Червь честолю́бия(книжн.) — устойчивое метафорическое сочетание, означающее навязчивую и отрицательно коннотируемую внутреннюю рефлексию по отношению к собственному социальному статусу или служебному положению: славе, почёту, уважению окружающих; некое угнетённое или беспокойное состояние, при котором мучает желание занять более высокое положение, добиться преклонения. Как правило, выражение употребляется как речевой трафарет со следующими глаголами, означающими разную силу и остроту чувства: грызёт, гложет, зашевелился, точит, шевелится или сосёт.
Выражение «червь честолюбия» не только родственно, но и прозводно от более употребимого «червя сомнения», а также почти синонимично червю тщеславия. По структуре также представляет собой устойчивую речевую конструкцию, метафору формульного типа, употребление которой отличается очень большой степенью стереотипности. Как правило, все различия употребления связаны только с контекстом и сопутствующим глаголом действия. Случаи вторжения в структуру метафоры редки и представляют собой словесную или смысловую игру концептуального характера, изредка как производное встречается «змея честолюбия» или «змея тщеславия».
...связь его с Карениной, придав ему новый блеск, успокоила на время точившего его червя честолюбия, но неделю тому назад этот червь проснулся с новою силой...[3]
То же испытал на себе и Потёмкин. Червь честолюбия грыз ему сердце. При его страшной гордости всякое предпочтение, оказанное другому, приводило его в бешенство.[4]
— Василий Огарков, «Григорий Потемкин. Его жизнь и общественная деятельность», 1892
Доклады были очень интересные, но большей частью чувствовал себя препогано ― грызёт меня червь честолюбия. <...> Да и понятно ― я ведь ничего не сделал и вернусь в Россию, не написав ни одной работы.[5]
Мне, как и многим моим сверстникам, не раз приходилось наблюдать, как делают карьеру администраторы в нашей системе. <...> Ну, во-первых, было видно, что его съедает червь честолюбия, он ползет вверх неуклонно, не смущаясь никакими сомнениями...[6]
Здесь мог бы он <Аракчеев>, при наступившей старости, благополучно и в почёте довершить свое земное существование, пользуясь теми отличиями, которые и теперь еще часто оказывались ему от царских щедрот, и при таких доходах, которые несравненно превышали все его потребности; но честолюбие ― такой червь, который никогда не умирает в отчужденном от Бога смертном, и к этому еще присоединилось болезненное опасение, при всем своем избытке, умереть с голоду. Словом, он влачил жалкое существование и умер непримирённый с собою, без утешения и отрады; ни единая слеза сострадания не омочила его смертного одра.[2]
С другой стороны, время, в которое жил Потемкин, богатое «авантюрами», создававшими из ничтожества могущественных вельмож, а также и классическая литература с ее знаменитыми героями, любителем которой был Гриц с детства, все это могло распалять в кипучем уме мальчика честолюбивые стремления. Многие свидетельства современников указывают на этого червя честолюбия, который с юности грыз «великолепного князя Тавриды». То ему нравится и влечет к себе величие архиерейского служения, блеск и поклонение: он желает быть архиереем. То ему хочется быть министром и военачальником. <...>
Однако жизнь, хотя и исполненная внешнего блеска и могущества, но не согретая плодотворным, созидательным и благородным стремлением к определенной цели; жизнь, не освещенная теплым отношением к ближнему; существование, главным стимулом которого является честолюбие, ― такая жизнь не способна удовлетворять натуры недюжинные. То же испытал на себе и Потёмкин. Червь честолюбия грыз ему сердце. При его страшной гордости всякое предпочтение, оказанное другому, приводило его в бешенство. Хотя он и был могущественным человеком, но и его пугала порой мысль о возможности изменения его положения. Не зная удержу своим страстям и удовлетворяя все желания, изведав все, что только можно было в области материальных благ, он испытал страшную скуку пресыщения.[4]
— Василий Огарков, «Григорий Потемкин. Его жизнь и общественная деятельность», 1892
10 июля 1928 года. Гёттинген.
Был на съезде в Киле. Доклады были очень интересные, но большей частью чувствовал себя препогано ― грызет меня червь честолюбия. Молодые (и старые) знаменитости меня в свою компанию не принимают ― не то что в Голландии. Да и понятно ― я ведь ничего не сделал и вернусь в Россию, не написав ни одной работы. А я смущаюсь и, если ко мне прямо не обращаются, держу рот закрытым.[5]
― Я пригласил вас согласно вашему газетному объявлению. Скажите, что заставляет вас искать места на двести рублей, ― материальная зависимость или иные, быть может, побуждения?
― Нет, ваше сиятельство, ― пролепетал я, ― материально я независим, но, сознаюсь вам откровенно, что червь честолюбия меня усиленно точит.
― Я так и думал, ― сказал он мне. ― Ну что же, честолюбие в меру ― черта скорее симпатичная и, во всяком случае, естественная в молодом человеке.[7]
Мне, как и многим моим сверстникам, не раз приходилось наблюдать, как делают карьеру администраторы в нашей системе. Ведь человек не сразу оказывается на самом верху. Ну, во-первых, было видно, что его съедает червь честолюбия, он ползет вверх неуклонно, не смущаясь никакими сомнениями относительно своих способностей и полезности своего выдвижения наверх. Но желающих много, а пробиваются наверх немногие. Тут имеет место некий неформальный отбор.[6]
Борис снова замолчал и, отдохнув немного, сказал:
― Бояре, поучайтесь! Если червь честолюбия закрадется в сердце ваше, помыслите о гробе, о могиле, о смертном одре царя Бориса!.. Страшно предстать пред судью всеведущего, неумолимого! ― Борис перестал говорить и закрыл глаза.[1]
Он чувствовал, что это независимое положение человека, который все бы мог, но ничего не хочет, уже начинает сглаживаться, что многие начинают думать, что он ничего бы и не мог, кроме того, как быть честным и добрым малым. Наделавшая столько шума и обратившая общее внимание связь его с Карениной, придав ему новый блеск, успокоила на время точившего его червя честолюбия, но неделю тому назад этот червь проснулся с новою силой. Его товарищ с детства, одного круга, одного богатства и товарищ по корпусу, Серпуховской, одного с ним выпуска, с которым он соперничал и в классе, и в гимнастике, и в шалостях, и в мечтах честолюбия, на днях вернулся из Средней Азии, получив там два чина и отличие, редко даваемое столь молодым генералам. Как только он приехал в Петербург, заговорили о нем как о вновь поднимающейся звезде первой величины.[3]
↑ 12Ф.В.Булгарин, «Димитрий Самозванец»: Ист. роман. — Вологда: ПФ «Полиграфист», 1994 г.
↑ 12Аракчеев: Свидетельства современников. — М.: Новое литературное обозрение, 2000 г.
↑ 12Толстой Л. Н., «Анна Каренина». — М.: Наука, 1970 г. — стр. 673
↑ 12В. В. Огарков. Григорий Потемкин. Его жизнь и общественная деятельность. С портр. Потёмкина. — СПб.: тип. Ю. Н. Эрлих, 1892 г. — 80 с. — (Жизнь замечательных людей. Биограф. библиотека Ф. Павленкова).
_(17584271483).jpg)
.svg){kind=logo}
