5- и 10-рублёвых» книжек, впервые отчётливо заявленная здесь, широко эксплуатировалась им и далее, и была охотно подхвачена критикой, хотя сначала обвинения в дороговизне предъявлялись не собственно Пушкину, по примеру которого поэты подняли цены на свои сочинения[1]:с.513.
  2. Эти слова в гл. третьей (V) отражают его сплин и прочее.
  3. Это замечание, по сути, являлось прямым цензурным доносом[1]:с.422.
  4. В конце 1828 г. распространились слухи, что в готовящемся Бестужевым-Рюминым альманахе «Северная звезда» будут напечатаны новые стихи Пушкина и Дельвига (возможно, слухи распускал он сам, чтобы привлечь читательское внимание). 24 декабря 1828 Дельвиг и П. А. Плётнев (доверенное лицо отсутствовавшего в Петербурге Пушкина) обратились с официальными прошениями в Санкт-Петербургский цензурный комитет запретить печатать «какие-то стихи» под их именами, т.к. они ему ничего не давали. Эта статья с нападками стала ответом[1]:с.422.
  5. Парафраз из заметки Пушкина <О журнальной критике> в «Литературной газете» 11 января 1830.

Примечания[править]

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Е. О. Ларионова. Примечания [к статьям изданий, указанных на с. 328] // Пушкин в прижизненной критике, 1828—1830.
  2. 1 2 3 4 Пушкин в прижизненной критике, 1828—1830 / Под общей ред. Е. О. Ларионовой. — СПб.: Государственный Пушкинский театральный центр, 2001. — 576 с. — 2000 экз.
  3. 1 2 3 4 Северная звезда. — СПб., 1829 (вышла ок. 11 июля). — С. 280-291.
  4. Северный Меркурий. — 1830. — № 56 и 57 (9 и 12 мая). — С. 223, 227.
  5. 1 2 Т. И. Краснобородько. Примечания к Приложению 1 // Пушкин в прижизненной критике, 1828—1830. — С. 498.
  6. С. Б. Федотова. Примечания к статье Сомова // Пушкин в прижизненной критике, 1828—1830. — С. 430-1.
  7. Сноска И. С. Зильберштейна // А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников. — М.: Федерация, 1929. — С. 42.
  8. 1 2 3 Пушкин в прижизненной критике, 1831—1833. — СПб.: Государственный Пушкинский театральный центр, 2003. — С. 35-36, 317, 323, 339.
  9. [Ф. Булгарин]. «Евгений Онегин», роман в стихах, глава VII // Северная пчела. — 1830. — № 35, 22 марта.
  10. Московский телеграф. — 1829. — Ч. 28, № 14. — С. 220.
  11. Петербургский старожил В. В. // Русский вестник. — 1871. — № 9. — С. 254-5.
  12. Северная пчела. — 1829. — № 1 (1 января).