Трофим Денисович Лысенко

Трофим Денисович Лысенко

Статья в Википедии

Медиафайлы на Викискладе

Трофи́м Дени́сович Лысе́нко (17 (29) сентября 1898 — 20 ноября 1976) — советский агроном и биолог, лжеучёный. Академик ВАСХНИЛ (1935), академик АН СССР (1939).

С середины 1930-х — один из главных организаторов разгрома советской генетики, политических репрессий по отношению к научной школе Николая Вавилова. Эту его и сторонников деятельность с идеями и лозунгами псевдонаучной «мичуринской агробиологии» (которую он основал) позже назвали «лысенковщиной».

Цитаты

Лично меня, отдавшего всю свою жизнь развитию прогрессивного мичуринского направления, <…> в каких только грехах не обвиняют. Клевещет каждый, кому только охота, причём многие из них не читали ни одной моей научной работы и в то же время обвиняют меня в развале биологической науки. Обвиняют меня также в уголовных преступлениях. С полной ответственностью заявляю, что всё это абсолютная клевета. До сих пор эту клевету распространяли, хотя и в широком масштабе, но так сказать, неофициально, как говорится, за углами. АН СССР как организация официально к этому делу была непричастна. Теперь же с голословным обвинением выступили уже на большом официальном собрании учёных — на сессии АН СССР. Этим теперь АН СССР показала, что тому, кто будет развивать науку в плане теоретических биологических положений, выдвинутых академиком Т. Д. Лысенко, тому нет места в рядах академиков АН СССР. Иначе зачем при обсуждении кандидатуры в академики Н. И. Нуждина выдвинутые против него обвинения связали с академиком Лысенко. Это только для того, чтобы наглядно показать, что кто в своей биологической работе разделяет научные взгляды академика Лысенко, тому будет создана такая же небезупречная научная репутация, какую недруги науки пытаются создать академику Лысенко. Всё это крайне мешает моей научной работе и подорвало моё здоровье. Поэтому по состоянию здоровья я отказался от выполнения обязанностей директора Института генетики АН СССР. Об этом я неоднократно заявлял президенту, академику М. В. Келдышу, и просил его назначить нового директора Института генетики. Теперь у меня является настойчивая мысль — стоит ли, полезно ли для биологической науки и колхозно-совхозной практики моё пребывание в составе академиков АН СССР.

— письмо Н. М. Сисакяну начала июля 1964

	Я заявляю, что мы никогда не использовали и не собираемся использовать какие-либо идеи и методы молекулярной биологии. Я бы хотел посоветовать всем биологам, растениеводам, животноводам и студентам Советского Союза не использовать эти методы, поскольку они лишь тормозят развитие теоретической биологии.
	— письмо Н. П. Дубинину, 1974

1930-е

Пока в дело селекции не впутаются, не возьмутся колхозники, с этим делом не будет ладно. Многие учёные говорили, что колхозники не втянуты в работу по генетике и по селекции потому, что это очень сложное дело, для этого необходимо окончить институт. Но это не так. Вопросы селекции и генетики на основании теории развития растений (теория яровизации), которая разработана советской наукой на колхозных полях, ставит теперь по-иному. <…> Колхозная инициатива в этом деле необходима, без этого у нас будут только селекционеры-специалисты, кустари-одиночки.:с.129 <…> Вредители-кулаки встречаются не только в вашей колхозной жизни. Вы их по колхозам знаете хорошо. Но не менее они опасны, не менее они закляты и для науки. Немало пришлось кровушки попортить во всяческих спорах с некоторыми так называемыми учёными по поводу яровизации, в борьбе за её создание, немало ударов пришлось выдержать в практике. Товарищи, разве не было и нет классовой борьбы на фронте яровизации? В колхозах были кулаки и подкулачники, которые не раз нашёптывали крестьянам: «Не мочи зерно. Ведь так семена погибнут». Было такое дело, были такие нашёптывания, такие кулацкие вредительские россказни, когда вместо того, чтобы помогать колхозникам, делали вредительское дело и в учёном мире, а классовый враг — всегда враг, учёный он или нет.:с.105

— речь на Втором съезде колхозников-ударников

	Наша первая задача — освоить богатейшее научное наследие Мичурина, величайшего генетика. <…> А мы в первую голову требуем, сколько прочёл иностранных книжек.:с.104
	— слова на заседании президиума ВАСХНИЛ, 17 июня 1935

Я, товарищи, должен тут прямо признаться перед Иосифом Виссарионовичем Сталиным, что, к моему стыду, Дарвина по-настоящему не изучал. Я кончил советскую школу, и я не изучал, Иосиф Виссарионович, Дарвина. Обычно из Дарвина помнят только то, что человек произошёл от обезьяньего предка…:с.122

Или я, или Вавилов. Пусть я ошибаюсь, но одного из нас не должно быть.:с.133 — по словам аспиранта Донского на профсоюзном собрании в ВИРе 8 мая 1937

Формальная генетика — менделизм-морганизм — не только тормозит развитие теории, но и мешает такому важному делу для колхозно-совхозной практики, как улучшение сортов растений и пород животных.:с.134

Для того, чтобы получить определённый результат, нужно хотеть получить именно этот результат; если Вы хотите получить определённый результат, Вы его получите.:гл.X — трюизм фальсификаторов

Мне нужны только такие люди, которые получали бы то, что мне надо.:гл.X

Я только работаю, а философию мне Презент накручивает.:с.134

1940-е

	Вавилов. [Биохимики пока не выучились распознавать сортовые и видовые различия по белку.] Отличить чечевицу от гороха по белку мы до сих пор не умеем. Лысенко (с места). Я думаю, что каждый, кто возьмёт на язык, отличит чечевицу от гороха. Вавилов. Мы не умеем различить их химически. Лысенко. А зачем уметь химически отличать, если можно языком попробовать?:с.165
	— сессия ВАСХНИЛ, 19-21 января 1940

	Эта сессия — яркое свидетельство силы и мощи мичуринского учения. <…> Настоящая сессия показала полное торжество мичуринского направления над морганизмом-менделизмом. Данная сессия поистине является исторической вехой развития биологической науки. <…> ЦК партии рассмотрел мой доклад и одобрил его. (Бурные аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают.):с.263
	— заключительная речь на сессии ВАСХНИЛ, 7 августа 1948

Если в биологической науке произошёл коренной поворот, то разве не ясно, что произошёл он только потому, что за советские годы наша партия и лично товарищ Сталин воспитали кадры мичуринцев, накопили прогрессивные силы биологической науки?! Именно это дало нам возможность под руководством партии поставить биологическую науку с головы на ноги. Доказательством происшедшего поворота является хотя бы то, что наконец получил все права гражданства основной закон живой природы — наследование приобретаемых растениями и животными признаков. Этот закон природы не признавался официальной биологической наукой на протяжении всей её истории. В биологии считалось ненаучным даже ставить разработку этого вопроса, а теперь в нашей науке, советской науке, признается не только теоретическая возможность наследования приобретенных признаков, но и необходимость их наследования, и признаётся не потому, что так захотелось кому-то, а потому, что таков закон живой природы. Тем самым борьба на биологическом фронте за юридические права настоящей, подлинной науки, можно сказать, закончилась.

— заключительная речь на торжественном заседании в Доме учёных АН СССР по случаю своего 50-летия, 2 октября 1948

1950-е

Только непонимающие люди, и к их числу приходится относить гистологов и цитологов, <…> не задумывались над тем, каким путём получается яйцеклетка. <…> Разве, например, гусиное яйцо — это клетка? Поэтому не зря называют его яйцеклеткой. <…> Хромосома из хромосомы, ген из гена — это чепуха. До сих пор многие думали, что рожь получается всегда из ржи, свинья — от свиньи, овца — только от овцы. <…> Михайлова взяла кочан капусты и пять лет этот кочан «мучила», зимой в теплице, летом в поле, не давала ему яровизироваться, не давала цвести, одним словом, как у нас называется, расшатала совсем наследственность у этого кочана. Затем подвергла воздействию холода. Когда он зацвёл и дал семена, она взяла семена, рассаду высеяла и получила почти все разнообразие форм, которое мы имеем у крестоцветных. Получила кочанную капусту, цветную, брюссельскую и репу. <…> Никогда мичуринское учение не ставило своей целью получить самопроизвольное зарождение жизни, и я не советую никому этим заниматься. Произвола в природе нет, поэтому самопроизвольного зарождения и раньше не было, а самозарождение было в природе и есть сейчас на каждом шагу.

— речь на совещании по проблеме живого вещества (О. Б. Лепешинской), 23 или 24 мая 1950

	Развитие из яйцеклетки целого организма, не допуская зарождения клеток из неклеточного вещества, невозможно.
	— 1952

	Я всегда считал академика Вавилова учёным мирового значения. [Наши споры носили сугубо специальный характер] и имели целью выяснение научных истин в области биологии.:с.265
	— письменный ответ на запрос Главной военной прокуратуры СССР по делу Вавилова, весна 1955

О Лысенко

• см. Марк Поповский, «Дело академика Вавилова», 1980

У крестьян торжественные лица. Поле всё зарёй освещено. В землю, за колхозною станицей, хлебное положено зерно. <…> Сто полков его оберегают, сто народов на него глядят. Спит оно в кубанской колыбели. Как отец, склонился над зерном в куртке, перешитой из шинели, бледный от волненья агроном. Он осторожно приблизил лицо к отполированной трубе уходящего в землю микроскопа, посмотрел в окуляр. Увеличенное в сто раз зерно не помещалось в окуляре. Лысенко покрутил колёсико фокусировки. Изображение стало чётким, на бугристой желтовато-коричневой поверхности зерна обозначились ровные строчки сталинской статьи «Аграрная политика в СССР».

— Владимир Сорокин, «Норма», 1983

	Когда Лысенко воцарился, он разогнал всех вейсманистов-морганистов. Сталин сказал: «Неправильно, это опять монополия». Лысенко страшно испугался. У Маленкова был разговор со Столетовым на эту тему <…> в 1952 г. Но назревал XIX съезд, этим некогда было заниматься. И всё отложилось. <…> А Хрущёв из ненависти к Сталину, из любви к мужикам решил возродить Лысенко.
	— Александр Александров, интервью

1920-е

Лысенко решает (и решил) задачу удобрения земли без удобрений и минеральных туков, обзеленения пустующих полей Закавказья зимой, чтобы не погибал скот от скудной пищи, а крестьянин-тюрк жил зиму без дрожи за завтрашний день. <…> У босоногого профессора Лысенко теперь есть последователи, ученики, опытное поле, приезжают светила агрономии зимой, стоят перед зелёными полями станции, признательно жмут ему руку. <…> Если судить о человеке по первому впечатлению, то от этого Лысенко остаётся ощущение зубной боли — дай бог ему здоровья, унылого он вида человек. И на слово скупой, и лицом незначительный, — только и помнится угрюмый глаз его, ползающий по земле с таким видом, будто, по крайней мере, собрался он кого-нибудь укокать.:гл.I

— Виталий Федорович, «Поля зимой»

Длинный, худой, весь постоянно выпачканный землёй. Кепку надевает одним махом, и она всегда у него торчит куда-то вбок. Словом, полное пренебрежение к себе, к своей наружности. Спит ли вообще — неизвестно, мы выходим на работу — он уже в поле, возвращаемся — он ещё там. Всё время копается со своими растениями, все время с ними. К ним он очень внимателен. Знает и понимает их вообще прекрасно, кажется, умеет разговаривать с ними, проникает в самую душу их. Растения у него «хотят», «требуют», «любят», «мучаются». <…> Это настоящий творческий ум, новые оригинальные идеи так и прут из него. <…> Он всегда в своей работе, энтузиаст отчаянный. Наблюдателен невероятно. <…> Многое из того, что мы проходили в институте, например о генетике, он считает «вредной ерундой» и утверждает, что успех в нашей работе зависит от того, как скоро мы сумеем всё это забыть, «освободиться от этого дурмана». <…> [По этому поводу друзья даже шутили]: «Лысенко уверен, что из хлопкового зерна можно вырастить верблюда, а из куриного яйца — баобаб…»:с.89-90

— Донат Долгушин, письмо родным, декабрь 1928

Главнейшей заслугой Лысенко я считаю то, что достижения теоретической науки он сумел непосредственно применить в практической жизни. И Гасснер, и мы, будучи физиологами, а не агрономами, не шли дальше лабораторных опытов. Холодное проращивание казалось нам слишком простым приёмом, чтобы он мог получить непосредственное применение в полевом хозяйстве. <…> Лысенко крайне упростил предварительную обработку семян, упростил настолько, что она стала доступной даже для рядового крестьянского хозяйства. А это, конечно, нельзя не признать крупнейшим достижением.:гл.I

— Николай Максимов

1930-е

	То, что сделал Лысенко, и то, что он делает, представляет совершенно исключительный интерес…:с.96
	— Николай Вавилов, письмо И. Г. Эйхфельду конца 1931

Замечательное открытие, сделанное Т. Д. Лысенко из Одессы, открывает новые огромные возможности для растениеводов и генетиков, работающих над индивидуальными вариантами. <…> Это открытие даёт нам возможность использовать в нашем климате для выращивания и для работы по генетике тропические и субтропические растения. <…> Это создаёт возможность расширить масштабы выращивания сельскохозяйственных культур до небывалого размаха.:с.96

— Николай Вавилов, речь на VI Международном генетическом конгрессе (в США), весна 1932

	Лысенко — осторожный исследователь, талантливейший, его эксперименты безукоризненны.:с.104
	— Николай Вавилов, доклад на заседании президиума ВАСХНИЛ, 17 июня 1935

У меня сложилось такое представление, что Лысенко плохо знает содержание науки. <…> У него не хватает эрудиции. Этой эрудицией ему помогает Презент, который тоже не знает физиологии, но в последнее время интересуется ею. Получается комбинация, синтез, который дал, с одной стороны, интересную мысль, с другой стороны, пестрит рискованными местами. Поскольку пресса подхватывает некоторые утверждения Лысенко — Презента, они приобретают, с моей точки зрения, угрожающий характер.:с.103

— Михаил Завадовский, слова там же

	Академик Лысенко потребовал на заседании коллегии единовластия в сельскохозяйственной науке; права ликвидировать всё, что не совпадает с его научными взглядами или чего он не понимает.:с.141
	— Абрам Иоффе, письмо А. А. Андрееву, 1939

	Один человек не может подменить собой науку. Если это произойдёт, мы отстанем от мировой биологии минимум на пятьдесят лет.:с.161
	— Николай Вавилов, 1939

1940-е

	Высокое административное положение Т. Д. Лысенко, его нетерпимость, малая культурность приводят к своеобразному внедрению его, для подавляющего большинства знающих эту область, весьма сомнительных идей, близких к уже изжитым наукой (ламаркизм). Пользуясь своим положением, т. Лысенко фактически начал расправу со своими идейными противниками.:гл.X
	— Николай Вавилов, письмо И. А. Бенедиктову начала 1940

После проведения Т. Д. Лысенко в директора Института генетики АН СССР <…> из этого института удалены (или ушли сами) почти все ценные работники <…>. Программа, представленная новым директором Института генетики, обнаруживает поразительную скудость мысли — никакой генетики там нет, одна элементарная агротехника, то же проталкивание поздних посевов картофеля на площади в 300.000 га… те же «опыты» с осенним посевом клевера, то же разрезание корней кок-сагыза — полное дублирование Наркомзема по агротехнике.:с.215 <…> В роли Президента Ленинской Академии Т. Д. Лысенко явился дезорганизатором её работы; Академия, собственно говоря, не существует — есть командир-президент и послушный ему аппарат. Собраний академиков для обсуждения научных вопросов никогда не бывает, выборы академиков не производятся. <…> Президент говорит: «Зачем мне новые академики, когда я и с этими не знаю, что делать?»:с.293

— Дмитрий Прянишников, письмо Л. П. Берии марта 1941

Публикация такой книги, как «Наследственность и изменчивость», подорвала бы репутацию советской науки, то следует принять меры, чтобы книга эта за границу не попала. <…> Книга Лысенко полна погрешностей против элементарных понятий естествознания, так, в ней отрицается закон постоянства вещества, установленный Лавуазье, в ней высказывается убеждение, что не только каждая капелька плазмы (без ядра), но и каждый атом и молекула сами себя производят. Видно, что автору неизвестны различия между атомом, молекулой и капелькой плазмы!:с.259

— Дмитрий Прянишников, письмо в президиум АН СССР, 1946

	Выступление Трофима Денисовича на съезде генетиков 1929 года <…> было его первой встречей с противником, из которой ему стало ясно, что в этой борьбе ему надо действовать иными путями.:с.92
	— Юрий Долгушин, «У истоков новой биологии», 1949

1950-е

	Веселей играй, гармошка, Мы с подружкою вдвоём Академику Лысенко Величальную поём. Он мичуринской дорогой Твёрдой поступью идёт, Морганистам, вейсманистам Нас дурачить не даёт.:с.248
	— А. Сальников, колхозная запевка

МИЧУРЕНКО. Дядя Психов, знаете, я сделал великое изобретение? Равное великой мечте — сплавляемому кедру. Я вывел новый вид кактуса, скрещенный с коровой, у которого соски вместо шипов. Сейчас его доят здесь у ворот. ЭТОНЕСОВЕТИДЗЕ. Не может быть, а что доят? МИЧУРЕНКО. Кактусовый сок. ЭТОНЕСОВЕТИДЗЕ. А пить можно? МИЧУРЕНКО. Ну, он ещё немного воняет, но пить можно. Впрочем, это пока ещё социализм. Увидите, что будет делаться при коммунизме. ЭТОНЕСОВЕТИДЗЕ. А на что вы опирались, товарищ научный работник? Не на гнилую ли буржуазную науку? МИЧУРЕНКО. Тьфу-тьфу. Опирался на Лысюрина. О, мы, советские агробиологи, мы можем всё. Всё можно, что невозможно, только вместе с Марксом и Энгельсом. (Громкие одобрительные возгласы.) А ты, дядя Психов, что так грустно смотришь? Ах, ты, может, сомневаешься в прогрессивном кактусе? ЭТОНЕСОВЕТИДЗЕ. Ваш дядя запятнал себя низкопоклонством. МИЧУРЕНКО. <…> Какой дядя? Кто? ЭТОНЕСОВЕТИДЗЕ. Вот этот, Дем Психов-Бартулыхтимушенко, до сегодняшнего дня директор завода по производству гашёной соды. МИЧУРЕНКО. Шутки. Какой дядя? Чей дядя? Может, мой? Не знаю этого господина, то есть этого товарища. И вообще я только в шутку иногда называл этого типа дядей, но мне всегда казалось, что у него во взгляде есть что-то злое, от космополита, от реакции и, спаси Господи, от контрреволюции. Ну, я пойду, а то кактус ослабеет.

— Станислав Лем, «Низкопоклонство», 1951

После семи лет безраздельного господства Т. Д. Лысенко, которому были предоставлены невиданные в истории науки возможности для работы, стала совершенно ясной методическая порочность и недоброкачественность работ, <…> положенных в основу [ускоренных] приёмов выведения новых сортов. <…> Многолетняя деятельность Т. Д. Лысенко в роли руководителя сельскохозяйственной науки нашей страны имела и другие весьма серьёзные отрицательные последствия для народного хозяйства, кроме указанных выше. Им в значительной мере дезорганизована вся сельскохозяйственная наука, запутана система семеноводства и опытного дела, научные основы агрономии заменены широко рекламируемыми, но невыполняемыми обещаниями, причём каждое новое предложение по существу является способом замаскировать провал предыдущего и избежать ответственности за него перед государством. Дезорганизация сельскохозяйственного опытного дела и его методических основ, происшедшая в результате деятельности Т. Д. Лысенко и его сторонников, имеет далеко идущие последствия для нашего сельского хозяйства. <…> Взамен современного дарвинизма Т. Д. Лысенко выступил со средневековой, позорящей советскую науку теорией «порождения видов». <…> Он и его сподвижники <…> договорились до таких утверждений, что подсолнечник превращается в заразиху, сосна — в ель, рожь — в костёр и т. д. Т. Д. Лысенко публично утверждал, <…> что при питании различных видов птиц мохнатыми гусеницами эти птицы откладывают яйца кукушки; в планы учреждений включались такие анекдотические темы, как изучение превращения органов клещей в органы мух (дрозофилы) <…>. Мы так много говорим о проблемах дарвинизма и генетики потому, что тяжёлое положение в этих разделах биологии отрицательно сказывается на всех биологических дисциплинах. <…> в результате деятельности Т. Д. Лысенко у нас не оказалось гибридной кукурузы, доходы от внедрения которой, по данным американцев, полностью окупили все их затраты на изготовление атомных бомб. <…> Августовская сессия ВАСХНИЛ 1948 г. была организована под лозунгом — приблизить науку к решению насущных вопросов <…>. К глубокому сожалению, всё то конкретное содержание, которое Т. Д. Лысенко и его сторонники вложили в работу сессии, и вся их дальнейшая деятельность не только не соответствуют задачам, стоящим перед нашей наукой, но в корне противоречат ей. Сессия прошла в обстановке раболепия перед Т. Д. Лысенко, культа Т. Д. Лысенко и в духе зазнайства, нигилизма и голого отрицания всех достижений зарубежной науки и лучших традиций отечественной науки. Поэтому августовская сессия привела не к расцвету советской биологии и агрономии, а к их упадку, к ликвидации ряда областей науки и к фальсификации многих её разделов (генетика, цитология, эволюционное учение и др.), к установлению аракчеевского режима в его худшей форме. <…> Богатую пищу антисоветской пропаганде дали многочисленные поездки за границу сторонников Лысенко в качестве «представителей» советской науки. <…> Следовательно, осуждение деятельности Т. Д. Лысенко как человека, нанесшего огромный ущерб науке и народному хозяйству СССР, не только является важнейшей предпосылкой подъёма советской биологии и агрономии, но и имеет большое международное значение.

— «Письмо трёхсот», 1955

	Некоторые учёные, и в том числе физики, считают Лысенко обманщиком. Постороннему человеку трудно решить, является ли он только невежественным человеком, упрямцем, не признающимся в ошибке, или же прямо преступным обманщиком. Первое мы знаем, о втором можем догадываться, третье думают многие, в том числе в Советском Союзе.:с.259
	— Оке Густафссон, «Русская генетика идёт новыми путями»

1960-е

	Из судьбы Лысенко человечество извлечёт, очевидно, тот же урок, что можно извлечь из всякого другого примера научной цензуры. Цензура может на некоторое время скрыть, замаскировать, но она не способна полностью разрушить лицо истины.:с.270
	Perhaps mankind can learn from Lysenko's fate what it should have learned from the history of the censorship of science. Censorship can mask, but not destroy, the face of truth.
	— Барри Коэн, «Падение Лысенко»

	Покончено с позорившим нашу страну чучелом Лысенко.
	— Вениамин Каверин, речь на заседании бюро творческого объединения прозы московской писательской организации Союза писателей РСФСР 16 ноября 1966

	Николай Иванович сам втягивал Лысенко на высоту. Вот как-то раз я была на научном заседании в тридцать четвертом году, когда Николай Иванович говорил: «Мы сейчас попросим [выступить], есть такой молодой человек, подающий большие надежды, учёный Лысенко». Лысенко себя тогда уже держал так, что мы не выдержали и сказали Николаю Ивановичу — это страшно, зачем он так его тянет кверху.:с.98
	— Лидия Бреславец, интервью А. Г. Хлавне, 1967

1970-е

	Что он действительно очень хорошо выучил — если только это не было даром его генов — так это искусство саморекламы. В 1927 году, <…> работая на захолустной исследовательской станции, он смог получить поддержку от самой «Правды». <…> Зимнее культивирование гороха, разумеется, в последующие годы не подтвердилось. Оно стало первым в длинной серии сенсационных триумфов, отмечавшихся в газетах какое-то время, в конечном итоге забывавшихся публикой и тщательно игнорировавшихся лысенковцами. Но мастерское общение молодого человека с журналистами, его умение использовать газеты для свершения научных открытий большой практической важности <…> стало постоянной чертой всей карьеры Лысенко <…>. Репортёр 1927 года признался, что он <…> не понял «научные законы», с помощью которых босоногий учёный быстро решил свою проблему, без проб и ошибок. Но он передал популярное объяснение Лысенко: «Каждое растение нуждается в определённом количестве тепла. Если всё измерить в калориях, тогда проблема (кормовых культур) для зимних полей может быть решена на маленьком старом клочке бумаги!» Что Лысенко имел в виду под этим «определённым количеством тепла», было выражено в его первой большой статье, опубликованной в 1928 г. Выражено это было в градусо-днях, а не в калориях, что повысило уровень статьи с неграмотного до полуграмотного. Пытаясь скоррелировать время и количество тепла, требуемое данному виду растения для прохождения фаз развития <…> он сделал примитивную ошибку в статистическом обосновании и почти не уделил внимания урокам, выученным предыдущими исследователями этой проблемы. Его вежливо, но настойчиво критиковал Н. А. Максимов, мировой лидер в исследовании термических факторов развития растений, который смог найти лишь одно или два достоинства в топорной, неуклюжей статье Лысенко.
	What he did learn very well — unless it was mainly the gift of his genes — was the art of self-advertisement. In 1927 <…> working at an obscure experiment station in Azerbaidjan, he managed to get a boost from Pravda itself. <…> The winter crop of peas evidently did not prove itself in succeeding years. It became the first of a long series of sensational triumphs, celebrated for a while in the newspapers, ultimately forgotten by the public, and carefully ignored by the Lysenkoites. But the young man's masterful way with journalists, his skill at using newspapers to make scientific discoveries of great practical importance <…> would be a constant feature of Lysenko's entire career <…>. The reporter of 1927 confessed that he <…> did not understand "the scientific laws" by which the barefoot scientist had quickly solved his problem, without trial and error. But he passed on Lysenko's popular explanation; "Every plant needs a determinate amount of heat. If all are measured in calories, then the problem of [a fodder crop for] winter fields can be solved on a little old scrap of paper!"88 What Lysenko meant by this "determinate quantity of heat" was spelled out in his first major article, published in 1928. It was spelled out in degree-days rather than calories, which raised the article from the illiterate to the semiliterate level. Trying to correlate the time and the heat that a given variety of plant requires to go through its phases of development <…> he made a primitive error in statistical reasoning, and he paid almost no attention to the lessons learned by previous investigators of this problem. He was courteously but firmly set straight by N. A. Maksimov, a world leader in the study of thermal factors in plant development, who could find only one or two minor merits in Lysenko's clumsy article.
	— Дэвид Журавский, «Дело Лысенко»

	Допустим, что процессов над отечественными эсэсовцами из ГУЛАГа и МВД из-за того, что может вскрыться, проводить не хотят. Но расстрелять Лысенко и Презента следовало бы. Потеряв в застенках 10 000 000 жизней своих соотечественников, страна могла бы позволить себе добавить к ним ещё двух негодяев, не нашедших в себе мужества покончить с собой.:гл.XI
	— Леонид Кербер

2000-е

	… Лысенко всю отечественную биологию поставил на карачки, тридцать с лишним лет занимался глупостями и при этом не только развалил всю нашу биологическую науку, но ещё и вытоптал всё окрест, уничтожив (физически, с помощью НКВД) всех лучших генетиков СССР…
	— Борис Стругацкий, Off-line интервью, 14 июня 2000

… до войны Сталину понравился чем-то похожий на него (а внешне — на Гитлера) провинциальный агроном Трофим Лысенко, из породы фантастов, решивших подчинить природу нашей коммунистической партии. Таких в то время было немало <…>. Лысенко вернул к жизни поеденную молью теорию давно умершего Ламарка <…>. Нам, марксистам-фантастам, теория Лысенко была мила. Ведь под руководством партии мы можем менять даже биологическую суть живых организмов! Такого сюжета фантасты так и не написали. <…> Совхоз «Горки Ленинские» был очень важен для Лысенко: там находилось стадо коров, с помощью которого он намеревался вернуть себе былое могущество. Потому что, если применить к коровам весь комплекс лысенковских открытий, то можно поднять содержание масла в молоке в несколько раз и добиться того, чтобы коровы давали не молоко, а сливки. Шутки в сторону! Это самая настоящая суровая фантастика нашей жизни. Совхоз «Горки Ленинские» превращал молоко в сливки. Внутри животных. С помощью внутривидовой дружбы и взаимопомощи, селекции и яровизации. <…> В Средней Азии влияние марксистских идей Лысенко чувствовалось меньше, чем в России. Мы словно вырвались из фантастической страны, где рожь превращается в пшеницу [и т. п.]

— Кир Булычёв, «Как стать фантастом. Записки семидесятника», 2003

См. также

• «Агробиология» — авторский сборник работ 1935—1952 годов